Пока я спала - Амалия Март

Он ведет себя как примерный супруг: сдержан, нетороплив, заботлив. Наверное, это и есть та самая каменная стена, за которую все так цепляются в жизни. Может, права был сестра, прогнозируя, что когда‑нибудь я тоже «набешусь»? Она‑то всегда была более прагматична и нацелена на обыденные вещи: карьера, семья, квартира. Два из трех пунктов в ее арсенале были реализованы сполна. Бабушкина квартира — наследство, на которое я претендовала не больше трех месяцев в году — полностью в ее распоряжении, успешная карьера с хорошим доходом также в реализации. С горем пополам ее сожителя вот уже седьмой год тоже можно было назвать ступенькой к воплощению четкого жизненного плана.

Не то что у меня, всё богатство — чемодан и Кенни, приносящий доход на любимую мной свободную жизнь.

Где же ты, систер? Сменила номер? Укатила в отпуск, следуя моему совету, быть подальше от депрессивной зимней Москвы, выжигающей из тебя всю радость? Кто ответит на вопросы, которые я не могу задать это хмурому лесопилу рядом? Уж точно не Катька, игнорирующая мое сообщение уже третий день.

Прислоняюсь лбом к стеклу, ловя в боковых зеркалах отражение огромных колес нашей несуразной тачки. Более уродского изделия автопрома представить невозможно. Не машина — муравей без жопки. Всегда задавалась вопросом, кто такие покупает, когда видела их на дорогах. Вот, оказывается, кто. Мой муж. Возможно, это даже совместная покупка, в семьях же обсуждают такие бездарные вложения средств?

Снова кидаю взгляд на Михаила. Миша. Перекатываю имя на языке — не ложится, чужеродно. Может, я звала его как‑то типа «кися»? Изо рта вырывается смешок, который я прячу в вороте пуховика. Ничего кроме «йети» на ум не приходит. Пытаюсь представить, что‑то более интимное, что должно отозваться внутри: как он снимает с меня одежду, гладит чувствительную кожу живота, покрывает поцелуями шею, спускаясь ниже. И тут же морщусь, чувствуя только фантомную щекотку и дискомфорт. Не могу представить нас счастливыми, не отрывающимися друг от друга молодоженами. И уже точно никак — ответственными родителями, планирующими беременность.

Все это какая‑то глупая нелепость. Я и он. И сын.

Снова включаю экран телефона, залезаю в галерею и в тысячный раз пытаюсь разглядеть в пухлощеком пацане себя. Пожалуй глаза, да — мои. Зеленоватые бусины, радостно смотрящие на мир, уверена, приложи мои детские фотки — будет один в один. Но все остальное — совершенно чуждо и не вызывает ни единого отклика в груди, кроме любопытства. Незнакомая беззубая улыбка, незнакомый маленький нос. Как это вообще работает? Должен же включится какой‑то тумблер внутри, который громко оповестит мозг: ты — мать! Но коварный разум играет в прятки, хотя я уже досчитала до десяти и даже крикнула «сдаюсь».

— Приехали, — вырывает из размышлений тихий голос.

Бросаю взгляд в окно, отстегиваю ремень.

— Подожди, — останавливает муж, когда я хватаюсь за дверцу ручки.

Выходит из машины, огибает капот и открывает пассажирскую дверь, протягивая мне руку.

— Высоко, — словно объясняет свой мужской порыв.

Я давлю очередную улыбку. Хмурый‑угрюмый, немногословный, но есть в нем то самое прямое мужское начало, что подкупает. Вкладываю ладонь в протянутую руку и по коже рассыпаются мелкие иголочки. Очень необычное чувство: грубая кожа касается моей, привыкшей к нежности, и отзывается. Наверное, вот они первые проблески узнавания родного человека. Не удерживаюсь от того, чтобы заглянуть в грозовое небо глаз напротив и рассмотреть что‑нибудь там, на их глубине. Может быть ту самую необъяснимую, но безграничную любовь, что нас, таких разных, объединила?

Но Миша избегает прямого взгляда. Смотрит на мою руку те две секунды, что держит, и отступает. Захлопывает за мной дверцу, закрывает машину с ключа.

— Третий подъезд, — машет головой в сторону многоэтажки, у которой мы припарковались.

Я задираю голову и рассматриваю шестнадцатиэтажное здание, обшитое синими панелями. Муравейник, как оно есть. Набираю морозного воздуха в легкие и шагаю за мужем.

Новая жизнь сама себя не проживет.

Странно, но я чувствую легкую дрожь предвкушения в момент, когда двери лифта разъезжаются, и мы попадаем на лестничную площадку. Точно такое же чувство я испытываю, когда самолет приземляется в неизвестном мне новом месте. Щекочущие пузырьки в животе, легкий озноб на затылке. Возбуждение.

Что‑то новое меня всегда будоражит. Даже если я предчувствую абсолютное разочарование.

Я нетерпеливо притопываю кроссовками по плитке подъезда, пока муж открывает дверь ключом. Делает два звучных оборота, немного надавливает плечом на дверное полотно и дергает ручку.

Я как та девочка, что обнаружила Нарнию за простым шкафом: делаю первый шаг и широко распахиваю глаза. Включается свет, дверь позади захлопывается. Я выискиваю следы своей прошлой жизни: разбросанные цветастые вещи, миллион журналов, обертки от мятных леденцов — всё, что выдаст мою натуру с порога. Но встречаюсь лишь с идеальной картинкой икеевского разворота: все до сахарной комы белое и обезличенное, квадратное и пустое. Даже детская коляска, перекрывающая проход в одну из комнат — огромная, белая, устрашающая. Особенно устрашающая. У нас разве не младенец?

Оседаю на мягкий пуфик у порога — единственное цветное пятно этой стерильной камеры — и расшнуровываю обувь.

— Почему ты в кроссовках? — напоминает о себе заботливый муж.

— Эм, я в них была, когда меня привезли, — стягиваю один с пятки и смотрю на Мишу.

— Ты гуляла с ребенком в кроссовках? Зимой? — его брови надвигаются ниже на глаза, и я испытываю неловкость. Действительно, в пуховике и кроссовках? Дичь.

Снимаю второй и заглядываю внутрь.

— Они зимние! — с победной улыбкой вытягиваю совсем новенькие найки ему в лицо, демонстрируя мех.

— Странная, — еле слышно произносит супруг, отворачиваясь и отодвигая зеркальную дверцу шкафа.

Снимает с плеч страшную депрессивного цвета куртку и ловко устраивает на вешалке, я расстегиваю свой ярко‑красный пуховик и протягиваю ему. Пока муж развешивает вещи, подмечаю, что гардеробная почти пустая.

— Мы недавно переехали? — вырывается у меня.

Миша поворачивается и одаривает меня долгим пристальным взглядом. «Подбирает слова»