Будильник - Андрей Бузлаев

Наёмник Бистрегз получил множество порезов, шишек и ссадин, но выглядит самым живым, хотя наверняка пожалел о своём желании нас сопроводить.

Дарен был ранен куда серьёзнее, получив по ногам и пару хороших ударов в правое плечо. Перелом голени, трещина ключицы, колото-резаная рана плеча.

У столичного сержанта Сэрима несколько ушибов — стоило ему снять кирасу, как все узрели с пяток крупных кровоподтёков, пересекавших спину и грудь вояки.

Борода получил множество лёгких ожогов, лишился большей части растительности на лице и части гривы, получил с полсотни мелких и три-четыре крупных пореза, а так же угостил всех, кроме меня неплохой контузией от своего взрыва.

Минадас отделался легче всех, ограничившись парой царапин и пару раз попал в облака поднятой им же пыли.

Я же переломал левую руку, плюс равные раны на ней же, поймал пару ударов по зубам неизвестно чем, пяток ударов в шлем непонятно откуда и пару раз неплохо упал, отбив требуху об броню и до синевы отколотив себе задницу.

И все мы, каждый из нас, были на волосок от смерти не меньше полусотни раз за эту ночь. Интересно, а с учётом прочих факторов, это считается за «победили малой кровью», или как?

А это ведь только начало…

Глава 32

После всех наших… дел, что мы тут наворотили, минувшей ночью сон меня избегал. Желание спать появилось только под утро, а вот желания жить так и не подвезли. Я в абсолютно пустом состоянии рассудка пропялился в потолок до первых рассветных лучей и лишь тогда провалился в забытье. Сном это можно назвать с огромной натяжкой, потому поднялся я вновь разбитым и толком не выспавшимся.

Утро выдалось мрачным во всех смыслах — и погода пасмурная, и настроение в комнате ей под стать. Уж не знаю, в погоде ли дело, или в ночном бою… впрочем нет, однозначно в бою. Небольшие облака не давали солнцу сильно раскалить воздух, что давало столь долгожданную прохладу, не виденную нами ни здесь, ни в Москве уже больше двух месяцев. Вокруг Москвы, вроде, торфяники аж гореть принялись! И тут, куда бы нас не занесло, припекало ничуть не хуже. Так с чего бы нам жаловаться на прохладу и из-за неё хандрить?

А вот бой…

Хоть мы и прошли его без потерь, а травм набралось на десятерых у каждого, включая психологические (особенно — психологические!!). Все и сидели как пыльным мешком пришибленные, переваривая это в себе. Больше всех досталось тем двум бойцам, что вместе со мной на труп Мезгурта кинулись, приняв его за обычного колдуна.

– Мага, – вяло поправил ход моих мыслей Минадас, не отвлекаясь от собственных дел.

Ну мага, какая разница? Стоп, а я разве вслух говорил? Вроде нет. Впрочем, пускай их — я устало отмахнулся и от поправки, и от вторжения в мысли разом…

…чем незамедлительно потревожил левую руку, плетью висевшую на перевязи. Взвыл от боли, само собой, и всё прочее. Гримасы там, маты, махи здоровой конечностью,… второй раунд. Вот странно, а когда ломал — не болело. Вернее, когда мне её ломали.

Впрочем, всё быстро компенсировали. Друзья мои, товарищи, когда у меня из руки в ночи завязанный узлом щиток, накладку от локтя до кисти, вытягивать из мяса стали, что бы перевязать, значит. Сразу и боль адская, хоть на стену лезь, и кровища по всей комнате.

Этот оболтус желтоглазый обещал подлечить как энергии скопит, а сам лишь тратил. Нет, я не спорю, меня и забинтовать на пару часов прокатит, а перво-наперво надо было бойцов поправить, да и всё прочее, что он творит это дело нужное, да только что мне с того толку? Рука-то всё ещё на перевези и всё ещё болит. И болит уже нещадно, от малейшего ветерка или колыхания!

Ещё и припухла, кажется — у запястья как браслет собрался. Значит, перелом солидный, а то и множественный, а не как сперва надеялся — лёгкая трещина. Плюс рваные раны. А если осколки внутри что-то повредили? Интересно, а тут такое вообще лечат? Впрочем, раз уж Минадас смог тому парню, которому челюсть вырвали, лицо на место собрать, что даже шрама не осталось — лечат тут шикарно.

В любом случае, с почином тебя, блин, Игорёк!

Н-да, это несколько портит мою детскую уверенность в собственной неуязвимости. За все двадцать лет ничего не ломал, не болел толком… даже как-то жаль.

Эти мысли маг упрямо игнорировал, продолжая чем-то светить из руки на какие-то камушки, чем нисколько не улучшил мой настрой, равно как и всех прочих.

А вот Борода на удивление с этой задачей справился. При чём без команд и играючи, да во всех смыслах, да под своё фирменное «Агась».

Так и сказал, найдя что-то под своей кушеткой:

– Агааась… а что это у нас тут? Прикольная балалайка, щ-щас расшатаем!

Я даже осадить не успел, лишь приготовил «а может, не надо?», а он уже взял странноватого вида инструмент на изготовку, что-то зажал на грифе и смело дёрнул ногтем по струнам.

Инструмент, более всего походил на смесь «котёнки с поросёнкой», как сказала бы моя бабушка — оборудованный как минимум дюжиной струн, а в основании собранный из массы разносортных труб и завитков корпус бронзово-медных цветов, покрытых зеленоватой патиной.

Инструмент протяжно зарычал, отзываясь на действия Бороды и издал до боли знакомый звук «Вжжжууууууууум», подобный тому, что выдают электрогитары. При чём самые «тяжёлые», самых металлических групп. Мне сразу вспомнилось, как Серёжа пытал меня какой-то «Пантерой» и неким Дареллом, ибо там звук был ну очень похожий!

– О! – радостно выпучив глаза на диковинный инструмент, Борода зловеще улыбнулся, окинул взглядом собравшихся… и принялся чесать, с бешеной скоростью перебирая пальцами сперва по одной (одной ли, если их дюжина, а гриф не шире гитарного?), а потом и едва не по всем, ещё активнее колотя второй у основания струн, стёсывая выставленный боком ноготь.

Сразу стало ясно, что чешет он «от балды», но с пониманием и с душой. Мелодия вырисовывалась простенькая, но энергичная. Изредка проскакивали задумчивые паузы и он чуть менял структуру, а то и кардинально переходя на нечто совсем уж иное, возвращаясь к основной линии через залихватский пассаж лишь спустя несколько мгновений. В целом мотивчик выходил немного мрачноватый на мой вкус, да и излишне простенький, но бодрый и задорный. Под стать ситуации, так сказать.

Под эти рулады за выбитыми окнами, ощерившимися деревянной щепой изломанных рам, показалось