Кингчесс (СИ) - Птица Алексей

Через два часа и десять минут караван, изрядно поредевший, снова выступил, взяв курс на Хартум. Хуссейн ехал на осле, руки его были крепко замотаны проволокой за спиной. Болело всё тело, а особенно, болела голова, получившая лёгкую контузию. Но не боль в теле занимала его мысли, а ожидание того, что ждет впереди.

И тот факт, что пленников везли в Хартум, ничего хорошего ему не предвещал. Лучше бы русские убили его, чем доставили во дворец чёрного императора. Хуссейн понимал, что в этом случае его ждала мучительная смерть, и его голова будет использована в качестве декораций жестокости негра, водрузившись на кол перед дворцом.

Оставалось только одно, вымолить себе прощение и стать личным рабом, выпив эликсир безумия, о котором он уже был наслышан. Зато был шанс остаться живым и если периодически принимать противоядие, то можно и послужить чёрному императору за страх, ведь совести у него не было с детства.

Через три недели тяжелого пути, Егор злыдень, в сопровождении десятка чернокожих воинов, доставил Хуссейна ибн Салеха перед очи чёрного императора.

Сдав его с рук на руки императорским гвардейцам и получив за его голову тысячу талеров, Егор распрощался со всеми и направился к отцу и другим охочим казакам, делиться. Товар был уже сдан, но многие вещи, в том числе золотой песок в маленьких мешочках, прилип к их рукам. Но да, быть у колодца, да не напиться. Должна же быть ещё компенсация за риск, помимо награды за голову араба.

Тёмный полуподвал дворца был слабо освещён факелами, закреплёнными на стенах. Увы, электричества здесь ещё не было, и лампочка Иоанна пока не засветила ярким светом. А пока в этом помещении, которое было тайной лабораторией императора, царил полумрак.

Здесь не лежали инструменты палача, не свисали с дыбы цепи, да и открытого очага, в котором можно было нагревать инструменты, здесь не было, но этот полумрак ощутимо давил и пугал своей мистической жутью. Отбрасываемые в свете факела, тени уродливо изгибались, ползая по стенам лаборатории.

Нервно оглядываясь, Хуссейн ибн Салех вошёл в полумрак лаборатории. Палач, идущий позади, грубо подтолкнул его к резному трону, на котором восседал Иоанн Тёмный, и развязал ему руки. Нервно растирая набухшие кровяными синяками руки, Салех молчал.

Изломанные тени, скользя по стене, продолжали жить своею жизнью. С ужасом Хуссейн заметил, что помимо их собственных, на стене плясали тени, которых и быть там не должно. Леденящее чувство ужаса сжало его сердце мёртвой хваткой. Тут от трона послышался тихий шелест, и на резной подлокотник вползла змея, тихо шипя и высовывая раздвоенный язык, ещё больше напугав ибн Салеха.

Император Иоанн Тёмный, сделав паузу и откинув змею с кресла, начал говорить.

— Давно мы не виделись, посланник махди. Сколько лет, сколько зим пролетело с того времени, сколько воды утекло в Ниле безвозвратно. Уже не осталось почти никого в живых из тех, кто посмел бросить мне вызов. А ты всё ещё ходишь по этой земле. И даже не желаешь сдаться в мои крепкие руки, да ещё имеешь наглость грабить меня, почему?

— Я, а, я, а, — все слова, которые ибн Салех хотел сказать, вылетели из его гудевшей головы, а язык только смог издавать короткие междометья.

— Да, да, да, я слышу, как ты ругаешь меня. Все я и а, не иначе, как оскорбления в мой адрес, и теперь я не могу ничего сделать, кроме как убить тебя, предварительно опоив зельем онемения. Тебя будут резать по живому, а ты даже это не почувствуешь. Не правда ли, забавно?

Хуссейн задрожал и, упав на колени, пополз к трону. Сдерживаемые слова, прорвав дамбу онемения и косноязычия на своём пути, полились из него жидким потоком красноречия.

— О, Великий повелитель! О, Великий император! Да продлятся годы твоей жизни, да не оскудеют твои сокровищницы, да одарят тебя сыновьями твои жёны, да будут мудры твои дети. Да будут…

— Хватит! Мне надоели твои славословия. Ты знаешь, зачем тебя сюда привели?

— Нет, мой повелитель, я думал, что меня ведут на казнь.

— Ну, почти. Мне нужны люди, особенно такие изворотливые и живучие, как ты. Готов ли ты поклясться в своей верности мне?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Готов, готов, конечно, готов! О, император!

— Естественно, ты готов, но я не готов тебе верить. Твой лживый язык будет вещать всё, что угодно. Но пройдёт время, и ты предашь, как предавал своих повелителей не раз. Какие гарантии ты можешь мне предоставить?

— Я поклянусь своими предками. Мамой клянусь!

— Мне нет дела до твоих предков, как и до твоей матери. Может быть, у тебя её и вовсе нет, или ты давно её продал на невольничьем рынке. От вас, арабов, всего можно ожидать, я не верю тебе, а потому…

— Я готов, готов на всё, император!

— Это хорошо, тогда ты знаешь о яде забвения?

— О да!

— Готов ты поклясться на своей крови и выпить сей яд?

— Готов!

— Хорошо. Меня это радует, после клятвы ты получишь задание и сменишь своё имя. Тебя переправят на Аравийский полуостров, а дальше ты всё узнаешь. Но пока ещё не время. Палач!

— Я здесь, мой повелитель.

— Готовь процедуру инициации.

Через некоторое время, нож палача чиркнул по открытой ладони ибн Салеха, и алая кровь стала стекать с неё в каменную чашу, в которой плескался маслянистый напиток. Насытив зелье кровью, Салех взял чашу обеими руками и произнёс клятву, текст которой ему говорил Палач, после чего выпил зелье.

Волна жара пронеслась по пищеводу, сменившись волной холода.

— Встань, Юнус ибн Хоттаб, ты больше не Хуссейн ибн Салех! Следуй за своим императором и слушай его!

Император встал, а вслед за ним с колен встал и Юнус ибн Хоттаб, нисколько не расстроившись из-за того, что он только что получил новое имя. Аллах акбар! Аллах велик! И на всё воля Аллаха! Только Аллаха можно было поблагодарить за такое чудесное спасение. На всё Его воля!

Осторожно переступая через змей, которые вяло ползали под ногами, они вышли из подвала с другой стороны, сразу попав во внутренний двор дворца. Во дворе находилось несколько осёдланных лошадей, а также группа воинов-суданцев.

— Это твой отряд, Юнус, забирай его и скачи в Донголу, там тебя встретит Осман Дигна и всё объяснит. Но помни, что теперь твоя душа принадлежит мне, я не дьявол, я не дух, но давно мёртвые боги помогают мне, и твоя жизнь принадлежит только мне. У тебя всё будет: золото, которое ты зарабатываешь тяжким трудом, женщины, власть, почёт. Всё, что только ты пожелаешь, но не сразу. У тебя теперь есть только один путь, и этот путь указываю я. Ни чужие обещания, ни чужие деньги не должны тебя смущать, они тлен и пыль у твоих ног. Только я могу дать тебе то, что ты сможешь унести. Помни всегда об этом! А сейчас, прощай, твоя цель Турция и Аравия.

Новоиспечённый Юнус согласно кивнул и, вскочив в седло подведенной к нему лошади, выехал со двора. Вслед за ним рванул с места и десяток всадников его охраны, и вскоре звуки затихли за поворотом, и лишь только пыль, поднятая копытами их коней, медленно опускалась на землю.

Развернувшись, император вошёл во дворец. Вот и ещё одна проходная пешка сделал шаг вперёд, пройдя сразу две клетки, и Осман Дигна пока ещё побудет на прежней позиции. Не всеми пешками можно было разбрасываться, для некоторых ещё не пришло их время.

Глава 6 Феликс фон Штуббе и не только.

Феликс фон Штуббе, сидя в кабинете, читал очередное письмо от Иоанна Тёмного, текст которого повторялся от письма к письму. В нём Мамба просил, требовал, убеждал диверсифицировать поставку миномётов и гранат к ним, а также ручных пулемётов и винтовок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Патронный завод работал уже в полную силу, так же, как и артиллерийский, и ещё один, отдельный, специально построенный для производства миномётов. В русской армии их ещё не оценили по достоинству, впрочем, как и во всех остальных.

Но, учитывая опыт африканских войн, стали уделять внимание их разработке, но не в том объёме, в каком они заслуживали. Феликс же привлекал всё больше и больше людей к их производству и усовершенствованию. Но и это было не всё. С Иоанном Тёмным уже было подписано соглашение, по которому он выкупал всё оружие по оптовой цене, практически по себестоимости, но зато все заводы переходили в собственность семье фон Штуббе.