Кингчесс (СИ) - Птица Алексей

Оглядев множество расставленных на доске фигур, за каждой из которых стоял реальный человек, я задумался. Да, пешек у меня достаточно. И отец Пантелеймон, и многие другие. Но на противоположной стороне всё гораздо лучше, и гроссмейстеры меняются. А я всё один, да один.

И, оставив шахматные фигуры в покое, я стал смотреть на высокий потолок дворца, расписанный в синие и белые цвета. Надо отдохнуть, надо отдохнуть. Эх, и, встав из-за стола, я покинул свой рабочий кабинет, направившись на женскую половину дворца. Здесь был мой сын, здесь были мои дочери.

Кстати, дочерей надо было выдать замуж, и они уже не были пешками. Одна мощная, как и я, вполне сойдёт за дуру, тьфу, за туру. Но и за дуру, тоже ничего, дабы не смущать своего мужа знаниями, которые в неё вдолбили. Мирра, она такая.

Вторая, Слава, была красивой. Чёрная пантера, называли её, чем не королева! Но вот за кого её отдать замуж? Белые не возьмут, а чёрные ничего из себя не представляют, и не могут дать ничего, окромя анализов. Придётся использовать их в качестве запасных фигур.

Да, партия обещает быть интересной, с гамбитами и цугцвангами, шахами и матами. Особенно, с матами. Матов будет много, это я точно обещаю. Пока у нас классический гандикап. Но можно попытаться разыграть блиц, или сделать вилку. А там и размен фигурами и детский мат возможен.

Эх, сдались мне эти шахматы, но больно термины в них показательны и точно отражают любую ситуацию, один цейтнот чего стоит! И остаётся придумать только этюд, который шахматный.

А ведь это — искусственно составленная позиция, в которой необходимо найти единственно верный путь (как правило, неочевидный, парадоксальный), для достижения поставленной задачи (достижение выигрыша или ничьей). Самое то, для меня.

Неожиданно я застыл. А ведь хотя бы одну из дочерей можно отдать замуж за индийца. Естественно, не за абы кого, а чем плох правитель княжества Кач, или Куч, или Кутч. Хрен разберёшься в этих индийских названиях. Берёшь себе Куч и говоришь, как ты могуч.

А союз орала и меча может и получиться. Она орала, а он рогоносец, в смысле, меченосец. Перекуёт то, чем она орала и сделает из этого меч. А меч, штука полезная, особенно, в борьбе с британцами. В общем, надо думать. Зайдя к своей супруге, я выкинул эти мысли из головы, сейчас есть дела и поважнее.

* * *

Леонид Шнеерзон, узник Венсенского замка, вернее, той его части, где располагалась тюрьма, сидел в одиночной камере, куда его перевели из общей. Это случилось после того, как он умудрился обыграть в карты всех, кто в ней сидел. Но и нахождение в одиночной камере не продлилось чересчур долго.

У него уже успели сложиться неплохие отношения с тюремной администрацией, и теперь он только ждал, когда наступит это время, время свободы, и его выпустят из тюрьмы. Тем более, в тюрьму он попал по совершенно надуманному поводу.

Якобы он уклонялся от уплаты налогов и был соучредителем мастерской в Леоне, где печатали поддельные франки. Абсолютно надуманные обвинения! Никто так и не смог доказать, что он принимал непосредственное участие в печатании поддельных денег. Вопиющая несправедливость. А ещё просвещённое общество!

А неуплата налогов? Само учреждённое им акционерное общество так и не смогло достроить парк развлечений на острове. С чего платить налоги, прибыли же не было? Ну, некоторая афера с ценными бумагами, действительно, имела место. Но обвинения в неуплате налогов были явно притянуты за уши.

Это всё злоба из-за Мамбы. Если бы французы не разобрались, что он с ним связан, Шнеерзон бы не сидел сейчас в тюрьме, а жил бы красиво, и на воле. С другой стороны, если бы он остался на свободе, то давно бы продал Мамбу за один серебряник, или за два. Предложения уже были, но поразмыслив, он отказался от них.

Достаточно было и тех слухов, которые разносили французские газеты, чтобы не рисковать своей головой, предавая Мамбу. Смерть всегда, рано или поздно, приходит за тобой, но у всех она разная. И Шнеерзону очень хотелось, чтобы его была лёгкой, а не долгой и мучительной. Так что, предавать Иоанна Тёмного ему в тюрьме расхотелось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ничто так не освежает мозги, как небольшое недоразумение. Во французской тюрьме было довольно комфортно. Конечно, разносолов и дам здесь не было, но и с русской тюрьмой не сравнить. Но раз он смог выжить там, то почему не сможет выжить и здесь.

Дали ему восемь лет, но обещали скостить срок. Нужны были деньги, но вот тут от него отвернулись бывшие друзья, да он и сам был виноват в этом. Чего греха таить, большинство из порученных ему денег он потратил зря, но и не воровал.

Не получившие прибыли акционеры, обивая пороги тюрьмы, требовали более жёсткого в отношении его приговора, но, получив компенсацию, от распроданного имущества парка развлечений, который, всё же, хоть и в усечённом виде, но стал функционировать, они отстали. Его могли бы экстрадировать в Россию и САСШ, но почему — то делать этого не стали.

Вероятно, что за те преступления, которые он, якобы, тут совершил, в тех странах ничего, серьёзнее общественного порицания, он и не заслужил бы.

И вот наступил долгожданный день его освобождения, намного раньше присужденного срока. Как оказалось впоследствии, правильное решение, в отношении его, французской фемиде помогли принять его заклятые друзья, уплатив небольшую сумму заинтересованным лицам.

И вот, наконец, он на свободе! Выйдя из Венсенской тюрьмы, Леонид неспешно последовал от главных ворот, обдумывая, куда ему податься. Одет он был в свой старый костюм и такие же штиблеты. Денег не было, пока. Но в одном, очень укромном, месте у него были спрятаны золотые франки, доллары, червонцы и марки.

Как говорится, каждой золотой твари, и не по одной паре. Но до тайника надо было ещё добраться. А пока… Он вышел на оживлённую дорогу, ведущую в Париж, думая нанять экипаж, имея с собой несколько франков. Как вдруг возле него резко затормозил ничем не примечательный экипаж.

— Садись, Леонид!

— А?

— Садись, говорю, быстрее! — и ему в лоб ткнулся ствол Лефевра. Подняв глаза, он увидел знакомую ухмылку его старого друга Леона.

— И ты здесь, Срака, а я-то думал…, - дальнейшую фразу уже было невозможно разобрать, так как жёсткая рука Леона Сракана схватила его за шиворот и затащила в коляску. Кучер хлестнул лошадь, и экипаж с крытым верхом уверенно задребезжал по дороге, всё усиливая и усиливая свой ход, подпрыгивая на каучуковых шинах.

Один из прохожих, до этого неторопливо следующий далеко позади, резко бросился искать свободный экипаж, чтобы догнать коляску. Но время было безнадёжно упущено, и только поднятая пыль указывала на то место, где промчался экипаж, которого и след простыл. Разочарованный шпик тайной полиции, выругавшись и надев котелок, отправился докладывать в управление, что упустил клиента.

— Куда мы едем?

— В Дижон.

— А потом куда? — Шнеерзон ни разу не поверил, что это конечная точка их маршрута.

— В Базель.

— А дальше?

— В Инсбрук.

— А потом?

— А потом в Вену, мой нетерпеливый друг, в Вену.

— Леон, мне, в общем-то, наплевать, куда мы едем, но мне нужно забрать в тайнике деньги. Спасибо, конечно, что вы обо мне позаботились, но мне надо заехать в Лион, за своим золотом.

— Оставь его себе на чёрный день. В Лионе тебя ждут, и ты погоришь за десяток червонцев.

— Это кто это там меня ждёт?

— А я откуда знаю, — огрызнулся Лион, — ты сидел в тюрьме, а не я. У тебя и надо спрашивать, кто там тебя ждёт и зачем. Ты слишком во многое ввязался.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Но я же провёл это время в тюрьме, обо мне все уже забыли.

— Зато о том, чьим ты был человеком, до сих пор помнят. Тебе нужны новые проблемы?

— Нет!

— Ты хочешь жить?

— Да.

— Тогда слушай, что тебе велел передать Мамба.

— Первое: Предашь, сдохнешь! И он не шутит, ты сдохнешь, Леонид, где бы ты ни прятался, сдохнешь, как собака. Мамба этого не забудет, а его чёрные лапы достанут тебя везде. И твоя голова украсил собой очередное копьё.