Легенды нелегальной разведки. Из истории спецслужб - Иосиф Борисович Линдер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На одном из светских приемов Разумовский и вовсе шокировал публику. Ему задали вопрос:
— Какую роль вы намерены играть в Неаполе?
— Я буду там царствовать! — заявил граф.
О его дерзком ответе было немедленно доложено королю Неаполя Фердинанду IV, но тот лишь посмеялся, расценив это как шутку. За обедом он пересказал «шутку» своей жене Марии-Каролине, и она, еще не зная Разумовского, была заинтригована, на что, собственно, и рассчитывал молодой человек. Политический крючочек был проглочен.
Высший свет в чопорной Вене обычно не принимал в свой круг чужаков, тем более иностранцев, и тем более русских. Но Разумовский, как говорится, пришелся ко двору. Он прекрасно изъяснялся на двух языках, тонко чувствовал музыку, разбирался в поэзии и — чего не отнять — был очень хорош собой. Его личному гардеробу мог бы позавидовать любой венский щеголь. Одних только камзольных жилетов у него было с сотню, и менялись они порой по нескольку раз на дню. Молодые дамы и дамы постарше томно вздыхали о красавчике, и для него, по сути, были открыты любые политические двери.
В один из дней Разумовский был приглашен к графине фон Тун-Гогенштауфен, чей салон считался одним из самых блистательных в Вене. Здесь собирались самые известные люди Европы, люди с высоким положением и со связями. Именно благодаря связям графиня устроила Франца Йозефа Гайдна придворным капельмейстером к венгерскому графу Эстерхази, но если бы только это! Моцарт посвятил ей свою «Линцскую симфонию», а Бетховен — трио для фортепиано, скрипки и виолончели… Она была восхитительная женщина! И она никогда не отказывала себе завести мимолетный флирт с интересными для нее мужчинами. Не стал исключением и Разумовский. Они много говорили о музыке (Разумовский прекрасно играл на скрипке), графиня познакомила его со всеми именитыми композиторами того времени, но он мечтал о совсем другом знакомстве: ему нужно было выйти на Марию-Каролину, выполнив тем самым «конфиденциальное» геополитическое поручение Екатерины.
В Вене знакомство не состоялось, но почва была подготовлена. Когда наконец все формальности были улажены и неаполитанский посланник отбыл в столицу Российской империи, Разумовского уже с нетерпением ждали в Неаполе. И больше всех его ждала неаполитанская королева Мария-Каролина — не терпелось лично познакомиться с человеком, о котором она столько была наслышана.
Многоопытный женский обольститель, «шалунишка Андрэ» выбрал верную тактику: он пустил слух в среде неаполитанских придворных, что «не понимает прелестей королевы, которыми все так восторгаются». Слух дошел до прекрасных ушек, и очень быстро Разумовский оказался в монаршей постели. Мария-Каролина сама соблазнила его, ему и делать ничего не пришлось, а уже через месяц их романтических отношений у России появилось то, что ей было столь необходимо — надежные якорные стоянки для военного флота в Неаполитанском заливе, должное политическое сопровождение и благоприятствование неаполитанского двора.
В Европе об амурной связи быстро стало известно, и не без оснований ее сочли крайне опасной. Усиление позиций русских в Средиземноморье в первую очередь беспокоило Испанию и Францию. И дело не только в легкомысленной королеве — Разумовскому удалось подружиться с рогоносцем-королем, они вместе ездили на охоту, вместе проводили время в пирах, а за столом о чем хочешь можно договориться. Под целенаправленным влиянием графа Разумовского Неаполь постепенно стал отдаляться от родственных дворов и искать сближения с Австрией — тогда ближайшей союзницей России.
Но, как известно, никто не защищен от провалов. На грани провала однажды оказался и расчетливый Разумовский. Его снова, как и в случае с Вильгельминой. чуть не сгубили личные письма. Испанский министр при неаполитанском дворе, являвшийся резидентом испанской разведки, дон Лас-Казас, выкрал несколько посланий Марии-Каролины любовнику и любезно передал их королю Неаполя. О ужас? Вовсе нет! Когда письма были предъявлены Марии-Каролине, она закатила своему супругу такую театральную сцену, что Фердинанд не только не покарал Разумовского, но осыпал еще большими почестями, а «клеветника» Лас-Казаса быстро выслал из страны.
В этом месте вспомним одно не очень приятное правило, действующее и в политике, и в жизни: если кого-то задумывают свалить, остановить снежный ком бывает очень сложно. Екатерине II все чаще стали намекать на тайные интриги ее посланника, которые он якобы плел за ее спиной. Кто намекал? Агенты Франции и Испании. Засомневавшись, императрица отправила в Неаполь князя Бориса Юсупова и еще нескольких тайных агентов, дабы они разобрались с ситуацией на месте. Но и тут Мария-Каролина ее переиграла. Как только она заподозрила, что возлюбленного могут отозвать в Петербург, она тут же отправила Екатерине депешу: «Король, мой муж, и я очень довольны дипломатической службой графа Разумовского, ему удалось завоевать уважение всех честных и умных людей нашего двора… В том случае, если Ваше Императорское Величество примет решение не оставлять его при нашем дворе, просим Вас дать ему более высокую и почетную должность. Это станет показателем того, что вы правильно поняли наши слова о графе. Ваше доброе отношение к графу Разумовскому укрепит дружественные отношения между нашими дворами».
Весной 1784 года Екатерина все-таки отозвала «шалунишку» в Россию. Однако никаких санкций не последовало. Основная миссия графа была полностью выполнена: стоянки для российских кораблей заполучены, к тому же между Россией и Неаполем с помощью Разумовского был заключен весьма удачный торговый договор, а в самом Неаполе Разумовский оставил хорошо отлаженную нелегальную резидентуру. Было и еще одно важное обстоятельство: на севере России вновь, как и при Петре I, началось противостояние со Швецией, и графа ждали новые секретные дела.
На исходе XVIII века граф де Ферзен, который много лет был влюблен в родную сестру неаполитанской королевы — Марию-Антуанетту, казненную во время Великой французской революции, описал встречу с графом Разумовским: «В дверях кабинета я обнял его. Он все понял, глаза его заблестели. Как много разбитых сердец, погубленных жизней. уничтоженной красоты! Стоя в дверях, мы беседовали почти час — два человека с погибшими сердцами. Мы заговорили о них. О сестрах. О самых дорогих нам на свете…» Но здесь следует добавить, что
