Страдания юного Зингера. Рассказы разных десятилетий - Виктор Андреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Просыпаюсь с тяжелой головой, хмурый, сердитый на весь белый свет.
Мне надо позвонить. Я сажусь к телефону, набираю номер — занято. Потом — снова занято. Потом — никто не подходит. Потом — опять занято…
О, бесконечный телефонный сон двадцатого столетья…
Тема и вариации
— Эй, мальчик! — кричит мне бородатый мужчина. — Да, это я тебе. Именно тебе. Иди-ка сюда.
В парке, недалеко от моего дома, снимают какое-то кино. Я, двенадцатилетний подросток, — один из толпы зевак. И меня, меня выделили из этой толпы!
Подхожу к бородатому мужчине. Тот продолжает командовать (говорит со мной так, словно я — марионетка):
— Встань вот здесь, среди вороха разноцветных листьев. Хорошо. Ты мне подходишь. И одежда на тебе подходящая: старая, поношенная. В этой одежде снимать и будем. Мне нужно блеклое пятно. Играть ничего не надо. Стой спокойно на этом ворохе листьев. Не верти головой. Лучше опусти ее. Печально. Вот так. Рта не открывай. Ты будешь пятном, просто пятном. Тебе понятно?
Мне все понятно. Я поворачиваюсь к нему спиной и, оскорбленный, ухожу.
Кто же не мечтает быть киноактером?! Вот вышел фильм — и к тебе тотчас пришла слава, тебя все узнают, все тебя любят, автографы просят! Быть актером!..
Но я никогда не соглашусь быть пятном!
— Эй, мальчик! Иди сюда!
Я радуюсь: меня пригласили в круг избранных.
— Так. Встань вот здесь. Мне нужно блеклое пятно. Ну-ка, сделай унылый вид! Чего ты улыбаешься?! Изобрази печаль. Ну! Печаль, а не радость. Какой ты бестолковый, однако. Сделай печальное лицо, сколько раз тебе повторять?! Все-таки осень. Так сказать, умиранье природы. А ты улыбаешься во весь рот. Ну-ка, повернись боком. Вполоборота. Нет, ну до чего же ты бестолков, Господи! У меня нет времени возиться с тобой. Простых вещей и то сделать не можешь! Свободен.
Я ухожу, едва ли не плача. Меня не взяли в актеры! А я так хотел! Так надеялся!
Никто не увидит меня на экране. И родители не будут мной гордиться! И в школе не лопнут от зависти…
Неужели я действительно — бездарь? А этот дядька бородатый, до чего он неприятный! Просто противный! Только и знает, что злиться да кричать. Прогнал меня на глазах у всех… опозорил…
Для чего мне жить?!
— Эй, мальчик! Иди сюда! Встань вот здесь. Так. Опусти голову, изобрази печаль. Всемирную скорбь. Отлично! Ты сделал все правильно. Ты не обиделся, что был просто блеклым пятном? Нет? Рад за тебя… Постой, не уходи. У меня есть в фильме эпизод. Для тебя. Будем снимать еще. И запиши мне свой телефон. Ты очень фотогеничен и понятлив. И талантлив. Это уж само собой разумеется. Из тебя выйдет толк, парниша. Верь мне, я уже давно живу и много чего повидал. Я обязательно приглашу тебя в свой следующий фильм. Жди и верь.
Ухожу, едва ли не лопаясь от счастья.
Я охотно поверил этому симпатичному бородачу…
И действительно, месяца через два в моей квартире раздался телефонный звонок.
Случайность обернулась судьбой.
— Эй, мальчик!..
Гость
Я был дома один. Сидел за столом у окна: делал уроки. Завтра контрольная по математике — надо было подготовиться… Но готовиться не хотелось. И я глядел больше в окно, чем в тетрадь и в учебник.
А за окном — небо! Облака! Солнце! Ветер! Свобода!
По улице шли люди — кто торопливо, кто степенно. Прошла девочка. Красивая!.. Но я не успел додумать: почему и насколько красивая? — зазвонил телефон.
Она!.. Счастливый я человек!
— Алло!
— Алло. Это ты, Толя? — Взрослый мужской голос.
— Да, — ответил я разочарованно.
— Здравствуй. Это с тобой дядя Леша говорит.
— Здравствуйте. Я вас узнал…
Наступило короткое молчание. Потом дядя Леша неопределенно и нерешительно спросил:
— А папы-мамы нет?
— Нет. Они еще на работе.
— Толя, а можно я к вам зайду сейчас? Я здесь неподалеку… Посижу, подожду родителей… Не помешаю?
— Да нет, что вы! Какой разговор?! Заходите.
Этой математикой проклятущей все равно заниматься не хотелось. Не о школе я думал.
Минут через пятнадцать дядя Леша (младший брат отца) пришел. Принес вафельный торт. Но был он какой-то встрепанный, озабоченный, растерянный… или потерянный, что ли… Походил по комнате, заглянул в мою тетрадь:
— Уроки учишь?
— Угу. Математика. Завтра контрольная. А в голове у меня — полнейшая каша. Я с математикой что-то всегда в контрах…
— Хочешь помогу? Если смогу, конечно… — Подержал в руках учебник. Полистал его. Вздохнул. Покачал головой. — Хм-м… Однако и задачки вам задают! В восьмом-то классе! — Положил учебник на стол. — Извини сердечно, помочь не смогу. Не осилить мне твоей высшей математики… Пользы от меня, как от козла молока. Увы.
Потерянно и виновато снова стал вышагивать по комнате. Я чувствовал его присутствие спиной; и до его прихода не мог никак сосредоточиться, а тут… Повернулся к дяде Леше вполоборота. Он стоял у книжного шкафа. Вытаскивал то одну книгу, то другую, быстро пролистывал, закрывал, ставил на место. Всё не мог выбрать. Что-то бормотал себе под нос, почти неслышно. Я, во всяком случае, и не старался разобрать, чего он там шепчет и зачем. Наконец взял «Другое небо» Кортасара. Рассказы. Я еще не читал: отец только что купил. Красная такая, тонкая… может быть, дядя Леша и выбрал потому, что тонкая?
— Не буду тебе мешать, Толя. Пойду почитаю на кухне. Чайник поставлю. Чай ведь пить будем, верно? — спросил почти утвердительно. — Или кофе? Кофе у вас есть?
— Есть. На полке над столом. Там и пачки с чаем. Найдете сами? — Я тоже спросил почти утвердительно.
— Я покурю на кухне. Можно?
— Можно, — милостиво разрешил я. — Отец как раз на кухне и курит. Там и пепельница должна на столе стоять. Да вы же сами знаете. Чего это я вам объясняю?!
— А ты не куришь? — спросил дядя Леша. Спросил, по-моему, машинально, без какого-либо подвоха и задней мысли. Не похоже было, что собирался читать мне лекцию о вреде табака.
— Нет, — почти честно ответил я. Спохватился, что не выказал гостеприимства. — А вы, наверное, есть хотите? Там, на плите, на сковородке — котлеты с картошкой жареной. Вы разогрейте себе, не стесняйтесь. И в холодильнике…
— Нет, спасибо, Толя. Есть я не хочу… Я так посижу. Покурю, почитаю. Родителей подожду, ладно? — снова спросил он. Но спрашивал он так, словно обращался совсем не ко мне.
— Может, отцу на работу позвонить?
— Зачем?
— Ну, мол, вот вы пришли…
— Нет, нет, не беспокойся. И отца беспокоить не надо… Ну, не буду тебе мешать. Готовься… А я, когда чайник закипит, — позову…
Дядя Леша вышел.
Он — на кухне. Я — в комнате.
Сидел за столом и упорно смотрел в окно. Тяжелая низкая туча закрыла солнце. Надолго. Люди по улице шли какие-то скучные. И девушек красивых видно не было.
Два раза пили мы с ним чай. Вернее, я — чай, он — кофе. В первый раз он позвал меня; во второй раз я сам пришел к нему. И застал его врасплох: сидящим неподвижно, головой в ладони. Словно бы спал. Накурено было преизрядно. Пили чай и кофе — почти молча. Дядя Леша думал о чем-то… о своем… А я думал о том, что за контрольную завтра схвачу пару. Это уж как пить дать… Съел полторта, принесенного дядькой. Он ни к какой еде даже не притронулся.
А еще я заметил: он как книгу открыл на странице 78 — так больше и не перелистывал. Не читал. Книга неинтересная? Взял бы другую… А ведь Петька, мой друг и одноклассник, расхваливал мне Кортасара, восторгался: такой необычный писатель! Из Аргентины, кажется. Эта самая Аргентина-то — на другом конце света. В Америке. В Латинской. Столица — Буэнос-Айрес, это я знаю. Сомбреро, серенады, револьверы, пампасы. Жизнь там, наверное, не такая, как у нас… Правда, я однажды фильм видел с певицей… с этой… как ее… с Лолитой Торрес. Совершенно дурацкий. Может, и книга Кортасара такая же?
Мне было как-то грустно. И почему-то обидно за дядю Лешу. Обычно он веселый. Всякие байки интересные рассказывает. Но разговорить дядьку я в этот раз так и не рискнул…
Часа через два дядя Леша заглянул в комнату.
— Спасибо тебе, Толя. Я, пожалуй, пойду.
— А как же… — начал я.
Он посмотрел на меня с какой-то виноватой полуулыбкой.
— Понимаешь, некогда мне уже… Дела… Да, брат, такие вот дела… Ты передай отцу с матерью привет от меня. Скажи: мол, жив-здоров. И извинялся, мол, что не смог дождаться. Но: дела, дела… И — спасибо тебе. Искренне говорю.
Ушел, тихо закрыв за собой дверь.
А у меня в голове так и засело «спасибо тебе». За что мне спасибо?
Ну, а за контрольную я действительно схлопотал пару…
Альтруистическое, или страдания юного Зингера
О, душа моя! Реку тебе:отчего, желая добра,ты не творишь добра?
Граффити XVII века. Софийский собор НовгородаРусский рассказКак хороши, как свежи были… Ну да Бог с ними, с этими розами! Флёрдоранж! Конечно, флёрдоранж.