Костычев - Игорь Крупеников

Надо было разобраться во всей этой разноголосице. Костычев выступил со своими соображениями. Прежде всего он опроверг мнение о том, что без орошения земледелие в степной полосе невозможно.

— И в рамках «сухого земледелия» можно достичь многих успехов, — говорил ученый. — Засухи и неурожаи часто случаются не потому, что не хватает влаги: они порождаются существованием в ряде мест дикой переложной системы, страшным разрушением структуры почвы, вырубкой лесов, плохой обработкой. У нас «все делается по рутине».

Необходимо упорядочить приемы земледелия, но нужно также искусственное орошение — и не только лугов, «но и хлебов», а также садов и огородов. Костычев выступает на страницах печати со статьей «О сельскохозяйственном значении прудов». Здесь он говорил о том, что нужно использовать всякую возможность для строительства водоемов в степной полосе. «Во многих случаях орошение из небольших прудов… может представить огромную важность», — писал он. Но орошение должно базироваться на строго научной основе, которой еще нет: «…до настоящего времени мы еще не умеем вести орошение соответственно нашим климатическим и почвенным условиям».

Еще в конце восьмидесятых годов прошлого века Костычев стал одним из наиболее выдающихся и известных русских ученых-агрономов. После засухи 1891–1892 годов его вес в агрономических кругах еще более возрос. Он сочетал в себе блестящего знатока практики сельского хозяйства и глубокого теоретика в области агрономии, почвоведения, геоботаники, бактериологии. В «Сельскохозяйственном словаре», изданном в 1891–1893 годах, можно найти такие строчки:

«В ряду русских ученых агрономов профессор Ко стычев занимает одно из первых мест по числу, разнообразию и солидности выполненных им научных исследований, затронувших самые различные вопросы общего земледелия, выдвинутые современной сельскохозяйственной наукой». Ближайший друг Павла Андреевича профессор А. Ф. Рудзкий говорил, что «в научной и практической постановке химических вопросов нашей почвы, вопросов об уходе зэ нею, об ее обработке и удобрении Костычев не имеет себе равного».

Широкая практика русского сельского хозяйства многократно подтверждала правильность и глубину постановки Костычевым многих вопросов земледелия и лесоводства. Агроном из Полтавской губернии И. Я. Чернявский вспоминал, что ему удалось значительно ослабить губительное влияние засухи только благодаря применению на практике советов Костычева. «В 1891 году, — говорил Чернявский, — я следовал в точности всем советам уважаемого профессора и убедился в их действенности… паровые поля должны быть обрабатываемы, придерживаясь разумных и практических советов П. А. Костычева».

Лесничий В. О. Булатович (1834–1904), много работавший по лесоразведению на юге Украины и в Крыму, писал в 1893 году, что посадки с преобладанием ильмовых пород оказались действительно очень плохими, не говоря уже о том, что они, без проходных рубок, чрезвычайно угнетают дуб. Вспоминая выступления Костычева на съезде лесничих юга и его статьи в «Лесном журнале», Булатович указывал: «Предсказания П. А. Костычева вполне оправдались».

Не только практики, но и представители теоретического естествознания давали исключительно высокую оценку трудам Костычева. В 1895 году В. В. Докучаев, перечисляя те немногие научные монографии по почвоведению, которые были созданы к тому времени, называет «Почвы черноземной области России», «Связь между почвами и некоторыми растительными формациями», «О некоторых свойствах и составе чернозема» — Костычева.

Исследования Костычева стали широко известны и за пределами нашего отечества, и это относится не только к его идеям по борьбе с засухой, которые, по выражению В. Р. Вильямса, «перелетели океаны». В 1887 году во французском агрономическом журнале, выходившем под редакцией Грандо, появился подробный — на 26 страницах — реферат книги «Почвы черноземной области России». Несколько позднее В. Р. Вильямс напечатал в Германии ряд рефератов о трудах Костычева и особенно об его докладе на VIII съезде русских естествоиспытателей «Связь между почвами и некоторыми растительными формациями».

Показателем высокого научного авторитета Костычева является такой факт. В 1894 году ученик В. В. Докучаева, впоследствии известный советский географ и ботаник, Г. И. Танфильев (1857–1928) отправился в Копенгаген. Оттуда путешественник писал своему учителю, что датский ученый П. Мюллер очень интересуется черноземом, «…но о Ваших работах не имеет представления. Сущность их я ему передал. Костычев здесь более известен»{Архив Академии наук СССР, фонд 184 опись 2, № 89, письмо от 30 июня 1894 года.}.

Но, конечно, более всего он был известен как замечательный знаток русского сельского хозяйства. А оно в начале девяностых годов, после двух лет засухи и неурожая, переживало тяжелый период. Это отозвалось на всей государственной жизни страны, подорвало ее финансы.

В связи с огромными трудностями, которые переживала главная отрасль народного хозяйства России, царское правительство вынуждено было обратиться к помощи ученых. В. В. Докучаев сумел в эти годы организовать «Особую экспедицию» по изучению водного и лесного хозяйства степной России. К решению многих государственных вопросов был привлечен и Костычев. 29 апреля 1893 года он назначается «инспектором сельского хозяйства» при Министерстве государственных имуществ. Спустя некоторое время министерство было реорганизовано и стало называться Министерством земледелия и государственных имуществ. Министром был назначен А. С. Ермолов, в прошлом товарищ Костычева по Земледельческому институту. Большой личной дружбы между ними никогда не существовало, но Ермолов хорошо знал выдающиеся способности «бывшего лаборанта «по вольному найму».

27 апреля 1894 года Костычев был «высочайшим приказом назначен директором департамента земледелия»{ГИАЛО, фонд 14, дело 31441, связка 1752, опись 3, лист 10.}, который являлся главной составной частью вновь созданного министерства.

Причина назначения Костычева на столь высокий пост, который давал довольно значительные права, ясна: царское правительство предполагало использовать талант выдающегося ученого для того, чтобы избежать в будущем повторения катастрофы 1891 года. Он тоже хотел, чтобы новой катастрофы не было и надеялся достичь этого своим трудом. Правда, понимание случившегося в 1891–1892 годах бедствия было у царских чиновников и у Костычева различным: их пугала перспектива финансового краха, он с ужасом думал о возможности нового голода. Соглашаясь на занятие должности директора департамента, ученый также рассчитывал, что ему удастся содействовать развитию науки и ее внедрению в русское сельское хозяйство. Во многом он здесь ошибся, но кое-что сумел сделать, хотя и пробыл на своем «высоком посту» всего год с небольшим.