В доме напротив - Жорж Сименон

Соня подняла голову, нерешительно взглянула на него, пытаясь возразить, но он ушел. Войдя в спальню, посмотрел на себя в зеркало над умывальником.

Под глазами мешки. Цвет лица потускнел, и сам он казался тусклым и печальным.

Адиль бей прислушался к звукам в соседнем помещении и, когда они стихли, снова открыл дверь в кабинет и вошел туда, сам не зная зачем. Соня сидела на обычном месте.

— Вы неважно себя чувствуете? — спросила она своим ровным голосом.

— Очень плохо.

— Хотите позвать врача?

— Нет, не хочу, чтобы меня отравили. Ему показалось, что она улыбается, и он поспешно повернулся к ней, но она была такой же, как всегда.

— Сколько времени мой предшественник прожил здесь?

— Два года, кажется. Я с ним познакомилась на втором году.

Он сел и отодвинул бумаги.

— Кто будет теперь вести хозяйство вашего брата?

— Каждый возьмет кое-что на себя.

— Сознайтесь, от него потребовали, чтобы жена пошла работать? Слишком буржуазно выглядела она у себя дома.

— Разве это не естественно?

— А если бы у нее был ребенок?

— Она бы имела право на три месяца оплаченного отпуска, а потом три раза по получасу на кормление.

— А если бы у вас был ребенок?

Он ожидал, что она вздрогнет, но этого не случилось.

— Было бы совершенно то же самое.

— Даже если вы не замужем?

— Конечно.

Зачем он обо всем этом спрашивал? Почему ему хотелось говорить об этом? Адиль бей ответить бы не мог. Он подошел к окну и подозвал Соню:

— Посмотрите.

Он указал ей на людей, выстроившихся в очередь перед кооперативом на той стороне улицы, залитой солнцем. Только что выгрузили ящики с печеньем, и из щелей высыпались едва заметные крошки. Пять-шесть женщин ползали по мостовой, подбирая их.

— Ну и что? — спросила Соня.

— И вы посмеете утверждать, что эти люди не умирают с голоду?

— Нет, не умирают, раз они живы. А у вас что, нет бедняков? И разве нет миллионов безработных в Америке, в Германии, в других странах?

Он снова увидел ее, как вчера, у окна клуба с молодым парнем, рабочих, слушавших лекцию, услышал, как играет саксофон, пока в одиночестве брел по улице.

— Что вы можете купить на свой заработок, на эти четыреста рублей?

— Что вы имеете в виду? Покупаю все, что мне нужно.

— Вы это уже говорили. Но я-то теперь знаю цены. Пара туфель, таких, как ваши, стоит триста пятьдесят рублей. Ваше платье стоит по крайней мере триста. Кусок мяса…

— Я не ем мяса.

— И ваш брат тоже не ест?

— Ест, когда обедает в кооперативной столовой.

— А сколько он зарабатывает?

— Тоже четыреста рублей. Члены партии отказываются получать больше.

Он взволновался, вдруг услышав, как дрогнул ее голос, когда она сказала:

— Мы вовсе не чувствуем себя несчастными.

— А если бы вам пришлось стоять в очереди, как этим людям?

— Я бы стояла.

Он искал, что еще сказать. И вдруг задал вопрос, от которого у самого слегка закружилась голова:

— Сознайтесь, вы состоите в ГПУ?

— Я состою в партии.

Консул не предвидел этого нелепого разговора. Он просто хотел сбить с Сониного лица постоянную невозмутимость.

— Сколько вам лет?

— Двадцать, вы это знаете.

— Почему вы пошли с этим человеком?

— А почему мне было не пойти с ним?

— Вы его любите?

— А разве вы любите госпожу?..

Она не назвала имени, но поглядела в сторону спальни.

— Это совсем другое дело.

Адиль бей почувствовал, что смешон, противен, и страдал от этого. Стоя подле Сони, он вдруг чуть было не схватил ее в объятия, не прижал к себе.

Но не посмел. Это было невозможно, и он с ненавистью посмотрел на закрытые» окна дома напротив, на кипящую от зноя улицу, на тусклый кусочек неба за окном, на свой пустой, вымерший кабинет.

Затем, сменив тон, он спросил:

— Вы не надеетесь найти мне прислугу?

— Все ищу.

— Вы же знаете, что не найдете.

— Это очень трудно.

— Потому что я иностранец, верно? А русский человек окажется на плохом счету, если станет работать у иностранцев? Его даже могут заподозрить и вызвать в ГПУ.

Она улыбнулась.

— Посмейте сказать, что это не правда. Все это было совсем не то, что он хотел сказать. Адиль бей готов был заплакать.

— Послушайте, Соня…

— Слушаю.

Неужели она не может ему помочь? Для этого ведь не нужны слова. Может быть, она сейчас уселась на свое место за письменным столом, чтобы избежать опасности?

— Вы меня ненавидите?

— Нет, — сказала она. — С чего бы мне вас ненавидеть?

— Что вы обо мне думаете?

— Думаю, что вам лучше было бы вернуться к себе на родину.

Он задыхался.

— Вы хотите сказать, что я неспособен жить здесь, что на меня плохо влияют все эти ваши организации и тайны, которые они создают вокруг меня? Вы это думаете, я знаю! Но я и в других местах побывал, поверьте. Вы когда-нибудь слыхали о Дарданеллах? Я там провел три года в едва отрытых траншеях, где мы подчас ступали по мертвецам! И там слуг тоже не было, не было даже сгущенки…

Соня с любопытством смотрела на него, сохраняя невозмутимость.

— У меня и сейчас сидит пуля в основании черепа, и ее никогда не смогут извлечь, — продолжал Адиль бей. — А знаете, как я присоединился к Мустафе Кемалю в Малой Азии, во время революции? Мы втроем уселись в шестиметровый каик и несколько недель болтались в Черном море. В разгар зимы!

Ему необходимо было все это рассказать ей.

Соня молчала.

Он стал к окну, чтобы перевести дыхание и успокоить кровь. Когда он обернулся. Соня разбирала сделанные утром записи.

— Соня!

— Да?

— Мне было грустно этой ночью.

— Почему?

— Потому что ваша кровать была пуста. Я не понял…

— Чего вы не поняли?

— Я не понял, почему вы ушли с тем человеком. Сколько их было, тех, с кем вы уходили?

— Не знаю.

— Но с каких пор?..

— Примерно года два.

Он видел ее профиль. В голову лезла всякая всячина: ее четырехсотрублевый заработок, обед из черного хлеба и чая, железная кроватка в комнате брата и золовки, вода, за которой она тоже ходила утром в коридор…

Однако платье на ней было хорошего покроя, а лицо спокойным и решительным. Небо обесцветилось. Знойная испарина накрыла город, густой воздух заполнил легкие.

— Что с вами, Адиль бей?

Он сорвал пристежной воротничок и галстук и с нелепым видом встал посреди кабинета.

— Вам лучше сесть.

Этого-то он как раз и не хотел, оттого что еще не отказался от мысли схватить ее в объятия. Он то подходил к ней, на что-то решаясь, то отходил.

Зазвонил телефон. Соня взяла трубку, потом спокойно протянула ее Адиль бею.

— Нет.., нет… — проворчал он в трубку. — Это невозможно… Я нездоров… Нет, никого не могу видеть… Я вам сказал — нет. Хочу забиться в угол, как больной пес… До свидания…

Это была Неджла.

— Вы действительно чувствуете себя больным? — спокойно спросила Соня.

— Не знаю я ничего.

Ему было жарко, побаливал живот.

— Знаете, что вам следует сделать? Пойти на пляж и выкупаться. А потом не спеша отправиться в Ботанический сад, вы там еще не были, а все иностранцы говорят, что это один из лучших в мире, и до него короткой дорогой меньше шести километров.

— А потом что еще?

— А потом вы устанете и уснете.

— А вы сами ходили?

— Да.

— В одиночку?

— Разумеется.

Отхлестать бы ее по щекам. Ну и совет, пройти двенадцать километров по этому солнцу, чтобы посмотреть Ботанический сад!

— Вы, разумеется, откажетесь пойти со мной?

— Да, буду вынуждена отказаться.

— Потому что вам это скучно?

— Не совсем так.

— В общем-то, опять то же самое! Потому что я иностранец! Вы окажетесь под подозрением! О, я начинаю вас понимать! Я видел женщин, которые из бара уходят с моряками. Но я знаю, что они сотрудничают с ГПУ! Сознайтесь же!

— Почему нет? Иногда им задают вопросы.

— И вам тоже?

— Я этого не говорила.

— Но вы не посмеете утверждать обратное. Сегодня ночью в пятнадцати метрах от меня убили человека. Она с любопытством посмотрела на него.

— На стрелявшем была зеленая фуражка.

— А у вас полиция никогда не стреляет?

— Может быть. Но разница в том, что там окружающие реагируют на это, стараются узнать, что случилось. А вчера никто из тех, кто при этом был, даже шагу не сделал.

— Значит, им это было неинтересно. Однако в ее светлых глазах появилось подобие улыбки, смягчившей обезоруживающую простоту ответа.

— Соня…

— Третий раз вы называете мое имя и ничего не добавляете.

— А вы хотите, чтобы я что-то добавил?

— Нет.

Он тоже улыбнулся. Напряжение чуть ослабло. Ему вдруг показалось, что они не так далеки друг от друга, как раньше.

Послышался стук закрываемых ставень. Это в кооперативе кончился товар, и Адиль бей увидел, что человек сорок пошли прочь с пустыми сумками, как это бывало каждый день.

— Я забыла напомнить вам про белье, — сказала девушка, вставая с места.