Эй, прячьтесь ! - Казис Сая

- А зачем она всех жалит? За что ее такую любить?

- Она защищается, как умеет. Если б не жалила, не выжила бы.

- А почему не жалит болотный уж? - заметил Мураш.

- Да потому, что он так похож на гадюку, что ему и жалить нет надобности. Не будь на свете Пятнашки, ему бы, чего доброго, пришлось отрастить рога или когти.

- А вот, например, роза, - вмешался Оюшка, - колется, зато какой запах! Какая красота! А тут, полюбуйтесь на нее - что за мерзость! Ох-ох-оюшки!

- Если хотите знать про розу, я вот что вам скажу, - прервал его Мудрик. - Было время, когда роза не имела шипов и не кололась. Но все ее так ломали, так рвали, что ей волей-неволей пришлось некоторые ветки превратить в острые колючки. Видите, что творится! - поднял палец ученый. - Одних мы обижаем за красоту, а других ненавидим за уродство. И тем и другим приходится защищаться! Неужели змея сама укусит кого-нибудь, как злая собака, исподтишка? Нет. А вот наступите на нее - она вам покажет. Не от хорошей жизни она выбрала для жилья всякие болота до топи. Мол, вы, красавцы да силачи, живите где вам угодно, а мне и болота хороши, только оставьте меня в покое...

Если б гномы не были так увлечены спором, они бы увидели, что тело Пятнашки слегка вздрагивает.

- Главное, - сказал Дайнис, - что от нее никому никакой пользы. Вот пчелка - у нее тоже есть жало, но ее все любят, уважают. За мед, за воск... Розу - за прекрасные цветы. А змею, добрые молодцы, за что любить?

"Добрые молодцы" молчали. Дилидон думал: "Любить и уважать ее, может, и не за что, но жить и она имеет право".

- Эх вы, несмышленыши! - неожиданно подняла голову змея. К удивлению всех, она прекрасно говорила на языке гномов. А еще больше удивились гномы тому, что из ее крохотных глазок текут такие огромные слезы... - Из моего яда, - всхлипнула змея, - из моего яда делают дорогие, очень важные лекарства! Чего стоите? - зло прошипела она. - Неужто не видите?.. Давайте сюда свою посудину!

Мудрик с уважением снял шапку, поставил перед Пятнашкой ведерко и велел всем отойти. Опустив головы, словно виноватые, гномы тихо удалились за малинник.

Вдруг они услышали в воздухе странный звук. Ух-ух-ух! - взмахивая крыльями, над чахлыми березками низко летел аист. Пока гномы, не понимая опасности, разглядывали красиво изогнутую длинную шею и красные ноги, аист увидел змею. Немного снизился, цапнул гадюку и унес. На пне осталось почти полное ведерко слез...

МЕСТЬ

Расяле знала, где осиное гнездо. Ловко спрятанное в запущенной живой изгороди, под густой крышей веточек и листвы, оно походило на большое яйцо из серой бумаги: тупой конец его был прилеплен к ветвям, а в остром чернел крохотный леток.

О том, как осы шили и клеили свой домик, можно было бы рассказать длинную историю. Расяле с Гедрюсом видели, что осы, ползая по деревянным изгородям и стенам, собирают крохотные ворсинки. Но сколько таких ворсинок пришлось прилепить одну к другой, чтоб вышел домик, об этом они не подумали. Брат и сестра размышляли о другом: как напустить ос на Микаса-Разбойника. Отыскав мешок из синего пластика, о котором говорил Живилек, они с нетерпением стали ждать сумерек.

Осы с раннего утра ловили мух, искали сладостей - и сами ели и кашу для личинок готовили. Вечером, когда село солнце, они вернулись с охоты и, уставши за день, вскоре заснули. Гедрюс с Расяле обмотали головы полотенцами, надели перчатки и подкрались к гнезду. Убедившись, что осы уже спят, они надели на гнездо мешок, закрутили и завязали лентой Расяле.

На ветках живой изгороди остались лишь серые клочьи и прутик, на котором раньше висели круглые соты с личинками, кашкой и яйцами. Несколько ос все-таки улизнуло, и одна из них пребольно ужалила Расяле в бровь. Но дети так радовались, завладев столь интересным оружием, что даже Расяле больше смеялась, чем плакала.

Настало воскресенье. Утром детей разбудил петух. Он во всю глотку загорланил:

- Гости приехали! Гости приехали!

- Эй! Эй! Эй! - залаял Кудлатик. Он не собирался нападать, просто хотел, чтоб и его увидели.

Из легковой машины, которая когда-то привозила дедушку, выкатилась толстая-претолстая тетушка Алдуте - вот уж, правда, всем теткам тетка, и два ее сына: Криступас и Йонас. Едва она ступила на зеленую травку, как вокруг, словно грибы, стали вырастать корзины и сумки с городскими пирогами, пирожными и прочими лакомствами. Тетя Алдуте оделила ими папу, маму, заспанную Расяле и Гедрюса. Всех тетушка расцеловала, растормошила, а когда поскользнулась, то так звонко расхохоталась, что с неба мгновенно убежали все серые тучи. Стало светло, весело, и запахло ванилью.

Ну как в такой счастливый день думать о мести! Криступас тут же начал ладить удилище, а Йонас прикидывал, где бы разбить палатку. Гости собирались погостить целую неделю, или, как сказала тетушка, "пока не выгоните".

Но день был длинный, рыба не клевала, палатку поставили быстро, и дети, наевшись до отвала пирогов, начали понемножку скучать. Тогда Расяле, у которой все еще ныла бровь, вспомнила про ос, про Микаса и свою клятву отомстить за лапу Кудлатика.

Перебивая один другого, Гедрюс и Расяле принялись рассказывать гостям всю историю вражды с Микасом. Криступас с Йонасом осмотрели пиджак Гедрюса, с которого так и не удалось вывести пятна, пощупали ноющую коленку (ведь если б не Микас, у Гедрюса были бы очки, он бы не упал) и убедились, что бедняга Кудлатик и впрямь прихрамывает. Только Йонасу казалось, что на правую, а Криступасу - что на левую лапу. Мальчики чуть было не подрались, но Расяле мудро рассудила:

- Кто его знает, может, этот злодей ему и вторую подбил?

Гостям снова захотелось осмотреть пса. Кудлатик, щурясь от наслаждения, грыз вкусные косточки (тетя не забыла даже о нем!), и у него не было ни малейшего желания показываться экспертам. А когда те снова полезли щупать его лапы, пес зарычал и цапнул Криступаса за большой палец. Тот сунул палец в рот и побежал было к тетушке, но Гедрюс успокоил его:

- Не стоит... Подержи во рту, а потом приложим подорожник - как рукой снимет.

И Криступас, сося палец, отправился вместе со всеми на сеновал посмотреть на ос. Бедняжки жалобно жужжали в неволе, а некоторые уже прокусили в пластике крохотные дырочки. Мешок с осами гости назвали "бомбой". Осталось только придумать, кто и как подсунет ее Микасу-Разбойнику. Тот, конечно, в такой прекрасный день тоже не сидит дома.

- Или рыбу удит, - предположила Расяле, - или пошел на вырубку по землянику.

- А мы сейчас проверим! - сказал Гедрюс, неожиданно почувствовав себя командиром отряда.

Они взяли ос, сели в лодку и погребли к тому месту, где обычно ловил рыбу Разбойник. На сей раз мостки пустовали. Тогда они повернули немного назад и свернули в заводь, за которой начиналась вырубка, поросшая молодыми сосенками, березками и малиной.

Еще не сойдя на берег, они услышали голос Микаса. Разбойник собирал ягоды не один и кричал кому-то:

- Эй! Идите сюда! Полным-полно!.. Красным-красно!

- Ешьте, ешьте, наедайтесь, - воинственно выпрямившись в лодке, сказал Гедрюс. - Мы эту земляничную поляну скоро захватим!

Коротко посовещавшись, заговорщики решили послать с осами Расяле. Пусть она положит мешок на тропинке или на пне и, встретив Микаса, скажет: "Потеряла гостинцы, что мне тетя из Вильнюса привезла. Помоги найти". А как только Расяле увидит, что Микас уже подбирается к "бомбе", пускай бежит домой.

- Знаю, знаю, знаю! - нетерпеливо твердила Расяле. - Отгребайте поскорей!

Мальчики уплыли, а она, спрятав мешочек за спину, зашагала туда, где только что кричал Микас.

- А-у! - крикнула она, увидев три склоненных спины. - Много земляники нашли?

Рядом с Микасом стоял еще один разбойник, в узеньких брючках с широким ремнем, в старой, выгнутой по-ковбойски шляпе. Черноволосая девочка, поменьше ростом, тоже в длинных полосатых брючках, скорей всего, была его сестрой.

- Тьфу, испугала! - плюнул Микас. - Куда девала Гедрюса? Чего он носа не кажет!

- Боится, наверно! - отозвался ковбой. - Нахватал бы по шее!

Гости Микаса явно знали все подробности ссоры и были, разумеется, на стороне своего хозяина. А из-за незнакомого мальчика и его смуглой сестренки, появившихся во дворе Микаса, Живилёк завязал тот последний узелок, про который потом ничего не мог вспомнить. Он, чего доброго, еще и теперь, возвращаясь из похода за змеиными слезами, шагает с завязанной узлом полой пиджачка.

- И у нас гости есть, - сказала Расяле. - Криступас с Йонасом приехали.

- Хм... Ездят ко всяким погорельцам! А где они жить-то будут? Сена-то еще нет на сеновале.

- А мы палатку поставили! - похвасталась Расяле. - Папоротника, мха настелили - до чего же хорошо!

- Вот и торчите в ней. Жми отсюда, - буркнул Микас.

- Почему ты сердишься? Я только спросить хотела, вы случайно не нашли такой синий мешочек? Тетя нам пирожные и конфет дала, я принесла, куда-то положила, а теперь не найду.