Хроники Червонной Руси - Олег Игоревич Яковлев

— Охолонь, княгинюшка! Не столь просто управиться с князем Владимиром Мономахом и с сыном Ярополка! Верно ведь, сыновей? — Владимир лукаво подмигнул племяннику.

— Как молвил! Ты — Ярополка князя сын?! — удивлённо воскликнула Евфимия.

Невольно залюбовалась юная княгиня молодым, широким в плечах красавцем, прикинула, что, верно, одного они с ним возраста. Забилось неровными толчками сердечко молодой женщины. Одёрнула себя, строго свела в линию брови, молвила жёстко:

— Енто что ж, свычай[285] у тя таковой — в домах чужих на хозяев с саблею наскакивать да утварь расколачивать? А, сын Ярополка?!

— Да не хотели мы! Невзначай вышло! — пробормотал пристыженный её словами Вячеслав.

— Ты сыновца не брани! Сам я затеял игрище это! — заступился за племянника Мономах.

Евфимия тихонько стукнула его кулачком в плечо, но затем не выдержала и прыснула со смеху, прикрывая рукой рот.

...После, за обедом в горнице. Мономах сообщил сыну Ярополка своё решение:

— Покуда у меня оставайся, как мать твоя и хотела. Чай, серебром она тебя снабдила. На это серебро добрых ратников тебе подберём. Будет у тя своя дружина. В походы будем хаживать, сёла тебе выделю на первое время для прокорма. И к стрыю твоему родному, Святополку, пошлю, пускай город тебе какой передаст из своих владений. Тако вот.

А меня, княже, дозволь, отпусти в Луцк. Своё дело сделал, — попросил Радко.

— Тебя, отроче, хорошо я по прежним делам помню, — молвил ему Мономах. — Ведаю тебя как проведчика. Неволить не стану, разумею: семья там, дети. Одно скажу: Игоревич, что нынче твоим Луцком володеет, — не тот князь, коему служить такой человек, как ты, должен. Помни слова мои!

...Отрок Радко наутро покинул Переяславль, князю же Владимиру пришлось принимать у себя новую гостью. Вдовая княгиня Ланка пожаловала в Переяславль. В первый день её, уставшую с дороги, Евфимины челядинки привели в каменное банное строение, возведённое недавно по велению епископа Ефрема.

Собственно, служила баня эта не только местом омовения. Здесь, в мраморных купелях, крестили новорожденных и, кроме того, приходили сюда мыться калики перехожие, какие Переяславль посещали в последние годы в великом множестве.

Поражали Ланку изразцы и печи банного строения, никогда не видывала она такого ранее, но сдержалась и ничем свой восторг не выказала.

После попросила Ланка Мономаха сводить её на крепостную стену. Неторопливо, гордо неся голову во вдовьем чёрном повойнике, обошла она каменный заборол, заглянула в стрельницы и башенки, постояла на молитве в надвратной церкви Святого Феодора.

Молодая княгиня Евфимия, светясь счастливой улыбкой, показала ей своих крохотных чад.

— Гюргий! Первенец мой! Полтора годика стукнуло! — подвела она к гостье облачённого в зелёный кафтанчик с золочёным пояском мальца. — Князь растёт.

Мальчик при виде незнакомых людей испуганно прятался между складок материного платья. Молодая княгиня, хохоча, восклицала:

— Ишь ты, схоронился! Думаешь, не сыскать тебя! Вот как сыщу да вытащу!

Чернобровая челядинка-половчанка вынесла на погляд завёрнутую в пелены грудную княжну.

— Имя дала я ей, яко своё — Евфимия. Тако и звать будем топерича: Евфимия Старшая, Евфимия Молодшая, — смеялась жена Мономаха.

Как не похожа была эта весёлая, жизнерадостная хохотушка на первую жену Владимира, Гиду!

«Может, и моему Володарю надо было жену привести из какого дома боярского? Вон как эта — красна, прямодушна, за спиною нож не держит. Это тебе не Анна Поморская, не Лута Чешская, не Гида. Дочь Ардагаста», — с грустью думала Ланка.

О серьёзных делах говорила вдовая княгиня с Мономахом на третий день. Сидели они вдвоём в светлице на верхнем жиле хором, уже ввечеру, при свечах. Ланка быстро изложила всё веленное Володарем:

— Вроде Игоревича смирили, отмстили боярам его ближним за кровь Василька моего. Токмо вот второй злодей наш, Святополк, с городов червонно-русских очей не спускает. Мыслит под свою руку их сгрести. Потому и внял он наветам Игоревича!

— Ты, сестрица, успокойся. Святополк — он, известное дело, коварен. Но вельми перетрухал, когда мы со Святославичами супротив Киева на Днепре стали. Уговор у нас с ним такой, что Игоревича он накажет за лиходейство, и токмо. А после новый снем соберём, будем на нём решать, как дальше быть. Ты пойми, сестра! Крамолы княжеские — они одним половцам на пользу. Святополк же — сила немалая. Как-никак Киевом, стольным городом володеет. Вот и хочу я его мысли в степь повернуть. Могли, понятное дело, прогнать мы с Олегом и братом его Святополка из Киева, но что тогда? Новые рати меж князьями русскими? Вельми не хочется такого. А Володарю с Васильком передай: в обиду их не дам. Чем сумею, помогу. Токмо вот усобье со Святополком начинать мне нынче не с руки. Поняла меня, сестрица?

— Как не понять.

— Ну, вот и добре. Погости ещё у меня, сколько хочешь. — На устах Мономаха впервые за всё время их разговора проступила улыбка.

— Так скажу тебе, — ответила ему Ланка. — Хорошо мне у вас. Княгиня твоя вельми мне по нраву. Но езжать мне пора. Время нынче лихое, тревожное. Сыновьям моим советы материны надобны будут.

...Провожали княгиню Ланку до Епископских ворот Переяславля всей семьёй. И сам Владимир пришёл, и княгиня Евфимия, держа за руку Гюргия, и даже грудную княжну вынесли ко вратам. Вячеслав Ярополчич был тут же, увязался за всеми, с любопытством немалым посматривал на дальнюю родственницу свою.

Под крепкой охраной облитых с ног до головы железом дружинников Володаревых покатился возок Ланки к Зарубскому броду. Неведомо, свидится ли когда старая княгиня с Мономахом и его семьёй, но вспоминать поездку эту свою всегда будет она добрым словом.

ГЛАВА 74

Мира на Руси не было. Злодеяние Игоревича взбудоражило города и сёла. Вести катились по земле тревожным набатом, передавались из уст в уста или с грамотами, со скорыми гонцами, объявлялись биричами на площадях.

Выступил-таки, как обещал двоюродным братьям,