Россия и современный мир № 4 / 2010 - Юрий Игрицкий

Как созидались Московия и Петербургская империя? – Для решения своих задач власть формирует сословно-профессиональные группы и по очередности формирования закрепощает их. Эта очередность была следующая: дворянство, крестьянство, посадские люди; по сути было закрепощено и духовное сословие. Такой порядок нашел свое полное и законченное выражение (оформление) в Соборном Уложении 1649 г. Фактически Уложение (говоря современным языком: конституция) действовало до эпохи реформ Александра II. Петр (и т.д.) и Сперанский, независимо от их личных стремлений-побуждений, лишь несколько модернизировали ее. Правда, существенным изъятием из первой романовской конституции был указ Петра III, того самого Голштейн-Готторпа, о вольности дворянства 17 февраля 1762. (Видимо, в порядке благодарности эти самые дворяне и прикончили его через несколько месяцев. Так сказать, провели обряд инициации. Это типологически похоже на то, что Русская История сделала с лишними людьми: каталог прав, за которые они боролись и которые полностью обрели к марту Семнадцатого, был зафиксирован в советской Конституции 1918 г. как список законодательно закрепленных поражений в правах.)

Теперь от Московии–Петербургии перейдем к Совдепии–Московии. Группа Ленина, в той или иной степени контролируя Петроград, Москву, ряд губернских городов и индустриальных центров, подпитываясь энергией разложения традиционных институтов и воюющей армии, заявив о своих глобальных претензиях, начала созидать РКП(б) – ВКП(б) и его дочерние предприятия за рубежом (Коминтерн). Подчеркну: не РСДРП(б) и не КПСС, а именно РКП(б) – ВКП(б). И это новое верхнее сословие новая власть закрепощает первым. Оно обязывалось служить всю свою жизнь и только служба давала ему привилегии. Причем главной привилегией было распоряжение жизнью других. Взамен власть брала на себя распоряжение их жизнью. Было создано принципиально новое в мировой истории правящее массовое меньшинство, которое получило важнейшее из всех на земле прав, тут же, естественно, ставшее обязанностью – распоряжение над человеческой биологией. Имею право (обязан) съесть тебя, а могу (пока) и не есть. Большевики густо взбили свою биолого-политэкономо-кратократическую сметану. В этом смысле нацисты – близкие им люди. Но большевики последовательнее и шире. Ведь арийские головорезы загодя заявили, кого будут есть. Большевики же оставили этот вопрос открытым: съесть могут всех. Вот это – право-обязанность «съесть» – и было дано взамен обладания собственностью. Первое в русской истории верхнее сословие бессобственников стало также первым сословием людоедов. Бартер, так сказать. Исторический компромисс, как учили Ленин и итальянские еврокоммунисты.

После кончины товарища Сталина его наследники отказались от права (обязанности) распоряжения над жизнью правящего крепостного сословия и, разумеется, лишили и его этой право-обязанности. Мыкита отменил крепостное право номенклатуры, и она отблагодарила его традиционным способом – (политически, слава Богу, политически, а не как Петра III физически) убила его. И тут же власть и верховное сословие перешли от преимущественно внеэкономического управления (потребления, распоряжения) страной к экономическому. Причем готовились и власть, и верхние к этому давно. Еще хозяин жив был, а они уже – в предвкушении – переименовали себя в КПСС. И, кстати, реализовали впоследствии предвидение своих классиков о двух фазах социализма-коммунизма. В послесталинский, хрущёвско-брежневский период они осуществили «низовой» принцип – «от каждого по способностям, каждому по труду». То есть они, каждый как мог, отдавали себя Системе и получали от нее по тому, как она это оценивала. Иначе говоря, Власть-Система различными способами регулировала меру потребления (разграбления, воровства).

Процесс превращения КПСС в действительно правящую группу, а номенклатуры в элиту у власти весьма точно и емко описан Мартином Малиа в его известной книге «Советская трагедия». Американский исследователь напоминает нам, что в 1953 г. в КПСС состояли 6,9 млн человек14. Она «твердо была на пути к тому, чтобы стать партией номенклатуры, где доминировала бы управленческая элита… Однако эта новая корпоративная природа партии… еще слабо проявляла себя из-за ее абсолютной подчиненности Сталину и опеки над ней со стороны госбезопасности. К моменту падения Хрущёва в партии состояли 11 млн 750 тыс. человек, и она уже окончательно превратилась в партию номенклатуры – корпоративную организацию управленческой элиты. Одновременно с падением Берии она освободилась от опеки госбезопасности… и от собственного вождя» (6, с. 368). – М. Малиа также фиксирует коренное изменение в этот период взаимоотношений генсека (или первого секретаря, т.е. власти) и номенклатуры (элиты). «…Десталинизация означала … защиту партии от произвола любого Первого секретаря» (там же, с. 369). И далее: «В отсутствие террора Генеральный секретарь… держал ответ перед “кадрами”, а не наоборот как это было при Сталине» (тем же, с. 374).

Особую роль во всем этом сыграл Н.С. Хрущёв. По словам М. Малиа, он «обеспечил аппаратчикам не только личную неприкосновенность, но и … возможность пожизненного сохранения ими своих должностей» (там же, с. 372). После падения этого «мужицкого царя» начался «золотой век» номенклатуры. «… Когда Хрущёва сместили, номенклатура в качестве некой коллективной единицы превратилась в нового высшего руководителя системы» (там же).

Второй период – это коммунизм номенклатуры; он наступил в результате и в ходе горбачёвско-ельцинской перетряски. Был, наконец, осуществлен великий принцип – «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Экс-номенклатура в союзе с комсомольско-бандитской молодежью получили (получают) по потребностям. Последние, как известно, границ не имеют. При этом опять же в соответствии с надеждой их классиков, произошло отмирание государства. Коммунизм же! И уже никто (Власть-Система) не регулирует меру потребления (разграбления, воровства). Могут мне возразить: так было при пьющем Борисе Николаевиче, но при трезвом Владимире Владимировиче и инновационном Дмитрии Анатольевиче Власть-Система вернула себе субъектность. Пожалуй, соглашусь. Субъектность нынешней Власти-Системы напоминает мне субъектность ГАИ в идеально-отлаженном автомобильном движении российских крупных городов. И не только субъектность, но и эффективность, мотивированность и авторитет.

…А то, что коммунистический принцип осуществился для немногих, не должно нас депримировать15. Ведь, напомню, мы уже говорили об этом, и Запад, как мы знаем, в середине прошлого века отказался от руссоистского понимания демократии как прав и возможностей для всех. На смену пришла элитистская демократия (И. Шумпетер «Капитализм, социализм и демократия» – Лондон, 1942). Она трактует всякие там разборки и сотрудничество «элит». Нас же с вами объявляет «аполитичной глиной» (Р. Даль, американский классик элитистской теории).

…Но вернемся к верхнему советскому слою. Большевики поняли (скорее не умом, а инстинктом) недостаток прежнего московско-петербургского устройства. Он заключался в разделенности функций управления и духовного окормления, в разделенности дворянства и церкви (и даже некоторой их антагонистичности). РКП (б) – ВКП (б) явилась своеобразным «снятием» этого противоречия. Новое сословие получило в полное владение тела, умы и души наличного населения.

Соответственно традиции после РКП(б) – ВКП(б) последовало закрепощение крестьянства (1929–1933). Народ все понял правильно, когда расшифровал ВКП(б) – Второе Крепостное Право (большевиков). За колхозниками пошли горожане (ранее – посадские). Режим обязательной прописки и обязательного проживания по адресу прописки был дополнен в предвоенный период рядом нормативных актов, закрепощавших жителей города на предприятиях, на которых они работали, и лишавших их права перехода на другие (не правда ли узнаваемый исторический «дизайн»?)

Ремейком же Конституции 1649 г. была Конституция 1936 г. У этих «основных законов» один и тот же внутренний стержень и esprit (или, по крайней мере, близкий). С одной стороны, Уложение 1649 г. всех закрепощает, а, с другой – делает равными. Все равны, но не перед законом, как это со временем устроилось в Европе, – перед властью. И равны в своем бесправии. Когда-то С.Ф. Платонов, крупнейший русский историк начала ХХ столетия, припечатал петровский режим – «равенство всеобщего бесправия». Это же в полной мере относится и к тому, что сотворил отец Петра, Алексей Михайлович. И вот на основе этого эгалитарного бесправия власть дает гарантии – обратим на это внимание – неравного жизненного минимума. Не впрямую, конечно. Однако подразумевалось: соблюдение установленных наверху правил обеспечит какое-никакое выживание. Нарушение их смертельно опасно. – В этом была слабость московско-петербургской системы: равенство в бесправии, но неравенство в потреблении. Здесь надо подчеркнуть: «равенство в бесправии» перед властью, а не в отношениях между сословиями; там равенства, понятно, не было. Это важная, однако иная тема. – Эта слабость исторически простительна (русской власти). Она отражала всеобщую бедность. Ресурсов на всех не хватало.