Россия против Наполеона - Вольдемар Балязин

Царь молча выслушал Закревского и попросил пока ничего никому не говорить. Бал продолжался. (Кроме Закревского, претендентом на то, что первым, кто сообщил Александру о переходе войск Наполеона через Неман, заявлял себя и А. Д. Балашов.)

И лишь когда бал закончился, было объявлено, что война началась.

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 1812 ГОДА. ОТ НЕМАНА ДО БОРОДИНО

Первые сутки войны

С бала у Беннигсена император возвратился в Вильно, в свой кабинет, вместе с Барклаем-де-Толли. Он до утра писал письма и отдавал срочные распоряжения. Он написал рескрипт (предписание) председателю Государственного совета и председателю Комитета министров фельдмаршалу Николаю Ивановичу Салтыкову и приказ по всем русским армиям.

Рескрипт Салтыкову заканчивался словами: «Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем».

Приказ по армии заканчивался фразой: «На начинающего Бог». Если вы помните, эта пословица приводилась Екатериной II в «Бабушкиной азбуке». Вот когда и при каких обстоятельствах пригодилась она внуку…

От Вильно до Полоцка

И все же, сколь ни был преисполнен Александр решимости отразить вражеское нашествие, на следующий день, 13 июня, в 10 часов вечера Александр приказал А. Д. Балашову выехать к Наполеону и передать его личное письмо. Устно же сделать предложение о переговорах при одном непременном предварительном условии: армия вторжения должна оставить Ковно и отойти обратно на противоположный берег Немана. Той же ночью Балашов выехал и, наконец, после кратковременных встреч с Мюратом и Даву через четыре дня был отвезен обратно в Вильно, когда войска Наполеона уже вошли в город. Свидание с Наполеоном закончилось ничем, ибо он, разумеется, отказался уйти за Неман. Александр, пославший Балашова для демонстрации своего миролюбия, но нисколько не веривший в успех его миссии, не дождавшись даже сообщения о том, добрался ли его посланец до Наполеона, на заре 14 июня выехал из Вильно в Свенцяны, где стояла русская гвардия.

В тот же день, уже добравшись до Свенцян, Александр вызвал Аракчеева и попросил, чтобы он взял на себя управление военными делами. «С онаго числа, – писал Аракчеев, – вся французская война шла через мои руки и все тайные повеления, донесения и собственноручные повеления государя императора».

У нас нет оснований не верить этим словам Аракчеева, тем более что они подтверждаются и многими другими свидетельствами.

В ночь на 15 июня Барклай получил приказ Александра отвести 1-ю армию к Свенцянам, где находился император и его Главная квартира, а 2-й армии Багратиона приказано было идти к Вильке.

18 июня 1-я армия выступила из Свенцян и, выполняя приказ Александра, двинулась к Дрисскому лагерю, куда должна была прийти и 2-я армия Багратиона.

Познакомьтесь с тем, как отступала 1-я армия Барклая. Вопреки распространенному мнению, что она шла беспорядочно и очень поспешно, следующий отрывок из воспоминаний одного из активных участников Отечественной войны 1812 года авторитетно опровергает такое мнение.

Из «Записок» майора В. И. Левенштерна

Среди огромного числа различных источников о войне 1812 года видное место занимают письма, дневники и записки ее участников, до сих пор, к сожалению, еще не все опубликованные. Этим запискам повезло больше – они вышли в свет в тринадцати номерах журнала «Русская старина» за 1900-1902 годы. Далее фрагменты этих записок вы увидите в этой книге.

Один из адъютантов Барклая, прошедший рядом с ним всю войну, майор Владимир Иванович Левенштерн, особенно тесно работал с главнокомандующим в первые месяцы войны. Вспоминая потом о первых ее днях и неделях, Левенштерн писал: «…Я работал день и ночь, чтобы оправдать доверие Барклая и вполне заслужить его… Да и мог ли я поступить иначе? Этот неутомимый, деятельный человек также никогда не отдыхал; работая постоянно, даже ночью, он поручал мне редактировать его мысли, излагать их, и курьеры немедленно везли написанное к Его Величеству.

Никто не подозревал, как мы были деятельны по ночам, ибо на следующее утро Барклай был первый на лошади, присутствуя при выступлении различных корпусов из лагеря и буквально обучая их тому, как надобно поступать, чтобы избежать тесноты, путаницы и замешательства: „Не думайте, – говорил он мне однажды, – что мои труды мелочны, порядок во время марша составляет самую существенную задачу главнокомандующего; только при этом условии возможно наметить заранее движение войска. Вы видели вчера, какой беспорядок и смятение царствовали в лагере генерала Тучкова 1-го; предположите, что в этот момент показался бы неприятель; какие это могло бы иметь последствия? Поражение раньше сражения!

Я отдал приказ выступить в 5 часов утра, а в 7 часов артиллерия и обоз еще оспаривали друг у друга, кому пройти вперед; пехота же не имела места пройти.

Предположите теперь, что я рассчитывал бы на этот отряд в известный час и что это промедление расстроило бы мою комбинацию, какой бы это могло иметь результат?

Быть может, непоправимое бедствие.

В настоящее время, когда я даю себе труд присутствовать при выступлении войск, начальники отдельных частей поневоле также должны быть при этом; поняв мои указания, как следует браться за дело, они воспользуются впоследствии его плодами. Пусть люди доставляют себе всякие удобства, я ничего не имею против этого, но дело должно быть сделано. После пяти или шести уроков, подобных сегодняшнему, вы увидите, что армия пойдет превосходно“».

Отъезд императора из армии

Отступая из Свенцян, 1-я армия дошла до заранее созданного укрепленного лагеря на реке Дриссе.

29 июня Александр собрал военный совет, постановивший немедленно оставить неудачно построенный Дрисский лагерь, так как он мог превратиться в ловушку для армии, и отходить к Полоцку, куда должен был подойти Багратион со 2-й армией.

2 июля 1-я армия вышла из лагеря и 6 июля остановилась в Полоцке.

К этому времени у Александра сложилось твердое убеждение покинуть армию. Анализируя положение, создавшееся в начале июля на театре военных действий, царь писал председателю Комитета министров фельдмаршалу Н. И. Салтыкову: «Решиться на генеральное сражение столь же щекотливо, как и от онаго отказаться. В том и другом случае можно легко открыть дорогу на Петербург, но, потеряв сражение, трудно будет исправиться для продолжения кампании… Единственно продолжением войны можно уповать с помощью Божиею перебороть его (Наполеона – В. Б.)».

Решив покинуть армию и препоручая ее Барклаю, царь исходил, в частности, из того, что если Наполеон побьет Барклая, то это будет воспринято гораздо спокойнее, чем если то же самое произойдет с армией, когда во главе ее будет он сам.

Перед отъездом Александр заехал проститься с Барклаем. Он застал его на конюшне, где военный министр чистил своего коня. Отдав ему последние распоряжения, царь сел в коляску и сказал: «Прощайте, генерал, еще раз прощайте; надеюсь, до свидания. Поручаю вам свою армию; не забудьте, что у меня второй нет, – эта мысль не должна покидать вас».

Александр в Первопрестольной

11 июля в деревне Перхушково Александра встретил московский главнокомандующий – граф Федор Васильевич Ростопчин, о котором речь пойдет дальше, и вместе с ним въехал в Первопрестольную и остановился в Кремле.

На следующее утро Кремль заполнили тысячные толпы москвичей.

В 9 часов утра царь вышел на Красное крыльцо и был встречен приветственными криками народа и звоном всех московских колоколен.

Однако не только криками «Ура!» приветствовали Александра народные толпы. Он слышал рядом с собой: «Веди нас, отец наш! Умрем или победим! Одолеем супостата!»

Александр, сойдя с Красного крыльца, с трудом пробился сквозь густые толпы народа к Успенскому собору, где сейчас же начался молебен на одоление супостата и дарование победы русской армии. Все последующие дни царь был занят десятками важнейших дел по консолидации усилий всей страны и всех ее институтов и сословий для отпора интервентам.

15 июля собрание московских дворян и купцов еще раз убедило Александра в том, что у него есть мощная поддержка и среди дворян, и среди купцов. А встреча с народом в Кремле свидетельствовала о том, что ремесленники, мещане и крестьяне так же решительно настроены встать на защиту Отечества, как и он сам. Дворяне обязались сдать в армию каждого десятого крепостного и сами почти все, кто был способен носить оружие, пошли на войну.

Купцы, оказавшиеся 15 июля в Слободском дворце, собрали менее чем за полчаса по подписке две тысячи четыреста рублей. (А за всю войну 1812 года московское купечество пожертвовало более десяти миллионов рублей.)

Вечером во время ужина в Слободском дворце, растроганный приемом москвичей, Александр несколько раз повторил: «Этого дня я никогда не забуду».