Чудо - Леонид Моргун

Однако, совершенно неожиданно для себя, Они вдруг ощутили, что при определенной концентрации усилий, могут проникать в тот же участок мозга и иных живых существ, пресмыкающихся, земноводных, млекопитающих... В частности, двуногих прямоходящих...

- Что ты от нее хочешь? - прошептал Сейран. - Оставь ее в покое! Она ненавидит тебя!

- А разве мне нужна ее любовь? - усмехнулся Рафик. - У меня навалом таких девок. И помоложе, и покрасивее. В этом городе я выбираю.

- Не выбираешь, а подбираешь. Людскую шваль, ошметки. А она не такая. Она не унизится перед тобою ради денег, тряпок и кабака, и ты это знаешь и оттого бесишься! - воскликнул Сейран и рассмеялся. - Ведь не она тебе нужна, а ее растоптанная гордость! Ведь ты не на тело ее, а на душу покусился, дьявол! Нет, не дьявол, а жалкий, ничтожный бесенок!.. - кричал он, не чувствуя града обрушившихся на него ударов. Он стонал, выдавливая смех из раскровяненного рта, не чувствуя яростных ударов каблуками, ибо в нем нарастала иная боль. Она росла и ширилась, кусала его изнутри, впивалась в сердце и легкие острыми клыками, вылетала с надрывным кашлем наружу. В голове его будто бил тяжелый молот, в мозгу кипело зеленое марево, руки одеревенели...

Неожиданно эта же боль передалась и тем, кто избивал его, и они повалились на пол, корчась в судорогах, и незримые клыки терзали каждую клетку их сытых, мускулистых тел, трясли мерзкие и нищие душонки.

Медленно поднявшись, Сейран отер рукавом кровь, перебрался через груду тел, вышел из камеры, подошел к столу, за которым сидел опешивший лейтенант, собрал деньги и документы и вышел на улицу.

Он брел, улыбаясь, и сердце его было полно тихой радости. Неожиданно для себя он вдруг осознал, что ИМ ведомо чувство справедливости!..

Он не спеша шел по пустынным улочкам, с трудом ориентируясь в кромешной тьме, по ночам окутывавшей городок, власти которого рьяно экономили электроэнергию.

Внезапно из темноты навстречу ему вынырнула фигурка, бросилась на шею, обхватила руками плечи, разрыдалась...

- Анна... - тихо сказал он.

- Вы... вы живы?! - плача шептала она. - Я так боялась, что они убьют вас.

Он обнял ее и сказал на ухо:

- И совершенно напрасно боялись. Со мной все хорошо.

И поцеловал ее.

Долго длился их поцелуй, и когда они наконец оторвались и посмотрели друг другу в глаза с бесконечной теплотой и нежностью, оба поняли, что нет для них никого ближе и роднее в целом свете, чем этот человек напротив. И вновь они стояли обнявшись, шепча друг другу разные смешные, нежные и ласковые слова, и снова целовались. И, стоя в одном куцем пиджачке, не ощущал он студеного пронизывающего ветра, а замирал от блаженства, чувствуя под рубашкой завораживающую ласку ее пальцев с острыми, крохотными ноготками.

Когда они пришли, корпус уже спал. Они долго колотили в дверь и рассмеялись, когда разворчалась сонная дежурная. Тихонько поднялись они по лестнице, на цыпочках прошли весь коридор и вошли в номер.

В темноте, в звенящей тишине громко лязгнул ключ...

И была тьма, подобная той, в которую дух божий летал некогда над бурными водами, зачиная свет небесный, твердь земную и все на ней сущее.

- Милый... - чуть слышно шепчет она. - Милый... Откуда ты пришел ко мне?.. За что?.. За что одарил ты меня, грешную?..

- Что ты говоришь?

- Ты - бог! Ты - мой бог! Смешной, нежный и радостный... Спасибо тебе за то, что ты есть! Спасибо тебе! Ты... ты и сам не знаешь, какой ты!.. она вдруг заплакала.

- Ну что ты... - растерянно шепчет он, прижимаясь губами к ее глазам.

Плача, она целовала его лицо, шею, грудь...

- Я никогда не думала, что это... может быть так прекрасно...

- Разве ты не замужем?

- Замужем, конечно. Но с ним... это совсем по-другому, Я его ненавижу! Ненавижу! Он - грубый, злой, вечно пьяный... Ты не можешь себе представить, до чего мне страшно и противно, когда он наваливается, дыша перегаром, смрадный, нечистый, тупой... А я лежу, зажмурившись, и молю бога, чтобы все это поскорее кончилось...

- Он у тебя сильно пьет?

Она коротко вздохнула и ответила*

- Сильно.

- Отчего?

Пожала плечами.

- Отчего люди пьют? До свадьбы вроде был нормальный парень. Когда ушел в армию, я его два года ждала, ни с кем не встречалась. А пришел поженились. Он и начал выпивать. Сначала от радости. Потом по привычке, с устатку, он у меня шофер на лесовозе. Потом... Потом с горя. Оттого, что детей нет.

- Разве это горе?

Она взглянула на него с удивлением.

- Странный ты, право-слово... Что же горе, как не это? А то стала бы я по этим санаториям разъезжать, врачей да нянек кормить...

- По рублику? Она фыркнула.

- Это с вас, мужиков, они рубли сшибают, потому что вы все равно больше не дадите. А баба... она ничего не пожалеет, лишь бы дите было. Вот и сосут из нас эти паучихи. Видел бы ты, сколько на врачихах этих и сестрах золота понавешано! И нагло подходят и требуют еще и еще... Своими бы руками я гадин этих стреляла...

- Ну, успокойся, может быть, это тебе поможет... И у тебя еще все получится...

- Ты думаешь?.. Дай-то бог... Вот было бы счастье...

Счастье... простое, человеческое счастье... Оно было неведомо ИМ, невообразимо далеким, всемогущим, всеведущим. Иногда ему становилось страшно оттого, что ОНИ такие рассудительные и методичные, отрешенно-бесстрастные и холодные. Порою он осознавал, что является для НИХ просто орудием познания, подопытным экземпляром своего вида, и все надежды на Контакт не более, чем химера. Слишком уж велики были различия между нами и ИМИ. И единственным мостиком между цивилизациями был и оставался крохотный сгусток биоэлектрических колебаний в коре головного мозга единственного из пяти с лишним миллиардов землян...

- Сереженька, скажи мне, почему ты такой?...

- Какой?

- Ну... такой. Не такой, как все остальные. Все куда-то бегут, летят, суетятся, а ты один... задумчивый добрый... будто ангел.

- Да брось ты...

- Нет, правда, как будто не от земли, бродишь и думаешь о чем-то своем, как блаженный какой. И взгляд у тебя такой, как... Ну, словно ты смотришь на всех нас откуда-то с неба. И ничего не видишь.

Он не долго размышлял. И понял, что сейчас не имеет права скрыть от этой женщины ничего. Он поцеловал ее в лоб и сказал:

- Я и в самом деле такой.

- Какой?

- Другой. Не такой, как все вы.

- Почему?

- Я ведь не отсюда.

- Не отсюда? А откуда?

- Нет, ты не думай, я человек, простой, обычный человек, но меня выбрали.

- Куда?

- Меня выбрали они... уангкхи.

- Кто?

- У-ангк-хи!.. То есть, это я их так называю, у них-то языка в нашем понятии нет. Они не с Земли, не с Марса, даже не из нашего мира. Там, где они живут... там невозможно жить. Но они как-то ухитряются. И не понимают, как мы ухитряемся жить в нашем мире... Представляешь, у них нет ни звезд, ни неба, ни земли...