Владимир Набоков: американские годы - Брайан Бойд

Содрогаясь от гнева, Гумберт обсуждает сам с собой, кого именно ему следует убить — Валерию, или ее возлюбленного, или их обоих, но решает ограничиться тем, что сделает ей ужасно больно, как только они останутся наедине. По счастью, наедине они так и не остаются.

Гумберт не замечает безмолвной связи между Валерией и ее возлюбленным, между Лолитой и Куильти. Валерия с Максимовичем договорились, что, когда она выйдет с Гумбертом из префектуры и скажет мужу о существовании в ее жизни другого человека, Максимович будет ехать прямо за ними за рулем такси. Этот разработанный за его спиной план смутно раздражает Гумберта: его вписали в сцену, поставленную не им, а кем-то еще. Десять лет спустя Куильти преследует Гумберта в другом автомобиле, приводя в исполнение другой загодя составленный план и изводя соперника страхом, навеянным мыслью, что кто-то распоряжается его судьбой. Гумберт квитается с Куильти, убивая его и пытаясь заставить труп Куильти дергаться при каждом взмахе его, Гумберта, пера. Он изображает убийство Куильти романтическим поступком верного влюбленного, но ведь он готов был убить Максимовича и Валерию — или, по крайней мере, жестоко избить ее, — не потому, что когда-либо любил ее, а потому, что у него отняли власть, оскорбив тем самым его гордыню.

На Шарлотте Гейз Гумберт тоже женится без любви, лишь из желания подобраться поближе к Лолите. Однако и у Шарлотты есть свои планы. Завидуя юности дочери, желая остаться наедине с неотразимым новым постояльцем, боясь отпугнуть ученого Гумберта тем, что ей представляется надоедливыми приставаниями Ло, она отсылает дочь в летний лагерь. А на Очковом Озере объявляет мужу, что прямиком из лагеря Ло отправится в пансионат Св. Алгебры. И вновь Гумберт обнаруживает — наличие у другого человека собственных планов внезапно обращает в западню ситуацию, столь хитроумно созданную им для собственной выгоды. Первый его порыв состоит в том, чтобы убить жену, — на счастье обоих, он этого не делает. И вновь Набоков соотносит инстинктивный порыв к убийству, овладевающий Гумбертом, когда он теряет власть над обстоятельствами, с его поздней реакцией на Куильти. Лагерь, в который Шарлотта отсылает Лолиту, называется ни больше ни меньше как «Ку» (Лолита говорит Гумберту, что все называли Куильти «Ку», и Гумберт думает: «Так назывался, сокращенно, ее летний лагерь (Кувшинка). Забавное совпадение»). Лагерем руководит Шерли Хольмс, почти Шерлок Холмс, и это имя словно бы предвещает появление сыщика, за которого Гумберт поначалу принимал своего преследователя («сыщик Трапп», так окрестил его Гумберт, и Куильти возвращает комплимент, однажды ночью появляясь перед Гумбертом в маске Дика Трейси). А стрелять из «дружка», пистолета, из которого он убил Куильти, Гумберт учится в лесу близ Очкового Озера.

Такого рода рисунок возникает еще раз, но уже в ироническом ключе, перед тем как окончательно раскрыться читателю. В «Привале Зачарованных Охотников» Гумберт пытается овладеть Лолитой с помощью снотворных пилюль, но у девочки имеются собственные замыслы, она уже готова защелкнуть капкан, в который он попался: Лолита сама предлагает себя Гумберту. Обрадованный, он вступает в западню — и, как только они становятся любовниками, это обстоятельство в свой черед оказывается западней для беззащитного ребенка.

Когда пьеса Куильти «Зачарованные Охотники» становится приманкой для Лолиты, Гумберт снова понимает, что теряет контроль над ситуацией, что у его девочки имеются собственные планы, что нимфолепсия привела его в новую западню. На сей раз он просто притворяется, что хочет убить свою Лолиту, свою Кармен, однако с самого начала книги он доказывает убийственную серьезность своего намерения лишить жизни человека, посмевшего отнять у него власть.

Четыре раза Гумберт, увлекаясь фантазиями, разрабатывает планы, в которых другие люди играют предустановленные им роли. Четыре раза он обнаруживает, что эти люди обладают собственной волей, отчего планы его рушатся. И всякий раз, если не считать приятного сюрприза, поджидавшего его в «Привале Зачарованных Охотников», Гумберт яростно озирается в поисках человека, которого стоило бы за это убить. И всякий раз Мак-Фатум, обитающий вне Гумбертова мира, напечатляет на жизни Гумберта свой собственный узор.

XIII

Под конец «Лолиты» Гумберт осыпает себя упреками за все, что он сделал с Лолитой с того рокового дня в «Привале Зачарованных Охотников». Он противопоставляет свое горе и раскаяние бесчеловечному равнодушию Куильти к утрате Лолиты и к утрате ею своего будущего. За эту бессердечность, хочет внушить нам Гумберт, Куильти заслуживает смерти.

Набоков с ним не согласен: сколь бы Куильти ни был нехорош, убийство его остается преступлением, жестоко отражающимся и на человеке, оное совершившем. Чтобы сделать свой приговор более явным, одновременно противопоставив его той ловкости, с какой защищает себя Гумберт, Набоков откровенно сопоставляет две большие сцены, которыми заканчиваются первая и, соответственно, вторая части романа, два роковых утра — «совращения» в «Привале Зачарованных Охотников» и убийства в «замке ужаса» — тем самым подчеркивая, что в обоих случаях Гумберт проявляет одну и ту же ярую, преднамеренную, расчетливую эгоистичность, все то же пренебрежение к жизни другого человека.

Уже приближаясь к Куильти в его доме, Гумберт называет себя «зачарованным и вдрызг пьяным охотником». Факт, который ему так и не удается осознать, состоит в том, что рок или Набоков выстроили целую систему параллелей между эпизодом в «Привале» и эпизодом убийства. В обоих случаях Гумберт проводит предыдущую ночь в Паркингтоне — хотя в романе больше нет ни одной сцены, которая разыгрывалась бы здесь, как нет и географической необходимости в том, чтобы и отель и дом Куильти вообще оказались неподалеку один от другого в истории, действие которой не единожды охватывает между двумя этими эпизодами всю Америку. В обе паркингтоновские ночи Гумберту не удается заснуть. Перед первой он звонит в лагерь «Ку»; перед второй — в дом «Ку». Обе последующие встречи предваряются тем, что Гумберт приготавливает либо пилюли, либо пули, которые явственно сравниваются между собой и которые оказываются комически бессмысленными: его «коробочка с волшебной амуницией», его аметистовые капсюли не способны усыпить Лолиту, а пули, кажется, лишь подкрепляют пребывающего в маниакальном состоянии Куильти: «И я вдруг понял, с чувством безнадежной растерянности, что не только мне не удалось прикончить его, но что я заряжал беднягу новой энергией, точно эти пули были капсюлями, в которых играл эликсир молодости». В обоих случаях Гумберт, прежде чем накинуться на свою добычу, кладет в карман ключи, что, впрочем, оправдывается логикой ситуации. Чего она, однако, никак не оправдывает, так это того, что в обеих сценах присутствуют намеки на антисемитизм. В рекламе «Привала Зачарованных Охотников» подчеркивается расположение церквей «на удобном расстоянии для верующих» — тактичный код Америки середины столетия, указывающий на то, что евреи в отель не допускаются. Когда Гумберт впервые появляется там, портье сообщает ему, что у них нет свободных комнат: в посланной загодя телеграмме его имя обозначено как «Гумберг». А в «замке ужаса» Куильти пытается выставить вооруженного Гумберта, говоря: «Это дом — арийский, имейте в виду. Вы бы лучше уходили».