Полководцы XVII в - Вадим Каргалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом — почти на месяц затянулись споры с австрийскими сенаторами, которые то и дело уклонялись от определенных ответов, ссылаясь на отсутствие полномочий. Но и тут удалось кое-чего добиться…
18 апреля — прощальная аудиенция у императора Леопольда I. Послу Борису Шереметеву вручают ответную грамоту императора. Казалось бы, все!
Но Шереметев императорскую грамоту не принимает: в ней он обнаружил «умаление» царского титула и самовольно вставленные статьи о различных льготах католичеству. «Цесарцы» удивлены несговорчивостью русского посла, но он твердо стоит на своем. Честь державы — превыше всего!
И пришлось-таки австрийским чиновникам «исправить» грамоту. 25 апреля император и императрица прощались с посольством, говорили «прилично». Леопольд I даже расщедрился на подарок — серебряную «утварь» весом около трех пудов.
И снова в путь — через Австрию, Польшу, где по-прежнему не было ни «приставов», ни подвод, ни корма. Три месяца длилось изнурительное путешествие. Только 27 июля Шереметев представил в Москве доклад о посольстве. В это время князь Василий Голицын находился уже в походе. Может быть, поэтому и награда за посольские труды последовала только в ноябре. Борис Шереметев получил серебряный кубок в три фунта весом, два «сорока» соболей, золотой атлас в пятьдесят рублей и сто рублей денег. Отдельно за хлопоты о «титуле» ему было пожаловано две тысячи «ефимков» — так высоко оценено старание поддержать честь России!
А в декабре 1687 года боярин и воевода Борис Шереметев был назначен главой Белгородского «разряда», командующим войсками, собранными для обороны южной границы. 17 декабря он выехал в город Севск, поближе к своим полкам. Первый Крымский поход обошелся без него, но готовить новый поход предстояло воеводе Шереметеву…
Алексей Семенович Шеин, правнук героя Смоленской обороны, был на десять лет моложе — он родился в 1662 году. Мальчика очень рано «взяли ко двору», и с 1672 года его имя постоянно упоминается в разрядных книгах при описании различных придворных церемоний: он «наряжал вина», «смотрел в государев стол» при торжественных обедах, стоял рындой на приемах иноземных послов, сопровождал царя в «походах» по пригородным селам и монастырям. В этом нет ничего удивительного: Шеины принадлежали к одному из шестнадцати знатнейших родов России, представители которых имели право получать боярские чины, минуя обычную ступень окольничего. В 1680 году Алексей Шеин упоминается уже среди «комнатных стольников». Это была вершина юношеской придворной службы, после которой они отправлялись «в полки», или, как исключение, воеводами в маленькие города.
Алексей Шеин стал таким исключением. В 1680 году он получил назначение воеводой в Тобольск. Пожалуй, лучшую жизненную школу трудно было найти. За тысячи верст от Москвы, от въедливой опеки приказных дьяков, тобольский воевода являлся полновластным правителем огромного края. Помощи и подсказки ждать не от кого, надеяться можно только на себя. Шеин пробыл воеводой в Тобольске почти два года.
Вернувшись в Москву в начале 1682 года, он сразу занимает почетное место в государственной и придворной жизни. 12 января вместе с другими придворными «чинами» подписывает соборный приговор об отмене местничества. Весной поднимается на ступень, которой достигали очень немногие, — получает чин боярина. В «Разряде без мест царя и великого князя Федора Алексеевича всеа Великия и Малыя и белыя Руси» сохранилась запись: «Того же году (1682 года) апреля в 10 день пожаловал велики государь в бояре стольника и ближнего человека Алексея Семеновича Шеина. А сказывал ему боярство думный дьяк Василей Семенов; у скаски стоял и великому государю объявлял околничей Иван Федорович Волинский».
Через семнадцать дней умер царь Федор Алексеевич, но Алексей Семенович Шеин остался «ближним человеком» и при новых правителях. В коронационных торжествах он занимает видное место. Как записано в «Книге записной царства царей государей и великих князей Ивана Алексеевича, Петра Алексеевича», 25 июня 1682 года «изволили великие государи итти из своих государских хором в Грановитую палату, а перед ними шли околничеи и ближние люди, а за ними великими государи шли царевичи и бояре и думные люди, а были в золотых кафтанах. Шапки несли бояре: Алексей Семенович Шеин, князь Иван Борисович Троекуров. А как венчали государей в Соборе, указали держать шапки боярам на золотых мисах: Алексею Семеновичу Шеину Да князю Ивану Борисовичу Троекурову».
Великая честь — стоять рядом с государями во время венчания на царство, блестящие перспективы придворной карьеры сулила эта близость. Но Алексей Семенович Шеин был прежде всего воеводой, и именно так на него смотрели «сильные мира сего». И еще оценивали как верного человека, которому можно поручить самое ответственное и щекотливое дело. Осенью 1682 года, когда царевна Софья покинула Москву, оказавшуюся во власти восставших стрельцов, и начала собирать дворянское ополчение, воевода Шеин был послан в Коломну — собрать и возглавить коломенских, рязанских, тульских и каширских дворян и «детей боярских». В 1683 году Шеин поехал воеводой в Курск, и не с обычным «наказом» Ему предстояло «устроить слободами» на южном рубеже несколько стрелецких полков, высланных из Москвы. В таком деле мало быть только воеводой, требовались и способности политика, потому что стрельцы, крайне недовольные отправкой из столицы, еще помнили те времена, когда они диктовали свою волю боярам и даже самой царевне Софье. Алексей Шеин выполнил это поручение и возвратился в Москву.
В 1684 году мы вновь видим его на южной границе. Боярину и воеводе Алексею Семеновичу Шеину поручено осмотреть пограничные крепости, оценить их состояние, подготовить к обороне. Такие «объезды» поручались самым опытным и доверенным воеводам, таким, например, каким был в прошедшем столетии Михаил Воротынский. Но за плечами Воротынского стояли десятилетия службы на «крымской украине», а Шеину едва исполнилось двадцать два года. По нашим меркам — обычный возраст молодого специалиста!
В исторических источниках нет данных, которые объясняли бы столь стремительный взлет юного воеводы. Но ведь что-то должно было выделять его из множества отпрысков знатных боярских фамилий, не оставивших следа в российской истории? Может, это были рано проявившиеся способности полководца?
Не будем гадать, опасное это дело при воссоздании биографии военных деятелей далекого прошлого. Личность проявляется через деяния, а об этом свидетельства современников, пусть и скупые, сохранились…
Для Алексея Шеина, как и для Бориса Шереметева, первой большой войной стали Крымские походы. В дальнейшем их судьбы, причудливо переплетаясь, пройдут через все военные события последнего десятилетия XVII века.
Итак — Крымские походы…
3
О предстоящем походе было объявлено в сентябре 1686 года. Всем «ратным людям» приказано готовиться и ждать указа о выступлении на сборные пункты. В октябре прошло назначение воевод в полки. Главнокомандующим стал князь Голицын с громким титулом «Большого полка дворового воеводы, царственные большие и государственных великих дел оберегателя и наместника Новгородского». В «товарищах» у него оказались воеводы А. С. Шеин, князь В. Д. Долгоруков и окольничий Л. Р. Неплюев. «Ратные люди» получили приказ собираться в полки в Ахтырке, Сумах, Хотмышске, Красном Куте. Посланы были грамоты на Дон и в Запорожскую Сечь: казачьи полки должны были действовать на флангах.
Русская армия состояла из большого полка и четырех разрядных полков: Севского, Низового (Казанского), Новгородского и Рязанского.
Новгородским разрядным полком, состоявшим из нескольких солдатских, драгунских, рейтарских и стрелецких полков, а также сотенной дворянской конницы, командовали боярин и воевода А. С. Шеин и князь Д. А. Барятинский.
Де ла Невиль сообщает в своем «Известии»:
«Всем отрядам было велено явиться на сборное место 1 марта, всю зиму 1686 года продолжалось движение войск; 1 мая отряды соединились и составили ополчение в 300000 пехоты и 100000 конницы, образовав лагерь за рекою Мерло».
Здесь де ла Невиль явно ошибается, хотя и настаивает на достоверности своих записей: «Все рассказанное здесь я слышал от посланников польского короля, бывших при московском дворе и находившихся при войске московском во всех походах со времени кончины царя Федора до настоящего времени». Даже очевидцы не всегда бывают точны!
Сохранилась разрядная запись на этот поход, которую приводит военный историк Е. А. Разин:
Московские чины, дворяне и «дети боярские» — 8712
Солдаты — 49363
Копейщики, рейтары и гусары — 26096
Стрельцы — 11262
Черкасы — 15505
Прочие — 1964
Итого: — 112902
Но и эти цифры представляются завышенными. «Ратные люди» собирались крайне медленно, много оказалось «нетчиков» (не явившиеся на службу), и, вероятно, более прав Патрик Гордон, определивший русскую армию в сорок тысяч конницы и двадцать тысяч пехоты. Уже во время похода к ней присоединились казачьи полки гетмана Ивана Самойловича, насчитывавшие до пятидесяти тысяч человек. Тем не менее разрядная запись интересна прежде всего тем, что показывает состав русской армии. Около семидесяти процентов ее составляли полки нового строя: солдатские, рейтарские, гусарские. А в дворянской коннице оказалось менее восьми процентов «ратных людей», немногим больше (десять процентов) стрельцов. Половину армии составляла пехота, вооруженная мушкетами, обученная сражаться в строю. Даже в авангард были выделены не рейтары и гусары, а несколько солдатских и стрелецких полков.
