Фантастика-2009 - Л. Макарова

Но вместе этого лишь зажглась алая панель с надписью «аварийный выброс». Это что, это как? То ли орки нажали кнопку, чтобы со мной не возиться, то ли сработала автоматика. В любом случае, меня сейчас выбросит в открытый космос. А я еще не готов. Я мог бы пожить еще часок, прекрасный замечательный час с такими замечательно-долгими минутами, которых целых шестьдесят. Тут в мусоре, наверное, и выпить, и закусить бы нашлось. И журналы «Playboy» c ядреными голографическими девками наверняка здесь зарыты. Как без них на орбите-то? И курево, хотя бы на уровне хабариков, непременно имеется.

На панели неумолимо нарисовался отсчет времени. «Тридцать... двадцать девять...». Я застучал в переборки, во внутренний люк – отворите, гады. Куда там – эти «гады» довольны, избавились от меня без непосредственного пролития крови.

Что делать, забиться в панике, устроить конвульсиум раньше времени? Нет, профессионалы играют до последней секунды. Где мои шайбы, клюшки?

Я бросился натягивать на себя пакеты, а вокруг меня туман, даже плохо видно, и хочется кашлять-чихать. Источником этого тумана была пробитая труба. Испарения сильно вонючие оказались – канализационная, что ли, труба?

Я посмотрел на отяжелевшие вдруг руки – облеплены снегом, белым волокнистым снегом с коричневыми прожилками. Снег, порожденный канализационной трубой, быстро превращал меня в снеговика. Весело, весело встретим Новый Год. Не хватает еще морковки на место носа. А каунтдаун идет – но я почти не вижу панели. Неужели осталось пять секунд? Снег облепляет голову, совсем ничего не вижу, и уже не пошевелить ни членом. Я в снежном коконе, и только «змейка» из мундштука вдувает мне в легкие кислород!

А потом случился толчок, и внутри меня все перемешалось. Мои внутренности плеснуло, как суп из упавшей кастрюли. Но спустя пару минут определилось, что, хотя меня выворачивает по-страшному, я живу! Я – внутри кокона и лечу под действием недавно приложенной силы, притом ничего не вижу, не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Да и боюсь пошевелить. Вдруг кокон развалится, и я окажусь прямо в вакууме.

Спустя несколько минут подскафандр проткнул кокон зондами-иголками и стал передавать картинку окружающего пространства на мои линзы-экраны. Теперь видно, что я лечу рядом с кольцом в сторону лифтового модуля номер семь. И мне почему-то не холодно, как будто этот лед заменяет мне скафандр.

Нет, мимо лечу, неизвестно куда. У меня новый приступ паники. Бояться не грешно, грешно отдаваться боязни полностью. Наверное все-таки во мне остался какой-то «капитан на мостике». Он позволил мне смотреть и анализировать.

Космос был такой яркий, и я уже столь удалился от платформы. Она была у меня словно на ладони. Рой светлячков, пять колец, и посередине гвоздик. Так, ничего особенно на фоне великого Космического Змея. Его пестрый геосинхронный хвост, украшенный бусинками космических курортов и жемчужинками орбитальных городов, был похож на корону для планеты Земля. А она, раскрашенная рекламными стратосферными аэрозолями, напоминала пузатую языческую богиню. В верхних слоях атмосферы выделялась реклама генноинженерной фирмы, занимавшая всю восьмидесятую параллель: «Оживим мамонта, снежного человека, мумию Нефертити – всё для вашей вечеринки». Богиню Землю украшали и стартующие в высоких широтах челноки – их голубовато-пенистые следы напоминали пряди волос. Эскадрилья стратосферных штурмовиков «поднималась» по пятидесятой долготе – они напоминали головастиков, благодаря перистым «хвостикам» и сферической плазменной защите.

А потом платформа сплошь заискрила, как в новогоднюю ночь, была проткнута лазерными спицами, как на дискотеке, и изборождена факелами ракет «космос-космос», как на войне. Впрочем, это и была небольшая войнушка, локальный конфликт.

Мятежную платформу атаковали ооновские космические силы. Я видел, как она уничтожала один за одним роботов-истребителей и сжигала тучи кинетических перехватчиков.

Но в конце сражения «матка» превратилась в косматое алое облако, кольца треснули и разлетелись огнями, от роя светлячков осталось несколько мерцающих точек. Я порадовался за Ласточкина, Бреговского и двух других парней – погибли в неравном бою, с честью, геройски. Да и врагу насолили прилично.

Я успел понять, почему оставшиеся светлячки мерцают. Это там и сям летают пучки лент – остатки орбитального лифта!

А больше я ничего не успел, даже переключиться на отходной лад – что-то столкнулось со мной, швырнуло и еще раз швырнуло, заставив вращаться вокруг нескольких осей.

Несмотря на наступившую дурноту, я понял, что попал в клубок УНТ-лент. Клубок вращался и разматывался, он куда-то перемещался. Он больше не был связан с седьмым модулем платформы.

И, пусть я по-прежнему не мог пошевелить рукой и ногой, кокон прилип к ленте, как яйцеглист, простите за неаппетитное сравнение.

Но что дальше – несколько сотен километров сверхтонкой ленты были предоставлены самой себе. А я был предоставлен ей.

11. Возвращение Деда Мороза

Здоровенный кусок ленты образовывал что-то вроде лепесткового парашюта и по его колебаниям было заметно, что он входит в атмосферу. А кокон непрерывным вращением накручивал на себя ленту, создавая все более толстый слой изоляции.

Очевидно в какой-то момент я отрубился от страха, духоты, коловращения и перегрузок. А очнулся в момент удара, когда клубок УНТ-ленты шлепнулся вместе со мной в свинцовые воды северного океана.

Утопнуть после того, как пролетел почти три сотни километров с орбиты – обидно. Вот я и не утоп.

Меня, вместе с клубком, качала сильная волна. Снежный кокон растрескался, я стал карабкался вверх, рассекая ленту ножом. Спустя час или может неделю порыв свежего морского воздуха влетел мне в легкие. Я высунул голову и огляделся. Водная поверхность, насколько охватывал взгляд, была покрыта УНТ-лентами, которые образовывали внушительный кусок «зыбкой тверди». Посредине бултыхался плавучий островок диаметром в пять метров – это то немалое, что осталось от клубка. Но под ним ходила ходуном многокилометровая пучина.

Я видел, что «зыбкая твердь» исчезает, по ее краям ленты вертятся, как макароны в кипящем супе. Бурлящее море крутило их и расшвыривало, море знало свое дело и ничто не могло превзойти его в упорстве.

Зыбкая твердь исчезала быстро, однако волна захлестнула меня, когда я еще не ждал. Я сразу оказался по пояс в воде. А там и по шею. Что-то из последних сил поддерживало меня снизу, но эта поддержка слабела с каждой секундой. И с каждой секундой становилось холоднее – подскафандр иссяк, в смысле энергии.