Фольклор в Ветхом завете - Джеймс Фрезер

Благочестивый Плутарх, рассказывающий с нескрываемым удовлетворением о таком посрамлении легкомысленного неверия, передает другой случай такого же рода, происшедший, по его словам, в Италии. Некий очень богатый человек, по имени Элизий, уроженец греческого города Терина в Бруттиуме, потерял своего сына и наследника Евфина, умершего внезапной и таинственной смертью. Подозревая, что в гибели наследника всех его богатств повинна чья-то коварная рука, огорченный отец обратился к одному оракулу. Здесь он принес жертву и, согласно обычаю святилища, лег спать и увидел сон. Ему приснился родной отец, которого он стал умолять помочь ему открыть виновника смерти его сына. «Для этого я и появился, – ответил дух, – и я прошу тебя принять весть от этого юноши». При этих словах дух указал на молодого человека, следовавшего за ним по пятам и весьма похожего на умершего сына Элизия. Пораженный таким сходством, Элизий спросил молодого человека: «Кто же ты такой?» Видение ответило: «Я гений твоего сына; возьми это» – и вручило Элизию табличку с несколькими написанными на ней стихами, в которых заявлялось, что сын его умер естественной смертью, ибо смерть была для него лучше, чем жизнь.

В древности насамоны, племя в Северной Ливии, желая увидеть вещий сон, имели обыкновение засыпать на могиле своих предков; они, вероятно, воображали, что души умерших подымаются из могил, чтобы дать совет и утешение своим потомкам. Подобный же обычай практикуется некоторыми племенами туарегов в Сахаре. Когда мужчины находятся в далеком походе, их жены, нарядившись в свое лучшее платье, идут к древним могилам, ложатся на них и вызывают душу того, кто должен им сообщить весть об их мужьях. По их зову появляется в образе человека дух по имени Идебни. Если женщина сумела понравиться этому духу, он рассказывает ей все, что произошло во время похода; если же ей не удалось снискать его благоволение, то он принимается ее душить. «Близ Вади Ауджидит, в Северной Сахаре, находится группа больших могил эллиптической формы. Азгарская женщина, желая узнать про своего отсутствующего мужа, брата или любовника, отправляется к этим могилам и ложится спать среди них. Она, по-видимому, уверена, что ее посетят видения и сообщат ей нужные сведения». Точно так же тораджа (Центральный Целебес) отправляются спать на могилу, чтобы во сне получить от духа совет.

Наиболее полное описание вызывания духов в греческой литературе мы находим в трагедии Эсхила «Персы». Действие происходит у могилы персидского царя Дария. Царица Атосса, жена Ксеркса, с тревогой ждет известий о муже и об огромной армии, которую он повел против Греции. Появляется гонец, сообщающий об окончательном поражении персов при Саламине. Потрясенная ужасом и горем, царица решает вызвать из могилы дух Дария и спросить его совета в таких тяжелых обстоятельствах. С этой целью она совершает над могилой возлияния из молока, меда, воды, вина и оливкового масла, а хор в это время поет гимны, взывающие к подземным богам, прося их выслать наверх душу умершего царя. Дух послушно вырастает из-под земли и дает огорченному народу совет и предупреждения. В этой сцене дух, очевидно, является вызвавшим его среди бела дня, а не во сне; но мы не можем сказать с уверенностью, описал ли в ней поэт греческую или персидскую форму некромантии или же просто дал волю собственному воображению. Возможно, что он основывался в своем описании на ритуале, обычном для греческих некромантов, будь то в постоянных прорицалищах либо на могилах отдельных лиц, чей дух вызывался для совета. Пифагорейский философ Аполлоний Тианский, как передает его биограф Филострат, вызвал заклинаниями дух Ахиллеса из его могилы в Фессалии. Герой вышел из своей гробницы в образе высокого и красивого молодого человека и самым любезным образом вступил в беседу с мудрецом. Он жаловался, что фессалийцы уже давно перестали приносить жертвы на его могиле, и попросил философа попенять их за такое небрежение. В молодости Плиния некий грамматик Апион уверял, что он вызвал тень Гомера и спросил поэта о его родителях и о месте его рождения. Ответ духа Апион отказался сообщить; так и не пришлось воспользоваться этой смелой попыткой разрешить проблему происхождения Гомера с помощью первоисточника. Поэт Лукан оставил нам написанный в свойственном ему напыщенном стиле утомительный рассказ о свидании Секста Помпея, сына Помпея Великого, с фессалийской колдуньей перед битвой при Фарсале. Торопясь узнать исход войны, недостойный сын великого отца, как Лукан его называет, обратился не к узаконенному оракулу богов, а к чародейному искусству ведьм и некромантов. По его просьбе старая колдунья, жившая среди могил, оживила чье-то непогребенное тело, душа которого, временно вернувшаяся в свою земную оболочку, рассказала о тревоге, охватившей подземные тени по поводу близкой катастрофы, предстоящей римскому миру. Передав эту весть, покойник попросил как особой милости разрешить ему умереть вторично раз навсегда. Ведьма удовлетворила его желание и сложила заботливо костер, на который покойник взошел без посторонней помощи и преспокойно превратился в пепел. Не подлежит сомнению, что фессалийские ведьмы пользовались в древности большой известностью, и весьма вероятно, что они занимались и некромантией; но красочное описание Лукана, изображающее действия, которыми они сопровождали обряд вызывания духов, не заслуживает никакого доверия. Более правдоподобен рассказ Горация о двух ведьмах, выпускавших кровь черного ягненка над ямой с целью вызвать духов и получить от них ответ на обращенные к ним вопросы. Тибулл также говорит о колдунье, своим пением вызывавшей из могил тени умерших; а в царствование Тиберия один знатный, но слабоумный юноша, по имени Либо, любитель колдовского искусства, попросил некоего Юния вызвать для него посредством заклинаний души умерших.

Не один из порочных римских императоров обращался к некромантии в надежде рассеять страхи, которые, подобно мстительным духам, терзали их встревоженную совесть при воспоминании о совершенных ими преступлениях. Передают, что чудовище Нерон навсегда лишился душевного покоя после того, как он убил свою мать Агриппину; он часто признавался, что его преследовала ее тень и что фурии гнались за ним с бичами и горящими факелами. Напрасно вызывал он посредством магии дух матери и пытался смягчить ее гнев. Подобным же образом безумный и кровавый тиран Каракалла воображал, что призраки его отца Севера и убитого брата Геты гонятся за ним с обнаженными мечами, и, чтобы избавиться от этих ужасов, он обратился к помощи чародеев. Среди вызванных духов была и тень его отца, а также тень императора Коммода. Однако ни одна из всех вызванных на помощь теней не удостоила беседой императора-убийцу, кроме родственного ему духа Коммода; но и этот последний не дал ему услышать слова утешения или надежды; он произносил лишь темные намеки на страшный суд, которые наполнили новым ужасом преступную душу Каракаллы.

Искусством некромантии занимались не только цивилизованные, но и варварские народы. Некоторые африканские племена практиковали обращение к духам умерших царей или вождей через посредство жреца или жрицы, уверявших, что они говорят от имени вселившейся в них души умершего властителя. Так, например, баганда, в Центральной Африке, строили духу каждого умершего царя храм, в котором благоговейно хранилась его нижняя челюсть; по какой-то непонятной причине духи племени баганда из всех частей тела особенно дорожили своей челюстью. Самый храм, большая коническая хижина обычного типа, разделялся на две части – наружную и внутреннюю. Во внутренней части – их святая святых – драгоценную челюсть для верности прятали в вырытой под полом яме. Прорицатель или медиум, в обязанности которого входило вещать от имени умершего монарха, принимая эту высокую должность, выпивал глоток пива и глоток молока из царского черепа. Когда у духа происходил «прием посетителей», челюсть царя выносили из внутреннего помещения и клали на трон, стоявший в передней части храма, где находился в сборе народ, явившийся услышать вещания оракула. Прорицатель приближался к трону и, обращаясь к духу, докладывал ему об очередных нуждах. После этого он выкуривал одну или две трубки местного табака и, придя под влиянием дыма в пророческое возбуждение, начинал бредить и говорить голосом и оборотами речи покойного монарха, чья душа теперь в него вселилась. Но его торопливые слова было трудно понять, поэтому к нему был приставлен особый жрец, который должен был толковать их вопрошателям. Живущий царь обращался периодически за советом в государственных делах к своим умершим предшественникам, посещая поочередно храмы, в которых заботливо хранились их священные реликвии.

Племена банту, населяющие обширное плоскогорье в Северной Родезии, верят, что духи умерших вождей иногда вселяются в тела живых людей и пророчествуют их устами. Когда такой дух вселяется в мужчину, последний начинает рычать, как лев, а женщины собираются и бьют в барабаны, оповещая громкими криками, что вождь пришел навестить деревню. Одержимый предсказывает будущие войны и предупреждает население о приближающемся нападении львов. Пока дух остается в теле медиума, этот последний не должен есть никакой вареной на огне пищи, а одно лишь пресное тесто. Впрочем, дар прорицания нисходит на женщин чаще, чем на мужчин. Такие пророчицы выдают себя за одержимых духом того или другого умершего вождя и, почувствовав приступ вдохновения, белят лицо, чтобы привлечь к себе внимание, и обсыпают тело мукой, которой приписывают священную силу. Одна из них бьет в барабан, а другие пляшут, распевая странные мелодии с необычными интервалами. Под конец, доведя себя до надлежащего состояния религиозной экзальтации, одержимая падает на землю и изливается в тихой, почти нечленораздельной песне, которую шаман истолковывает замершим в страхе слушателям как голос духа.