Междуцарствие в головах - Галина Мурсалиева

Мы поспорили с водителем. Он считал, что Жеглов бы навел в стране порядок. И не допустил бы гибели подводной лодки «Курск».

– Допустил бы, – сказала я ему.

– А вот это вы мне докажите, – взвился он. – Да чтоб Жеглов, да эту самую, как ее, элиту страны, оставил корчиться! Подводников!

Если представить, что все зависело от него? Я попыталась представить:

– Глеб, да ты что! Они же еще живы, Глеб! – кричит Шарапов. – Надо обращаться к тем, кто рядом! Ну, пожалуйста, Глеб, пойми: это единственный выход. Там рядом норвежские спасатели!

– Ради двадцати живых или пусть даже ради ста ты хочешь поставить под угрозу жизнь 150 миллионов? Станут известны коды, и завтра наши ракеты превратятся в ничто! Этого ты хочешь?

– Нет, Глеб! О чем ты думаешь, там же сейчас, в этот момент гибнут ребята!

– Мне тоже жаль ребят… Но я не допущу, чтобы завтра наша страна оказалась голой перед всем миром!

– Глеб, пожалуйста!

– Все! Я сказал…

ДАРУЮЩИЙ ЗЛО ВИДИТ ТОЛЬКО ЗУБЫ

Как мы боялись талибов

Воскресный полдень. Меланхолический взгляд в окно под теленовости. Замедленный полет одинокого красно-желтого листка за окном, а на экране – таджикская граница, и вот говорят, что там роятся полчища талибов. Но, говорят, пока все спокойно. И акцентированно так, со значением, добавляют: «Подозрительно спокойно».

Я смотрю на деревья – подозрительно спокойно слетает о них листва. Смотрю на телефон – он как-то очень подозрительно молчит. Затишье – это вообще всегда что-то очень подозрительное. Я снимаю трубку и звоню сама. Мой давний знакомый – востоковед, лингвист, филолог Алексей АСЯНОВ знает всегда все, вот ему я и звоню и у него спрашиваю:

– Почему, Алексей, вообще сегодня так подозрительно спокойно на таджикской границе?

– А посмотреть, к примеру, на финскую границу, там тоже, знаешь ли, спокойно. Но… не подозрительно?

– Финны, они вообще спокойные. А талибы нет. Потому что у них полчища роятся.

– Смесь абсолютного невежества и абсолютного презрения, – констатирует он.

– Это ты про меня? – огорченно уточняю я.

– Ну… не только.

– Слушай, вот ты мало того что филолог, но ты ж еще и татарин, мусульманин. Объясни мне, ради бога, почему так страшно звучит словосочетание «исламский фундаментализм»? Это что такое? То есть приблизительно я и сама знаю. Но не понимаю, почему это звучит так зловеще, ну как нарывающий вулкан примерно.

– Так ажиотаж какой вокруг, истерия – конечно, сегодня это звучит зловеще. Ты хочешь знать, кто такие фундаменталисты вообще? Так на Западе называли тех, кто считал, что мусульмане отошли от веры, и требовал вернуться к временам пророка.

– А разве нет таких людей в других религиях? Есть, например, христианский фундаментализм?

– А почему же нет? Ты возьми те газетные штампы, в которых вот такая истерия нагнетается, и подставь вместо «исламского» – «христианский», что получится? Пусть каждый попробует провести такой эксперимент. Получится листовка, памфлет, бред. Как и в любом пропагандистском тексте, вырываются слова из контекста, и получается нечто чудовищное.

Христос говорит: «Не мир принес я вам, но меч». Если это прочесть человеку, не знакомому с христианством, он решит, что это – агрессивная религия. Есть концепция: ислам агрессивен. И под эту концепцию из контекста вырываются фразы из Корана.

– Это понятно, но когда говорят «исламисты», почему-то сразу представляются палец на курке, ну и другие там атрибуты: борода, зеленая повязка и это вот еще жуткое заклинание: «Аллах акбар»…

– Ну правильно, клише – оно всегда вызывает устойчивые зрительные ассоциации. Помнишь фильм «Осенний марафон»? Там этот замордованный, как мы все, герой Басилашвили пнул что-то ногой, поранился, в очередной раз куда-то опоздал, объявился в институте, а там его студент дожидается, которого он собирался пожалеть. И вдруг взрывается: «Молодой человек, я не поставлю вам зачет. Хартия переводчиков гласит, что перевод способствует общению и пониманию народов, культур, цивилизаций! А вы своим переводом будете разобщать». Я, конечно, не ручаюсь за абсолютную точность цитаты, но суть такая.

– Это ты к чему?

– Это я к тому, что ты называешь слова «Аллах акбар!» жутким заклинанием. А что это такое в переводе?

– Аллах велик?

– Ну а если все перевести? «Господь велик!» – вот что это значит. Но ведь это уже по-другому получается, да? Ну представь, если человек гибнет со словами «Господь велик!» – это же вызывает уважение, верно? А с криком «Аллах акбар!» – ужас. Почему? А просто был сделан нечестный перевод.

– Нет, подожди, вот есть же такое у мусульман изречение: «Нет Бога, кроме Аллаха». То есть мусульмане считают, что есть только один мусульманский Бог – Аллах.

– Вот видишь, что происходит? Любой православный, услышав это или прочитав, вздрагивает, испытывает дискомфорт. «Нет Бога, кроме Аллаха? Как это нет? А мой Бог?» А ведь правильный перевод – «Нет Бога, кроме Бога». То есть Бог един. То есть в предложении переведены все слова, кроме одного, и получается совсем иное звучание.

– Слово «Аллах» нужно переводить?

– Ну а как же иначе-то? В арабском языке, языке Корана, Аллах означает «Бог». Не на всех языках Бог звучит как «Бог», верно? «In God we trust» – с английского это переводится как «В Бога мы верим». Не переводят же как «В Года мы верим»? Когда же переводится что-то касающееся ислама – всегда остается непереведенным слово «Аллах». Почему? Это же не какой-то особенный Бог, просто по-русски Бог – это «Бог», по-английски – «Год», а по-арабски – «Аллах». Вот и все.

– Если это намеренно так переводится, то намерения явно не сегодняшнего дня. Можно классику вспомнить…

– Конечно, это, по сути, пропагандистский ход, отчуждающий людей одной веры от другой. И такая пропаганда началась не сегодня, она как минимум длится столетие, может быть, и больше. Но сегодня уж очень активно используется. Причем иногда осознанно, а большей частью нет. Вот я читаю заметку… с абсолютной иронией автор пишет: «Рахим, Рахман, Бисмилла, – прошептав эти свои дикие заклинания, исламист ушел в сторону гор». Честное слово, так писали в начале второй войны с Чечней. Ну переведи написанное на русский, только переведи честно, каждое слово, – и получится: «Во имя Господа, всемилостивого и милосердного». Это что, дикое заклинание? Это просто для пишущего явно непонятные слова, только и всего.

– Вообще-то слово «исламист» само по себе тоже звучит как-то… Христианин – нормально, человек, исповедующий ислам, – тоже нормально. А вот исламист…

– Эти все звучания – хорошее поле для пропагандистских трюков. Скажи, например, «христианист» – что-то не то, да?

– Не то. Но как бы там ни играли со звучанием, а все-таки то, что называют исламским фундаментализмом, – это ведь правда ужасно.

– Ну плохо это, конечно. И прежде всего это плохо для исламского мира. Фундаменталистское течение – это крайнее течение в исламе, даже скорее ортодоксальное. Это всегда шаг назад, и он всегда бывает сделан от отчаяния. Возьми Афганистан – там более двадцати лет идет война. Разрушенная экономика, абсолютно уставшее, запуганное, разоренное население – их всего-то миллионов восемь. Когда-то это тихая, спокойная была страна, но вторгся Советский Союз и начал строить там социализм, положив три миллиона местного народа. В ответ возникло афганское сопротивление.

– Талибы?

– Да нет, талибов тогда вообще еще не было. Были моджахеды, то есть борцы за веру, – это уже было исламское движение. Они объединились против советской оккупации и против просоветского правительства. Подняли зеленое знамя и лозунг «За веру, за отечество!». То есть эти люди тоже боролись за веру и за Родину: разве это только христианским народам позволено? Позже, когда уходят советские войска, гражданская война в Афганистане продолжается, не без помощи извне, а точнее, при активной помощи извне. И как реакция на еще более тяжелую ситуацию уже возникает фундаменталистское движение – талибан. Оно становится все суровее: неповинующимся – казнь, женщинам – чадра. При моджахедах нравы были мягче, но царил хаос.

– Отвратительные типы. Так вот к теме о правильном переводе: я читала, что талиб – это по-арабски студент. Как это учащаяся молодежь оказалась такой мракобесной?

– Ну да, талибы достаточно отвратительны и мракобесны. И заметь – это лучшая часть населения, надежда. Далеко не каждая семья могла послать отпрыска на учебу; я полагаю, что для одного юнца деньги вынужден был собирать целый клан. Очень важно понять: почему вдруг студенты оказались приверженцами самого крайнего течения в своей религии? Да потому, что они родились, когда страна была на грани катастрофы, а росли и взрослели уже глубоко внутри этой катастрофы. Талибан – реакция на безысходность. Можно сколько угодно говорить, что это движение было создано пакистанской разведкой и что за талибами стоят братья по разуму – пакистанцы. Очень вероятно. Но если бы население Афганистана не поддержало их, ничего бы не удалось. Не выглядели бы они сегодня вот так победоносно. Далеко не слабая разведка мира – советская – организовала в семидесятые ввод войск, и сколько лет они там были, – но народ Афганистана их не поддержал, не принял, а потому Союз и потерпел здесь поражение.