Любящие и мертвые - Картер Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И скосил глаза на Грегори Пейтена. Тот не преминул откликнуться:
— А вы обратили внимание на то, что ваш брат был нарочито груб и невежлив по отношению ко мне? Я думаю, он бесится оттого, что в его окружении находится дипломированный психиатр.
— Грубым был не мистер Убхарт, а мистер Лимбо, — уточнила я.
— И вы это заметили! — Грегори вскричал так, словно увидел золотой самородок.
— Ну и?..
— Вы говорите о мистере Убхарте и мистере Лимбо как о двух разных людях, — сказал он. — Вы воспринимаете куклу как живого человека. Карл добился своего!
— Не понимаю, к чему этот разговор, — проворчал Дон. — Вы хотите сказать, что Карл помешался? Я это знаю.
Пейтен затряс головой так, что я испугалась, как бы он не потерял последние волосы из своей небогатой шевелюры.
— Не говорите о помешательстве! Его здесь нет и в помине!
— Да? — разочарованно буркнул Дон. — А что же есть?
— Дефицит личности!
Грегори победно оглядел нас. Мы же были в полном недоумении.
— А что это такое? — спросил Дон изумленно.
— Есть вещи, которые мистер Убхарт не может высказать, — начал объяснять психоаналитик, одновременно протирая очки. — Для того, чтобы проговорить свое истинное отношение к чему-либо, мистер Убхарт использует куклу. Внешне это выглядит так: Карл лоялен, карлик — нет. Карлик груб, болтлив, вульгарен... Таково второе лицо мистера Убхарта, точнее, его подлинное лицо...
— Чепуха, — отрезал Дон. — Это все ваши заморочки. Вы усложняете то, что и без того очевидно: Карл слегка тронулся, раз обращается с куклой, как с живым человеком. Я хочу сказать: он сам поверил в то, что мистер Лимбо — человек!
Психоаналитик снова снял очки и стал протирать их так, что едва не выдавил стекла.
— Нет, Дон, вы ошибаетесь и поверьте...
— Это вы ошибаетесь, дипломированный кретин! Если вы такой умный, то скажите, кто убил Эдвину? Ну? Мы ждем!
— Я врач, а не детектив, — проблеял Пейтен.
— Если вы так легко «раскусили» Карла, то что вам стоит проникнуть в психологию убийцы и назвать его имя! — издевался Дон. — Я уверен, что вы приготовили версию, и если держите язык за зубами, то только потому, что боитесь оказаться в глупом положении. Как же, такой умник, а на поверку — лопух.
На Пейтена было больно смотреть: мой «муж» разделал его, как повар — цыпленка.
— Я не знаю, кто убил Эдвину, но у меня действительно есть мнение на сей счет. Эдвину убил один из нас, — сказал Пейтен и вновь начал мучить очки.
Ванда встрепенулась:
— Что ты говоришь, дорогой? «Один из нас»? Значит, по-твоему, это могла сделать и я?
— И ты, и я, и он, и она... — устало ответил Пейтен.
— Ах, вот как! — вспыхнула Ванда. — Что ж, спасибо за откровения. И вот что я еще скажу: ложась спать, запрись от меня получше. Вдруг мне придет в голову шальная мысль переспать с тобой, и я войду в твою спальню...
— Дорогая, ты говоришь несусветную...
Вновь скрипнула дверь, и мы повернули головы, так и не дослушав Пейтена.
На пороге стоял коп и глазел на нас, как на экзотических животных, резвящихся в вольере зоопарка.
— Мистер Дональд Убхарт, прошу! — громко и раскатисто возвестил он.
Дон вскочил и сжал мою руку в своей.
— После допроса я вернусь к тебе, Мэвис, — быстро проговорил он.
— Как голова? — участливо спросила я.
— Раскалывается.
Он ушел, а минут через двадцать коп вызвал следующего — адвоката Фабиана Дарка. Так как ни один из братьев Убхартов не вернулся к нам, я поняла, что такова тактика лейтенанта Фрома: он до последней минуты хотел держать подозреваемых в неведении относительно того, что сказали другие.
Нас осталось трое — я, Ванда и ее муж. Он сидел потный и красный. Тягостное молчание давило, как камень. Я не сдержалась и попыталась поддержать прерванный разговор:
— Ваши слова, Ванда, насчет того, что муж должен запираться... Я поняла, что на самом деле вы хотите обратного, потому что хотя Грегори Пейтен совсем не Грегори Пек, но он все же лучше, чем...
— Заткнись!
Ванда с ненавистью взглянула на меня. Больше я не нарушала тишину и очень обрадовалась, когда полицейский вызвал меня для допроса.
Лейтенант Фром обосновался в столовой. Перед ним лежали блокноты, ручки. Электрический свет — к счастью, он все же был проведен сюда — вырисовывал каждую морщинку на его усталом лице.
— Садитесь, миссис Убхарт.
Я села, еще раз взглянув на лампочки — свечи в этой ситуации подействовали бы на меня угнетающе.
— Итак, что вы увидели, спустившись в подвал? — лейтенант скороговоркой произнес опостылевшие слова.
Наверное, вести допросы — тяжелое ремесло. Втайне я посочувствовала лейтенанту и подробно рассказала обо всем, начиная с той минуты, когда меня разбудил звон цепей.
— Все совпадает, — убитым голосом проворчал лейтенант. — Но почему задушили эту домоправительницу? Какая-то белиберда... Если вдуматься, убить должны были вашего мужа. Извините, мадам...
— Не знаю, как бы я смогла жить без Дона...
Лейтенант хмыкнул: то ли недоверчиво, то ли сочувствующе. Теперь он рассмотрел меня получше, особенно то, что рельефно выделялось под тонким свитером. Голос его стал заметно мягче:
— Вы не смогли бы жить без мужа... Да... А что Эдвина? Она кому-нибудь была нужна на этом свете?
Я честно ответила, что не знаю.
— Откуда адвокат Фабиан Дарк знал про свечи и цепи в подвале, как вы думаете? Он при вас разговаривал с Эдвиной на эту тему?
— Да, — выгораживать адвоката не имело смысла. — Но Дарк говорил про Рэндолфа Убхарта. Цепи, очевидно, повесил Рэндолф, и адвокату каким-то образом стало об этом известно. Дух Убхарта-старшего витает над домом...
— Вы меня подтолкнули к одной мысли, — лейтенант закрыл глаза и помолчал. — Призрак Рэндолфа Убхарта явился и убил домоправительницу. А что! Рэндолф здесь! Его могила здесь!
Я ахнула:
— Что вы говорите?! Могила — в доме?!
— Вы замужем за старшим сыном Убхарта и могли бы знать такие семейные подробности. Старик был чудаком, если не сказать покрепче... Он хотел, чтобы его оплакивали ежеминутно.
— Было бы лучше остаться мне в неведении, — пробормотала я, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли.
— Итак, вы не знаете, кто убил Эдвину, и никого не подозреваете? — лейтенант вернул меня к реальности.
— Нет. Я ведь увидела Эдвину в первый и, как оказалось, в последний раз за ужином.
Я глубоко вздохнула. Теперь лейтенант недвусмысленно уставился на мою грудь. Я проследила направление его взгляда и холодно произнесла:
— Это не имеет отношения к делу. К телу тоже. А если вы попробуете...
— И что же такое будет, если я попробую? — лейтенант сузил свои блеклые глазки и напрягся.
— Проверю на прочность ваши косточки, или я не Мэвис Зейдлиц!
Лейтенант удивленно приподнял брови:
— Но вас ведь зовут Клер, не так ли? Клер Убхарт?
— Разумеется, я — Клер Убхарт. Я пошутила. Посмотрите на меня: разве я могу причинить вам вред и — ха-ха — проверить на прочность ваши кости? А раз так, то, само собой, я не Мэвис Зейдлиц.
Лейтенант откинулся в кресле, плечи его обвисли. Он тупо посмотрел на стол, заваленный бумажками.
— Ну и местечко... Столько убогих! Один тип таскает под мышкой куклу, которая отвечает вместо него. Другой тип ходит с таким видом, словно ему приспичило застрелиться, а на самом деле завтра его ждут миллионы. Блондинка не знает толком, как ее зовут. Вы сказали Мэвис Зейдлиц? И как вам в голову пришло это имя?
— Я читала о ней, — начала выкручиваться я. — Мэвис Зейдлиц — героиня детективных романов, это частный сыщик. Она умна, талантлива...
— Чего и вам желаю, — ворчливо перебил меня лейтенант. — Ладно, допрос закончен. Идите, но не возвращайтесь в гостиную: я еще не со всеми познакомился в этом родовом гнездышке, будь оно неладно!
— Так куда же мне идти?
— Можете подняться к себе, прилечь...
— Скажите, лейтенант, что будет, если меня убьют, когда я начну подниматься в свои апартаменты?
— Я составлю об этом рапорт, — устало произнес он, потом вздрогнул, чертыхнулся и разозлился. — Идите, Клер-Мэвис, и не морочьте мне голову!
Мысль о том, что по дому разгуливает убийца, подтолкнула меня так, что я вихрем взлетела по лестнице и с силой захлопнула дверь нашей «семейной» гостиной.
Дон сидел на диванчике и потягивал виски.
— Мэвис, за тобой кто-то гнался? — холодно осведомился он.
— Нет, но... Этот лейтенант так подействовал на мои нервы...
— Что он сказал?
— Ничего особенного, кроме одной детали, — я подошла к Дону и села рядом с ним, глядя ему прямо в глаза. — Это правда?
— Что? — его глаза стали темными и непроницаемыми.
— Лейтенант сказал, что твой отец захоронен здесь.
— Видишь ли... Я наверное, мало рассказал тебе про отца и про свое детство. Я считал, что тебе это совсем не обязательно знать.