Слезы пасмурного неба - Евгений Магадеев

Забрел я сюда совершенно случайно: оставаться в доме Владыки было безыдейно, а переход до ближайшего поселка пробудил мой голод до такой степени, что я не решился идти дальше, предварительно не отобедав. Аппетит не испортила даже встретившая меня вакханалия – более того, соблазнительный вид лившегося рекой пива только раздул огонек желаний, зарождавшихся в моем чреве. Заказав изрядную порцию жаркого, я не стал стеснять себя сомнительными условностями, прихватил с полки сразу две деревянные кружки по литру каждая и зачерпнул ими из разных бочек, стоявших посреди заведения.

– Силен, монах! – восторженно прокричали у меня над ухом. – Давай-ка залпом!

Под развязное улюлюканье внезапно обратившей на меня внимание толпы я осушил одну из кружек, но этого оказалось мало: народ затребовал продолжения.

– Пей еще! Пей еще! – скандировали они, обступив меня плотным кольцом и раскачиваясь из стороны в сторону. Многие едва держались на ногах и не падали исключительно благодаря поддержке соседей, так что этот нестройный хоровод то и дело норовил превратиться в кучу-малу.

– Помилуйте, братцы! – шутливо воззвал я, но на потеху зрителю пригубил и из второй кружки. – А за что же мы пьем?

– Дак у нас волею Второго брата нынче школа открылась – вот и обмываем! – объяснил здоровенный детина, почесывая шершавой лапой округлое пятнистое брюхо.

– Детишки теперь учиться будут, – добавила молоденькая барышня, выглядывавшая из-за его плеча, и шаловливо захихикала. Вряд ли она находила в обсуждаемой теме что-то забавное, но требовать адекватного мировосприятия от ее одурманенного сознания было бы по меньшей мере нелепо.

– Пей, неужели струхнул? – громогласно напомнили мне, и я, не желая больше испытывать терпение толпы, опрокинул в себя еще один литр хмельной жидкости. Трактир заполнился победным возгласом, к которому присоединились и те, кто вообще не ведал о происходящем; я же, прорвав оцепление, направился к занятому ранее месту, намереваясь по пути набрать немного компота или хотя бы воды – спиртного уже не хотелось.

– Теперь ты мой герой! – услышал я себе вдогонку пьяный женский голос. – Не хочешь поразвлечься?

– Я хочу! – отозвался кто-то, и мне даже не пришлось оборачиваться.

Жаркое уже дожидалось меня в простом, но по-своему изящном глиняном горшочке, крышка которого была прикрыта недостаточно плотно, а оттого пропускала поднимавшийся от содержимого пар. Не желая обжечься, я столкнул ее узорчатой деревянной ложкой на видавшую виды скатерть; крышка покатилась по столу, но до края не добралась, остановившись в одном обороте от падения.

Аромат был выше всяких похвал. Жадно втянув в себя резкий букет крупно нарезанного картофеля, моркови и чистых, без единой жилки, кусков курицы, плавающих в наваристом бульоне, я ощутил, как сильно проголодался на самом деле – и насколько опьянел после выпитого натощак.

– Примите глубочайшие извинения, – прозвучало у меня над ухом. – Мне очень стыдно за сородичей.

На лавку рядом со мной опустился импозантный мужчина далеко не молодых лет, одетый в новенький, слегка франтоватый костюм из серой ткани. С определенным трудом переключив на него свои мутные мысли, полностью занятые предстоящим кушаньем, я пробурчал что-то вроде «Право же не стоит, пускай народ веселится». Мой ответ, судя по всему, не убедил мужчину; глядя, как я наконец зачерпываю добрую порцию жаркого, он с сожалением произнес:

– Манеры селян оставляют желать лучшего. Знаете, как говорят в этих краях? Сделал дело – выпей смело, а не сделал – тоже выпей. У них, видать, остроумия не хватило вторую строчку зарифмовать.

– Вы не очень-то лестно отзываетесь о своих земляках, – заметил я, отправляя в рот очередную картофелину. – Должно быть, они немало хлопот Вам приносят.

– Куда больше, чем Вы думаете, – мужчина печально улыбнулся. – Я старейшина, уже седьмой год пошел. Звать меня Осип.

– Очень приятно. Меня – Ярослав. Я так понимаю, Вы не празднуете – неужели пришли последить за порядком?

– Я… праздную. Для этого не нужно напиваться. В конце концов, мы говорим об открытии школы – это событие, казалось бы, связано с повышением культурного уровня, а не наоборот. Вы так не считаете?

– Разумеется, считаю. В перспективе наверняка к повышению и приведет. Многие ли из пирующих обучены грамоте?

– Да разве что каждый третий.

– Так и незачем сокрушаться. Тут уж каждому свое: кто книжки читает, а кто возлияниям придается. Я вот, например, постыдно совмещаю – последуете примеру?

Мой собеседник приготовился пылко возмутиться – однако замешкался ровно настолько, чтобы успеть передумать, и, махнув лапой в знак капитуляции, поднялся из-за стола, чтобы вскоре вернуться с двумя полными кружками, одна из которых предназначалась мне.

– Ваша взяла, – заявил Осип, усаживаясь напротив. – Давайте выпьем.

Как оно всегда и бывало в подобных ситуациях, сразу после захода Солнца мне стало казаться, что уже чрезвычайно поздно и пришла пора серьезно озаботиться местом для ночлега. Я не имел ни малейшего понятия, где в этих краях можно было остановиться, – да и вообще остро ли стоит эта проблема, – но, по счастью, глава села по-прежнему находился прямо передо мною, вполне открытый для диалога. Более того, уже несколько часов кряду он трещал без умолку, и эта словоохотливость, побужденная далеко не самой опасной дозой спиртного, начинала изрядно утомлять.

– И тут она мне говорит: «Ни в коем случае! Это и мой ребенок тоже!» Представляете? – разгоряченно излагал мой новый знакомый, активно жестикулируя и периодически прикладываясь к пиву, плещущемуся на донышке стакана.

– Осип, – попытался остановить его я. – Нам надо обсудить один вопрос.

– Это точно! – неправдоподобно легко согласился он и, тут же забыв о моей реплике, продолжил: – «Мой ребенок тоже»… Как Вам это нравится? Можно подумать, я когда-то на него претендовал… Да ничего подобного!

Старейшина медленно и крайне спутанно рассказывал о своих похождениях на стороне, не стесняясь даже наиболее пикантных подробностей, имевшихся в изобилии. Его супруга, судя по всему, пребывала в счастливом неведении – что было крайне удивительно, учитывая, как легко достались мне откровения Осипа, которому, помимо всего прочего, даже не приходило в голову вести себя потише в присутствии прекрасно знавших его местных жителей. Последние, впрочем, заметно присмирели и даже постепенно начинали расходиться по домам, проявляя себя несравненно более сдержанно, нежели сам Осип, еще недавно обличавший их бескультурие.

– Послушайте меня, пожалуйста, – предпринял я очередную попытку обратить на себя внимание. – Время уже позднее, мне срочно нужен Ваш совет.

– Извините… – сдавленно пискнул старейшина, опять не заметив моего призыва, и, неожиданно вскочив из-за стола, стремительно затопотал в направлении выхода из трактира, по пути сшибая опустевшую посуду, не убранную за соседями. Залив себе в горло последние капли уже опротивевшего пива, я последовал за ним.

На улице было довольно темно, и редкие силуэты прохожих удавалось различить на фоне домов исключительно благодаря неярким отсветам далекого заката. Неуверенно держась за предательски болтающуюся ставню и пытаясь опереться на стену обветшалого здания трактира, Осип жадно глотал посвежевший к вечеру воздух. Судя по всему, его страшно мутило, и оставалось только гадать, какого цвета была бы сейчас его шкура, не будь она изначально зеленой.

– Вам лучше отойти, – посоветовал я и, подхватив старейшину за локоть, помог ему добраться до закоулка, где нас никто не мог видеть. – Изрядно Вы перебрали, уважаемый.

Надо сказать, я и сам чувствовал себя далеко не лучшим образом: лапы стояли на земле вполне уверенно и твердо, но головокружение вкупе с иногда подступающей тошнотой делали мир вокруг меня маленьким и сложным. Выпил я, пожалуй, вдвое больше незадачливого собутыльника, а потому мое состояние можно было расценивать как абсолютно приемлемое, тем более что свою меру я знал отлично: напиваться до потери сознания – как во сне, так и в реальности – мне приходилось неоднократно.

– Ярослав, – жалобно позвал Осип, казалось, уже недоумевая, где находится и что происходит. – Мне надо домой.

– Очень хорошо, – откликнулся я, прикидывая, как долго смогу тащить его на себе. – Где Вы живете?

Дорога оказалась не слишком близкой, тем более что передвигаться следовало окольными путями: я по-прежнему желал скрыть от общественности неподобающее состояние старейшины, заплетающиеся лапы которого непомерно усложняли эту задачу. Когда мы наконец ввалились в сени старомодного двухэтажного дома, я усадил свою ношу на первую попавшуюся лавку и, позволив себе расслабиться, скинул посох и походную сумку прямо на чистенький, без единой пылинки пол. Вышло довольно шумно, и, вероятно, заслышав эти звуки, внутри жилища кто-то зашевелился. Скоро хлипкая дверь, отделявшая нас от основных помещений, распахнулась, и в сени вбежал маленький лягушонок, одетый в короткие штанишки и плотный вязаный свитер.