Бабочка под стеклом - Екатерина Риз

— Мне плохо без тебя… — тихо проговорила она в тишине спальни.

С каждым днём всё хуже. А он, неужели не чувствует? Неделя молчания, Дима ни разу не позвонил. Марина даже в кафе урывками ездила, боялась от телефона отойти. Мобильный из рук не выпускала, и на домашний телефон постоянно кидала взгляды, полные надежды. И в голове те самые слова из старой песни, которые, как оказалось, самые правильные в жизни, самые нужные. Позвони мне, позвони…

— Мама, ты что делаешь?

Марина на голос сына оглянулась, посмотрела на него испуганно, а потом сумку, в которую какие-то свои вещи собирала, в сторону отложила. Волосы от лица отвела и постаралась улыбнуться, потому что сын наблюдал за ней с явной тревогой. Наверное, она по комнате, как сумасшедшая металась.

— Ничего, Антош, так… Прибираюсь.

— Ты уезжаешь?

— Я? — Она снова на сумку посмотрела.

— Между прочим, Василиска просила не опаздывать сегодня.

Марина кашлянула, когда горло спазмом перехватило.

— Куда?

— На родительское собрание, мам!

— А, да, собрание…

Антон ещё минуту смотрел на неё с прищуром, а когда из спальни её вышел, Марина на постель медленно опустилась, а потом сумку с вещами и документами в сердцах на пол столкнула. Она ведь уже решилась…

А вчера вечером Элька снова затемпературила, никак не хотела засыпать, капризничала и даже рыдала некоторое время, уткнувшись в подушку. Марина весь вечер сидела рядом с ней, по голове дочку гладила, успокаивала, и не сразу справилась с собой, когда Эля спросила у неё про Диму. С этого слёзы и начались, и что бы Марина ей в ответ не говорила, Эля только большим количеством вопросов её засыпала. Когда приедет, что привезёт, что они делать будут, когда Дима вернётся, пойдут ли в цирк. И, наверное, заметила, что мать нервничает и ответы находит с трудом, поэтому и расплакалась. Даже Стеклов ситуацию не спас, так и уснула зарёванная. А Марина потом до поздней ночи в её комнате сидела, и слёзы глотала. И всё упрекала себя, что вовремя не сказала Димке всего три слова. Ну и пусть бы он не ответил, но он бы знал! И, возможно, тогда бы не уехал, попытался её понять, и тогда бы точно ему не пришла в голову глупость о том, что она к Игорю вернуться хочет.

Сегодня с утра Димкины вещи в шкафу перебирала. Выглаженные рубашки на плечики повесила, футболки на другую полку переложила, рукой по костюмам провела, и вдруг задумалась о том, что уезжать навсегда, бросая столько личных вещей, как-то глупо. Разве можно поверить, глядя на всё это, что он возвращаться не думает?

Когда из кафе вернулась, чувствовала себя чуть лучше. Хоть ненадолго удалось отвлечься, и даже настроила себя на ещё один звонок в Москву, и готова была поговорить с секретаршей Грановича, которая так рьяно оберегала шефа от досужих собеседников, совсем по-другому. Сходу объяснит ей, кто звонит и по какому поводу, и вот после этого пусть попробует её с Димкой не соединить! А ему она скажет… Что же она ему скажет? Что сама приедет, раз он занят, что всё ему объяснит, а ещё, прямо телефону, сознается, как жутко по нему скучает. Ведь нельзя так, это ненормально, и он не имеет права так над ними всеми издеваться. А на Наталью ей абсолютно наплевать, потому что она не верит, что ему до неё есть какое-то дело, по крайней мере, сейчас. И прежде чем войти в дом, перед дверью замерла, и вдохнула полной грудью, стараясь, чтобы предательские мысли о Наталье и о её отношениях с Грановичем, не поселились в голове и не спутали все планы. Когда представить их вместе пыталась, изнутри жаром обдавало, и последние крохи решительности исчезали. Всё-таки она трусиха, и без Димки ей очень трудно. Он столько сил ей давал, а она раньше и не понимала.

— Как ты себя чувствуешь? — Марина к дочери наклонилась и прижалась к её лбу губами, помедлила пару секунд, прежде чем отстраниться. — Температуры, кажется, нет. Горло болит?

Эля головой помотала и из-под руки матери вывернулась, была увлечена игрой, платье на кукле поправляла, потом в машину ту усадила.

— Очень хорошо, если не болит.

— Градусник возьми, — со смешком посоветовал Стеклов. Марина обернулась к нему и улыбнулась.

— Я и так чувствую, что нет температуры. Мне кажется, это у неё нервное было.

— И такое бывает?

— Чего только не бывает, папа.

— Это точно. Как в кафе?

— Всё хорошо.

— Всё-таки Димка здорово придумал. И ведь спросом твоя кухня пользуется, и ещё каким.

— Это он придумал? Говорил, что вы вместе.

— Нет, он. — Николай Викторович указательным пальцем своего лба коснулся. — Иногда работает голова-то. Жако, что неделю назад он её выключил.

— Папа, пожалуйста.

— Мариш, давай я всё-таки позвоню… — Начал он, и замолчал, когда услышал, что входная дверь хлопнула.

— Я пришёл! — воскликнул Антон от двери

Стеклов оглянулся, благо рядом стоял, и удивлённо вздёрнул брови, увидев, как в дом, следом за Антоном, входит мужчина. Его заметил и замялся в дверях.

— Добрый вечер.

Николай Викторович отвечать не торопился, догадавшись кто к ним в гости пожаловал, на дочь быстрый взгляд бросил, а та окончательно сникла. К сыну подошла, забрала у того рюкзак, а на бывшего мужа глаз не поднимала. Только через минуту с силами собралась, и сказала:

— Пап, это Игорь.

— Да я уже догадался.

— Он явно не обрадовался моему визиту, — тихо сказал Игорь, усмехнувшись, когда Стеклов за собой дверь кабинета закрыл. Почти тут же ушёл, когда Эля к отцу подбежала, а до этого момента, он, кажется, всерьёз собирался бывшего мужа дочери до двери проводить и проститься с тем скоренько. Но внучку от родного отца отрывать не решился, и поэтому просто ушёл, чтобы лишнего при детях не наговорить.

— Тебя это удивляет? — Марина к мужу не приближалась, отправила дочь из прихожей в гостиную, подальше от сквозняков и холодных полов, а потом у сына спросила: — Антош, ты кушать хочешь?

— Нет, я ужина подожду.

— Хорошо.

— Марин, мне поговорить с тобой надо.

Она на Игоря нехотя оглянулась.

— Давай не сегодня? У меня голова болит.

— Она у тебя уже неделю болит.

— Может быть, — разозлилась Марина, — но тебя это как касается?

— В первую очередь, — сказал он, и подбородок упрямо выдвинул. Марина кинула опасливый взгляд на дочь, которая то и дело на них оборачивалась, прислушиваясь. Видимо, напряжённые интонации родителей её настораживали.

— Пойдём на кухню, — решила она, в конце концов. — Но только недолго, Игорь.

— На ужин не приглашаешь?

— Нет. Мне не до тебя.

— Ты на меня злишься?

— Это ты мне скажи, есть ли у меня повод на тебя злиться.