Дочери Рима - Кейт Куинн

— Думаю, это может подождать, — Марцелла поднялась с ложа. — Сколь бы интересной ни была история Корнелии и ее любовника, а она действительно мне интересна, сегодня я узнала нечто гораздо более достойное нашего внимания. Фабий Валент был взят в плен и казнен в Урвинуме. Вверенные ему войска сдались.

В комнате тотчас воцарилось молчание. Гай растерянно обернулся по сторонам, как будто искал поддержки, Туллия умолкла, так и не высказав до конца все, что думала по поводу шлюхи-невестки. Корнелия продолжала сидеть, тупо глядя в пол.

— Император и его советники уже знают об этом, и, похоже, известие это дошло и до сената, — продолжала Марцелла.

Первой нарушила молчание Корнелия.

— Откуда тебе это известно? — спросила она, поднимая взгляд на сестру.

— От Домициана, — пожала плечами та.

— Император… — голос Гая обернулся писком, и он поспешил прочистить горло. — Император пошлет навстречу мятежникам новую армию.

— У Вителлия нет новой армии. А мезийские легионы тем временем приближаются к Риму. Они уже стали лагерем в пятидесяти милях к северу от города.

И вновь ледяное молчание. На протяжении всего ноября Марцелла была уверена, что кто-нибудь придет и спасет Рим — Фабий Валент или верные легионы на юге страны. Или вмешаются сами боги. Кто угодно или что угодно.

— О нет! — Туллия вновь заметалась по мозаичному полу. — О нет, о нет! Нам нельзя оставаться здесь, Гай! Нам нельзя здесь оставаться! Варвары уже стучат в наши ворота, легионеры из Дакии и Германии…

— Может, нам стоит уехать в Таррацину, — подала голос Корнелия. Румянец постепенно возвращался на ее лицо. — Я провела там две недели со своим солдатом из трущоб. Признаюсь честно, я так и не починила гипокауст, но погода была такая чудесная, что в нем не было необходимости…

Но Туллия ее уже не слышала. Выбежав в атрий, она принялась звать управляющего, звать маленького Павлина, звать слуг, которые поспешили сделать вид, будто заняты делом, а отнюдь не подслушивали за дверью, а когда поняли, что у их хозяйки истерика, моментально засуетились. Гай бросился наверх, к себе в таблинум, Корнелия и Марцелла остались в атрии одни. Взгляд Корнелии был устремлен в пол, как будто в пестрой мозаике ей уже виделись мезийские легионы, которые уже были на подходе к Риму.

— Итак, — Марцелла вопросительно посмотрела на сестру. — И кто же он, этот твой любовник?

— Это так важно? — пожала плечами Корнелия. Ее темные волосы отливали блеском. — Все кончено. Я не хочу, чтобы из-за меня у него были неприятности с Туллией и Гаем.

— Лоллия и ее раб, — задумчиво произнесла Марцелла. — Ты и солдат. Диана и колесничий. Все Корнелии в этом году оскандалились.

— Все, кроме тебя, — Корнелия кисло улыбнулась.

— Марцелла, Корнелия! — окликнул их Гай. В следующий миг он уже сбежал вниз со свитками под мышкой. — Вы должны срочно собирать вещи. Мы едем в Брундизий. Думается, сейчас это самое безопасное место.

— Я никуда не еду, — заявила Корнелия.

— Почему? — Гай был готов испепелить ее взглядом. — Не хочешь бросать своего плебея-любовника?

— Нет, — Корнелия холодно посмотрела на брата. — Просто у меня как у патрицианки еще осталось чувство долга.

Гай покраснел.

— Марцелла, поговори с ней.

— Я тоже никуда не поеду, — ответила та. — Мне интересно знать, что будет.

Услышав такой ответ, Гай покраснел еще больше и принялся растерянно топтаться на месте. Он открыл было рот, чтобы что-то возразить, однако в это время в прихожей что-то разбилось, раздался плач служанки и возмущенный крик Туллии.

— Гай! — крикнула она, и он поспешил на ее зов.

Корнелия взяла плащ. Движения ее были медленными, словно под водой.

— Я лучше пойду к Лоллии. Думаю, ей следует знать, что в скором времени она вновь станет вдовой.

— Не думаю, что она станет переживать по этому поводу, — Марцелла пожала плечами и тоже взяла плащ.

Корнелия обернулась через плечо.

— Ты куда?

— Иду сообщить свою весть всему миру.

— Уехать из дома?

Дед Лоллии обвел взглядом атрий. Это был предмет его особой гордости. Хотя на дворе был конец ноября, здесь по-прежнему цвели крокусы. Вдоль стен выстроились стройные коринфские колонны, увенчанные причудливыми капителями. В нишах притаились статуи из черного дерева — каждая в человеческий рост, с глазами из слоновой кости. За атрием начинались жилые комнаты, просторные и со вкусом обставленные. На полу мозаика, которая одна стоит целого состояния, каждая ваза, каждая статуя тщательно выбраны из того обилия им подобных, какое только может предложить мир. Этот дом он обустраивал всю свою жизнь, медленно, постепенно. Лоллия точно знала — именно о таком доме он мечтал еще тогда, когда мальчишкой-рабом убирал в домах своих хозяев.

— Легионы не войдут в Рим, — пообещала она деду. — Солдаты Веспасиана встанут лагерем у городских ворот. Сенат дрогнет, затем мы капитулируем, и одна Фортуна знает, что будет с Вителлием. Но нашему дому ничего не грозит.

— Тогда зачем уезжать отсюда? — дед потрогал небольшую статуэтку нимфы из розового мрамора.

— Потому что я не хочу, чтобы моя дочь оставалась здесь, — хмуро призналась Лоллия.

— А дом в Остии? — вздохнул дед, который уже слегка устал от этого разговора. — Это ведь тоже довольно далеко отсюда, разве нет, моя красавица? Мы через пару деньков можем уехать туда.

— Нет, ты уедешь уже завтра. И возьмешь с собой Флавию. Я же поеду с Корнелией и Марцеллой в Брундизий.

— Разве они не едут вместе с Туллией и Гаем? — дед Лоллии поморщился. — У этой женщины голос, как скрип телеги по мостовой.

— Думаю, несколько дней я его вынесу.

Это была чистой воды ложь. В намерения Лоллии не входило ехать с Гаем и Туллией в Брундизий. Насколько ей было известно, Корнелия и Марцелла тоже не собирались туда. Они остаются в Риме. Лоллии не давал покоя вопрос, почему. Корнелию могло подвигнуть на это чувство долга, Марцелла способна ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство. А я? Почему у нее тоже нет никакого желания паковать свои драгоценности, чтобы вместе с дочерью и дедом отправиться в Остию? Несколько недель на залитой солнцем террасе с видом на море, отдыхая, играя с Флавией, а тем временем, смотришь, в Риме жизнь снова войдет в обычное русло. Уже половина патрицианских семейств под шумок собрали вещи и уехали из города. А я? Чего жду я?

Ответа на этот вопрос у нее не было. Обычно она гордилась своей практичностью, как и дед, своим здравым смыслом. Но отец ее был патрицием, и иногда это патрицианское чувство долга брало верх.