Центр - Александр Морозов

— Частично так, — с важностью подтвердил Георгий. — Да вот, вы полюбопытствуйте, наиболее поразительные свидетельства очевидцев.

Они вместе склонились над досье, и Карданов, следуя движению по строчкам мощного ногтя Георгия, прочел: «Вдруг мы с женой увидели на небе ярко-белый светящийся предмет, приближающийся к нам с северо-запада… Внезапно предмет завис в воздухе и какое-то время раскачивался подобно гребной шлюпке в бурном море».

«Когда огни зажглись в четвертый раз, излучаемый тарелкой свет превратился из белого в яркий желтовато-оранжево-красный».

«Нашим взорам предстала ошеломляющая картина: какой-то объект с более интенсивным красным цветом, чем у планеты Марс, описывал в воздухе гигантские круги».

«Впереди, в 15 градусах к востоку от курса, я вижу светящийся объект. Он излучает слепящий свет».

«Это был светящийся предмет, который с невероятней скоростью несся по пологой траектории и постепенно окрашивался в красный цвет».

Ноготь Георгия двигался дальше, но это уже ничего не меняло. Не добавляло ничего нового. Менялись цвет или интенсивность свечения, звук — от жужжания, писка, грохота до полного безмолвия, с которым перемещался объект, упоминались разные формы — тарелка, шар, диск, сигара, но неизменным оставалось одно, что давно уже заподозрил Карданов во всей этой, сравнительно с темпами нашей жизни, уже стародавней истории: полное отсутствие содержания.

— Что скажете? — выпрямился наконец и отошел от стола Георгий, заметив, что Карданов уже не следит за движением его ногтя по строчкам.

— А надо? — спросил нерешительно Карданов.

— Так вы верите этому или нет? Это же явные свидетельства очевидцев, — решительно вопросила одна из востроносеньких.

— Недвусмысленные, — опять с важностью изрек Георгий.

— И заметьте, — добавил отставной деятель, — эти люди не алкоголики, ранее в склонности к вранью и мистификациям не замеченные.

— Ну а что здесь обсуждать-то? Чему я тут должен верить или не верить? — Карданов все еще надеялся, что удастся избежать худшего, то есть подробного объяснения.

— То есть как это? — не выдержал один из молодых людей. — Вот меня, например, зовут Борис. Вы этому верите или нет?

— Вполне.

— Но это факт, так сказать, частного значения. А это, — Борис указал на досье и альбомы на столе, — факты всемирно-исторического значения. Одиноки ли мы во Вселенной или нет — это же грандиозно. Как же вы говорите, что нечего обсуждать?

— Ну раз уж речь зашла о  з н а ч е н и и, давайте разбираться. На мой взгляд, все эти сообщения о летающих тарелках не имеют не то что всемирно-исторического, но и вообще ровным счетом никакого значения.

— Позвольте, — произнеся это, отставной деятель подмигнул Георгию, как бы призывая того вмешаться и разоблачить фокус, который тут перед ними разыгрывался.

— Не мне вам говорить, — продолжал Карданов, — что расследование большинства подобных сообщений привело к идентификации неопознанных объектов с различного рода природными явлениями: необычным облаком, шаровой молнией, а то и просто оптической иллюзией. Неидентифицированными в любой крупной подборке подобных случаев остаются всегда только несколько процентов.

— Пусть так, — промолвил наконец Георгий. — Но вы же сами признаете, что остаются несколько процентов. Как с ними?

— Это же чудо, — почему-то заламывая руки, проговорила одна из девиц. — Настоящее чудо.

— Настоящее чудо, — набрал наконец обороты Карданов, — это когда Моцарт в пять лет пишет симфонию. Или когда юноша Галуа за одну ночь перед смертью, находясь в одиночной камере, набрасывает основы теории групп, без которой не было бы всей современной алгебры. Или когда издатели Полного собрания сочинений академика Эйлера трудятся десятки лет, выпускают десятки огромных томов, но в конце концов отступаются и не могут довести дело до конца. Вот это чудо, когда один человек успевает за свою жизнь сделать столько, что сотни ученых не могут даже полностью обработать этого и привести в систему. Чудо, когда один Аристотель закладывает основы десяти новых наук. Или когда Михайло Васильевич Ломоносов, к двадцати годам лишь объявившийся в сфере умственной деятельности, успевает в дальнейшем основать и Российский университет и русскую поэзию. Всего-навсего. Ну и, наконец, почти чудо, когда штангист поднимает над головой два с половиной центнера, а шахматист дает сеанс одновременной игры вслепую на многих досках. То есть держит в уме десятки одновременно разыгрываемых партий.

— Позвольте, вы, кажется, не о том, — с некоторой робостью, неожиданной в мощном мужчине, заметил Георгий. — Вернемся к летающим тарелкам. Есть они или нет?

— Или они есть, или их нет, — ответил поспешно Карданов, который заметил, что Борис и его приятель, кажется, начинают его понимать. — Во всей этой проблеме поражает прежде всего крайняя бедность содержания. Совершенно несоразмерного с богатством ваших эмоций по этому поводу. О чем все-таки конкретно идет речь? Что-то прожужжало, просвистело, какое-то  н е ч т о, имеющее элементарные, хорошо знакомые нам формы эллипса, тарелки, сигары и так далее. То оно горит синим пламенем, то светится, как неоновые лампы, то зависает, то качается и исчезает за соседними холмами. Все эти комбинации цвета, формы и звука — это и есть все, абсолютно все, что имеется во всех этих сообщениях. И больше — ничего. Где же здесь содержание? Что нового или интересного можно отсюда узнать? Что хотя бы просто значительного? А нет содержания — нет и предмета для разговора.

— Но сам факт… — по-прежнему важно, но уже без особого энтузиазма выговорил Георгий.

— В том-то и дело, что вы зациклились на квазипроблеме: есть они или нет, эти самые НЛО. Но позвольте напомнить, что в диалектической логике категория бытия — самая абстрактная, а потому и самая бедная содержанием. Вместо того чтобы длить бесконечные споры о том, есть они или их нет, давайте допустим, что они есть. Но сразу возникает вопрос: а что же именно есть? А вот что: н е ч т о  светящееся, жужжащее и в конце концов исчезающее за ближайшими холмами. Не правда ли, содержательно? Повторяю: проблема не в том, есть они или нет, а в том, что это неинтересно. Это — б е с с о д е р ж а т е л ь н о. Если бы, наблюдая НЛО, вы открыли новые законы природы, если бы, допустим, с летающей тарелки к нам доставили цветной телевизор или лазер до того, как они были сделаны у нас, на Земле, или из-за облаков к нам донеслись бы звуки грандиозной по совершенству и смелости симфонии, или хоть что-нибудь в этом же роде: формула, мелодия, стих, что угодно, — о, тогда да, тогда ваши НЛО заслуживали бы всяческого внимания и исследования. А так, что же… просвистело, засветилось, сманеврировало… Скучно. Пусть уж себе маневрирует. Чайка вон за кормой корабля будь здоров маневрирует: на лету корки хватает. Никакими дифференциальными уравнениями не опишешь.

— Виктор Трофимович, — тоном не конфронтации, но консультации спросил Борис, — не слишком ли вы утилитарны?

— Вот именно, — не преминула вставить девица, — совершеннейшая заземленность. Полное отсутствие фантазии и воображения.

— Все-таки, Виктор Трофимович, — продолжал Борис, никак не реагируя на последнюю реплику, — перед нами непонятное явление. Не есть ли первая задача науки всеми силами исследовать всякое такое явление и постараться его объяснить?

— Да кто вам это сказал, Борис? — искренне удивился Карданов. — Неужели так-таки всякое? Да еще к тому же всеми силами? Вот, вы знаете, в газетах промелькнуло такое сообщение: в Италии одна супружеская пара поменяла место жительства. Причем перебрались они достаточно далеко, километров за пятьсот. Добирались с пересадками, используя поезд и автобусы. А кошку оставили там, откуда уехали. Ну просто решили не брать на новое место. Так вот, эта кошка самостоятельно преодолела пятьсот километров и, что самое невероятное, разыскала их по новому адресу. Как она это сделала? А бог ее знает. Птицы, ну те находят путь вроде бы по солнцу, ориентируются по магнитным полям и тому подобное. Да при этом они же возвращаются на место, где уже побывали. Хотя и насчет птиц в деталях не то что нет полной ясности, а чуть ли не сплошная темна вода во облацех. Ну а эта кошка? По запаху — исключено. Там одних шоссейных дорог ей десятки пришлось пересечь. Тогда как же? Чудо это или нет? Во всяком случае, в ранг таинственных или, скажем скромнее, необъяснимых случаев эта история явно попадает. Но я что-то не слышал, чтобы создавались специальные общества или комитеты по изучению этой кошки и ее путешествия. Не составляются почему-то по этому случаю и разные «голубые книги» и тому подобные пухлые отчеты. Не доросла все-таки эта бедная кошечка, сколь бы чудесными способностями она ни обладала, до того, чтобы человечество ради нее забросило все свои дела и принялось изучать ее. А к слову будь сказано, все ваши существующие или несуществующие летающие тарелки куда скучнее и бессодержательнее этой кошачьей «одиссеи».