Найон - Александр Эйпур

– И хорошо. Пусть завидуют и равняются. Если мы хотим удержать свои преимущества.

Марина занесла коньяк, испуганно оглянулась на посетителя. Она его знала, поэтому осмелилась просить:

– Евгений Александрович, я можно мне на два часа раньше? Очень нужно.

– Конечно, милая, конечно. Когда чем-то не злоупотребляешь, то по маленькой можно.

Она захлопала в ладоши и умчала собирать вещи.

Коленька Иванович тихо проговорил:

– Она в курсе, что после второй рюмки мужчины становятся сговорчивее.

– Пусть порадуется. Будет преданнее.

– Она из наших?

– К сожалению, но это и моя защита. Она грудью встанет, если понадобится.

Директор повёл головой. Надо же, как ты просчитываешь ситуации.

– Ты даже не представляешь, на что способна их женщина, которая верит в тебя. Она способна заставить сомневаться любого, кто возглавит группу захвата. – Евгений Александрович вывел на лицо улыбку, как научился, посвятив занятию многие часы тренировок. – Так и ты, с бутербродами задумал. Для своего уровня, своих подчинённых – очень разумное решение, я поддерживаю. Время такое, нельзя опираться на устаревшие инструкции. Они были хороши для своего времени, когда были написаны. Многие до сих пор этого не принимают, считая дисциплину краеугольным камнем.

Коленька Иванович взял со стола листок для записей, записал изречение по памяти.

– Это зачем?

– Блесну при случае. За тобой можно записывать. – Директор примерил улыбку. Вышло не естественно, он и сам понимал, поэтому даже и не пытался экспериментировать на публике. – Как видишь, мне учиться предстоит ещё много чему. Хватит ли времени - вопрос.

Оба насторожились звукам. Это ожидание без конца, когда по коридору загремят подошвы группы захвата.

Сегодня и пока – всего лишь каблучки Марины, уходящей на встречу с женихом.

Покидая министерство, Коленька Иванович уделил особое внимание доставке бутербродов. Никогда прежде, а вот сегодня пошёл против правил. Пусть увидят и задумаются. На коленях привёз, в волшебной коробочке, думал о вас, хотя вы можете и дальше сомневаться, что все шаги продуманы с расчётом. Я не режиссёр, чтобы улавливать такие тонкости, но тоже кое-что умею.

Охрана козырнула, ворота вернулись в постоянное положение. Вахтёр при входе вручил маляву от охраны: просят разрешить завести овчарок, приписка – время ненадёжное, лучше поберечься.

Посмотрел в потолок, достал ручку и подмахнул.

Вахтёр потанцевал на месте. Не иначе, охрана обещала проставить пузырь.

Старший воспитатель сопровождала до кабинета, не проронив ни слова. Значит, что-то случилось. Только бы не падёж.

– Садись, Ство, – Он кивнул на стул, что подразумевало: я слушаю, рассказывай.

Ство рассчитывала просто получить разрешение, как бывало и раньше.

– У нас снова появился жид.

– Кто его назначил жидом? Ухарева?

– Лампон.

– Это хуже. Я не ожидал. – Коленька Иванович знал, чего от него ждут, поэтому перевернул с ног на голову: – Мальчика надо спасать.

– Хорошо, но как? Все воспитанники уже знают жида, проходу не дают. Загадывать не берусь, но после отбоя, или даже раньше, мы найдём тело без признаков жизни.

– Мальчика надо спасать. Условия поменялись, поэтому постараемся идти в ногу со временем.

Старшая проглотила приказ, ни разу не усомнившись. И тут же получила бутерброд из волшебной коробочки.

– У меня в кабинете не начинай, выйди на коридор и дождись чьих-нибудь глаз. Если всё правильно сделаешь, возвращайся за вторым. Ты же у меня умничка, я люблю тебя, как никого другого.

Про бутерброды весть разнеслась мигом. В коридоре второго этажа стало тесновато. Ство вышла разыграть лотерею. Она знала, оба выхода перекрыты шпаной, чтобы не дай бог кто-то случайный получил приз.

Директор вызвал старшего санитара, потом ещё нескольких сотрудников. Они выходили с бутербродами и заверяли детвору, что такого ни разу в жизни не пробовали.

В толпе кто-то выкрикнул: «У Ство месячные пошли, поела бутерброд». – «И после шоколада постарела. Гнать её из нашего дома!»

Старшему санитару доложили, он вернулся на этаж с газовым баллоном.

– Ещё одно слово услышу в адрес Ство – пущу газ. Все меня слышали?

И команды не было, но весь штат детдома оказался на втором этаже, на случай провокаций. Санитары Вантузел и Бешнинки явились с закатанными рукавами, при себе имели ремни и металлические штуки в руках. Аспирант по прозвищу Аспирин, сторож, завхоз. Воспитатели и мамки – все тут. Если кто затевал учинить какую шваку в спальне, лучшей возможности не подыскать. Это как знаменитый залп «Авроры»: пошли, ребятки, наш час.

Коленька Иванович вдруг показался в коридоре, в салфетке что-то выносил. Ну, тут и так понятно, только кому?

Он поднялся на технический этаж, ему открыли обитую железом дверь.

– А мы ждали, у нас всё готово к просмотру. – Оба специалиста по камерам наблюдения проследили за гостинцем. Директор положил свёрток на тарелку с крошками, пальцем ткнул – это ваше, приступайте. Сам устроился напротив монитора, мышкой запустил воспроизведение.

Тот самый Лампон, что-то на него нашло, стал вычислять новую жертву. Свита отлавливала малышню, поставляла для экспертизы. Лампон хватал очередного героя за уши и оттягивал, чуть не обрывая ушные раковины.

Малышня терпела. И вот Лампон обнаружил иную реакцию: уши не вернулись в первоначальное положение, так и остались торчать перпендикулярно.

– Жид! Посмотрите, братья! В наш дом затесался самый настоящий жид!

И голоса, точно эхо, покатили новость по этажам. Мамка примчала первой, оценила уши.

– Соцец, как ты мог? Мы же тебя сто раз проверяли. Ты нас всех обманывал, ну, скажи правду?

Несчастный превратился в кусок мела – белый до крови, отвердевший и такой постный, гадкий. Если и были у него до сего момента друзья, все от него отказались: ты и нас так долго обманывал?

Мамка понимала, что до возвращения директора нужно мальчика спрятать у себя, иначе поймают, за ноги растянут и будут бить дверями, пополам, или, как в прошлый раз, о двери. Тут за массой нужен глаз да глаз.

Соцец устроился на стуле, стал рассматривать картинки на стенах. Его точно кто-то подучил – не отвечай ни на один вопрос, и, может быть, вернёшься к нам: врач скажет, что диагноз поставлен неверный. Но в этом случае пострадает авторитет Лампона. Он будет гаснуть постепенно, к его словам уже