Гангстер - Лоренцо Каркатерра

И действительно, в гангстерской жизни трудно найти пример доверительных отношений. Еще труднее найти в этой среде дружбу. Большинство союзов заключается ради распределения территориального влияния и основывается на строго деловых отношениях. А дружба длится ровно до тех пор, пока она приносит прибыль. «Ты моешь спину мне, а я тебе, — сказал бы Анджело, — пока не подойдет время в эту спину выстрелить».

Дружба с Пудджем Николзом сложилась самым что ни на есть естественным образом. Она возникла из ненависти, сдерживавшейся поначалу чужой волей, и развилась во взаимное уважение и взаимоподдержку. Пуддж и Анджело опирались на силы друг друга, защищали слабые стороны друг друга и не позволяли никому проникнуть туда, где обитало их взаимное доверие. В исполненном ненависти мире они жили душа в душу. «Они были совершенно не схожи по характеру и манерам, — сказала Мэри. — Но со временем искренне полюбили друг друга. Если честно, я не думаю, чтобы в этом мире было хоть одно существо, которое Анджело любил бы больше, чем Пудджа. И даже в этой любви, при всей ее чистоте, крылся риск».

Анджело и Пуддж шли, опустив головы, навстречу яростному ледяному ветру. Он, сердито завывая, налетал с Ист-Ривер и без труда проникал под их изношенную зимнюю одежду.

— Давай-ка завернем в «Мэриленд», — предложил Пуддж, запихивая руки в задние карманы ветхих штанов. — На минутку, только чтобы ноги хоть немного отогрелись.

— Мы будем опоздать на школу, — сказал Анджело на своем немыслимо ломаном английском языке. — Учитель будет сердитый.

— Тем более нужно завернуть, — упорствовал Пуддж.

— Мы не быть там всю эту неделю, — не сдавался Анджело. — Учитель будет скоро вызывать мой папа.

— Иде нужно, чтобы мы вытащили пиво из подвала. — Пуддж пустил в ход свой самый веский аргумент. — Она нам платит. А школа ничего не платит.

Пуддж истово выполнял приказание Иды и ни на шаг не отходил от Анджело. Это служило почти полной гарантией, что никто из таких же местных начинающих громил не причинит тому вреда. Он вполне здраво рассудил, что в наибольшей безопасности Анджело будет, все время находясь рядом с ним на виду у всех глаз, вожделенно обшаривавших улицы в поисках возможного объекта нападения. Еще сложнее становилась задача Пудджа из-за того, что Анджело был итальянцем. В те годы к итальянцам относились как к ворам, которые бесчисленными полчищами забирались в места, исконно считавшиеся ирландскими цитаделями, и беззастенчиво крали у хозяев всю низкооплачиваемую работу. Между старожилами и пришельцами ежедневно происходили уличные схватки, а любые достигнутые перемирия всегда оказывались чрезвычайно хрупкими.

К зиме 1913 года, когда моральное состояние в стране упало еще ниже под тяжестью горького предвкушения Первой мировой войны, улицы Нью-Йорка превратились в поля межнациональных сражений. Это была эпоха всевластия банд, когда полторы сотни хорошо организованных объединений жестоких насильников, ни от кого не скрываясь, управляли жизнью города при помощи силы своих кулаков. Городской департамент полиции был сильно недоукомплектован, а имевшиеся сотрудники были плохо обучены и до устрашающей степени коррумпированы. В городе то и дело происходили случайные убийства, по числу которых устойчивое лидерство держал перенаселенный Нижний Манхэттен. Ограбления и налеты совершались в любое время суток и стали настолько банальным явлением, что не привлекали даже внимания прохожих, не говоря уже об упоминании в утренних газетах. Хорошо вооруженные и организованные шайки квартирных воров полностью очищали жилища от скудного имущества их обитателей и мгновенно превращали добычу в наличные деньги при помощи сложной, но работавшей без запинки системы скупки краденого.

Немыслимый размах приобрела проституция, питательную почву для которой создавали разбитые надежды и отчаяние иммигрантов, ищущих минутного утешения в купленных объятиях мимолетных любовниц. Сутенер или мадам, способные обеспечить регулярный приток в свои заведения более или менее привлекательных женщин, имели доход до четырехсот долларов в неделю — столько же комиссар полиции зарабатывал за год. Большинство действующих проституток составляли беглянки из нищих стран, но попадались среди них и молодые вдовы, оставшиеся без средств к существованию, и жены мужчин, неспособных найти работу.

Салуны и бары торчали на каждом шагу. Большинство из них было набито битком шесть вечеров в неделю; там щедро наливали разбавленное водой пиво, наполняли большие стаканы плохим джином и еще худшим виски, совали стаканы в жадные руки, которые поспешно выливали их содержимое в раскрытые рты. По утрам на большинстве улиц тут и там можно было увидеть спящих у стен или под стоявшими на тротуарах коновязями мужчин, сумевших ненадолго загнать свои финансовые проблемы и семейные неприятности в алкогольный туман.

Но, безусловно, самым страшным из пороков, навязывавшихся иммигрантам, к тому же поощрявшим ежедневное обращение к нему, были азартные игры. Своей подверженностью азарту итальянские и ирландские иммигранты в Нью-Йорке начала века ничуть не отличались друг от друга, и целая армия уличных шустрил и надзиравших за ними гангстеров делали все, чтобы извлечь максимальную прибыль из этой страсти. Сотни жуликов ввязывались в быструю и смертельно опасную игру в лотереи. Немало из них разбогатело. Куда больше отправилось на тот свет, так и не успев разбогатеть.

В искусстве делать деньги на лотереях никто не мог сравниться с худощавым, щеголевато одетым мужчиной с мягким голосом и приятной улыбкой.

Его звали Ангус Маккуин.

На улице его лучше знали под именем Ангус Убийца, и своего видного положения в преступном мире он достиг, пробыв несколько лет на высоком посту в банде «Гоферов», одной из самых могущественных манхэттенских преступных группировок. Их сила заключалась в численности — в лучшие годы банда насчитывала свыше пятисот человек, и зона ее влияния распространялась от 7-й улицы до набережной Гудзона и включала в себя 23-ю и 42-ю улицы. Впрочем, это была лишь сердцевина империи «Гоферов».

Имя забавного зверька[6] ни в коей мере не соответствовало их жестокости. Их называли «гоферами», потому что их тайные и явные притоны, как правило, располагались в подвалах трущобных многоквартирных домов. Они вели непрерывную войну с конкурентами, среди которых наиболее ужасными считались «Пять углов» и «Истмены». Пожалуй, не проходило недели без убийства или избиения до полусмерти кого-нибудь из членов этих банд.

Помимо умения ловко разбивать головы и ломать кости, кое-кто из известных предводителей гангстеров выказывал определенный талант к бизнесу. Керран Полдыхалки, босс прибрежного отделения «Гоферов», сколотил пусть небольшое, но все же достойное уважения состояние на перешивке большой партии украденных зимних полицейских шинелей в женские пальто. Он произвел в мире моды сенсацию, определив на два сезона направление работы Швейного квартала. Керран страдал от хронического туберкулеза и управлял своим бизнесом из больницы Беллвью, где превратил большую палату на третьем этаже в деловую контору.

Бак О'Брайен, босс «Адской кухни» — самой трущобной части владений «Гоферов», — вкладывал свои незаконные доходы в фондовую биржу. Успех его биржевой игры обеспечивался подсказками со стороны располагавших обширной инсайдерской информацией игроков с Уолл-стрит, которым он поставлял женщин легкого поведения и спиртное.

Но никто из них не обладал провидческими способностями Ангуса Маккуина, увидевшего задолго до его наступления то будущее, в котором множество низкопробных баров сменится роскошными ночными клубами, где будут выступать первоклассные артисты и куда будут вкладываться большие деньги, приносящие огромную прибыль. Маккуин заблаговременно вложил свои капиталы в три дюжины таких мест, одним из которых оказался знаменитый «Коттон-клуб» в Гарлеме.

Такими были бароны преступного мира Нижнего Манхэттена. Провидцы и жестокие насильники, опирающиеся на многочисленных подручных, сколачивавшие огромные капиталы за счет бедняков. В то время началась контрабандная «золотая лихорадка», и они не упустили ни одной из открывшихся возможностей. Там, где взглядам большинства открывались лишь людные улицы, где не было ничего, кроме нищеты и болезней, Керран, Маккуин и другие, пошедшие по их стопам, видели немыслимые богатства, распределенные жалкими крохами среди бедняков, которые стремились как можно скорее растратить свои гроши на азартные игры, продажных женщин и пьянку. И лучше всего было не мешать им в этом.

— Он часто говорил, что это походило на жизнь Дикого Запада, какой ее знают по кинофильмам, — сказала Мэри. — «Черные шляпы» устанавливают правила, по которым приходится играть «белым шляпам»[7]. Если ты слаб, то ты обречен.