Ковен озера Шамплейн - Анастасия Гор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дождь все еще стучал по крыше, и я не заметила, как вместе со стоном выпустила из себя магию: в камине всколыхнулся огонь, а дождевая вода на окнах застыла и обратилась в лед, как зимний витраж. Когда Коул содрогнулся и поцеловал меня так свирепо, что заныли губы, я обхватила его ногами, не желая отпускать.
Он лег прямо на меня, остывая, такой же липкий и влажный, как я сама. Наши метки соединились там, где соприкасались наши руки. В какой-то момент мое головокружение перетекло в вялость и сон. Осторожно опустившись рядом, Коул сгреб меня в охапку. Я сонно взглянула на него, зная, что как минимум половину этой ночи он не сможет уснуть и будет пялиться в потолок, слишком взбудораженный, чтобы даже закрыть глаза. На меня накатило неистовое облегчение, когда я все же услышала его сопение сквозь дремоту, – Коул заснул, уткнувшись носом мне в лоб, и лишь тогда я позволила себе забыться тоже.
Там, в пустоте, что мягко приняла меня в себя, даруя спокойствие, я разглядела отблески сновидения. На коленях, спиной ко мне, сидел Коул. Я видела, как он сгибается вниз и щупает руками землю, будто пытаясь что-то найти.
– Где ты, Одри?
Его голос звучал сквозь слезы и непонимание. Я села подле, берясь за его плечо, чтобы развернуть. Еще до того как Коул поднял свое лицо к моему, я уже знала это: с ним произошло нечто страшное, и причина этому – я.
– Одри? – он вцепился в мои руки, погладил их, и его лицо облегченно просияло, когда он понял, что не один. Созвездия родинок и веснушек на его лице утонули в крови, что текла из-под век, марая одежду. Глаза смотрели на меня в упор, но их карий цвет выглядел тускло, словно кто-то выел его кислотой. Тигриный взгляд померк за бельмом, что обратило весь мир во тьму.
– Я ничего не вижу, Одри, – выдавил Коул, слепой, и сжал мои руки сильнее. – Почему я ничего не вижу?!
Я резко села на подстилке из одеял. Дождь за окном утих; в доме сделалось совсем тихо. Коул по-прежнему спал рядом, обвив меня руками. Кожу над ключицей нестерпимо жгло: я зашипела сквозь зубы и попыталась сорвать то, что меня ужалило, но это было вовсе не насекомое.
Очертив пальцами жемчужины, что годами висели на моей шее, я оттянула ожерелье, чтобы разглядеть их.
Там, прежде черная, как ночь, пятая жемчужина окрасилась в ослепительно-белый, символизируя постигнутый дар предвидения.
XIV
Реки иссохнут
После дождя из-под оконной рамы веяло озоном и мокрой листвой. На улице было сыро и промозгло: небо, серое и безжизненное, тяжело висело над огненно-желтым лесом. Из ванной журчала вода, но даже отсюда я слышала убаюкивающее потрескивание огня, который развел Коул в печи.
– Где ты его нашла?
Я сплюнула зубную пасту, вытерла лицо полотенцем и выглянула в гостиную. Заспанный и взлохмаченный, Коул сидел на диване, сонно растирая глаза. В одной его руке лежало бронзовое зеркальце, почти такое же чистое и блестящее, как в день нашей встречи. Коул открыл его и удивленно осмотрел: внутри оно было ничуть не хуже. Правда, поперек отражения тянулась тонкая трещина со сколом, которую мне не удалось залатать.
– Применила ритуал поиска и разыскала место твоей клятвы, – пожала я плечами. – Мне не спалось.
Коул насупился и покрутил зеркальце еще раз. Когда я нашла его, оно выглядело искореженным и растоптанным: эмаль потемнела, обугленная, а стекло рассыпалось почти в крошку. Коул выбрал для ритуала атташе маленькую уютную опушку меж сосен, и, когда я вышла на нее, по кругу все еще стояли догоревшие факелы. Из земли, пропитанной вином, торчала рукоять атаме, обвитого красными нитями. Посередине возвышалась горстка хвороста в память о высоком костре, в которую Коул и бросил зеркало, как чистосердечное признание – он предан мне больше, чем самому себе. Жертва, которую я не могла принять. Пришлось долго копаться в сухих листьях, чтобы отыскать останки зеркальца и собрать его по частям.
– Заклятие восстановления, – пояснила я. – Как новенькое, правда?
Коул пораженно улыбнулся и кивнул.
– Спасибо. – Захлопнув зеркало, он спрятал его в карман штанов и принялся одеваться. – Это подарок мамы.
– Да, я помню, поэтому я даже надела резиновые сапоги и садовые перчатки, чтобы прочесать лес и поковыряться в грязи. Ты можешь представить меня в резиновых сапогах?! Это все ради тебя!
Коул тихо рассмеялся и, подойдя ко мне, поцеловал в губы. На нем не было рубашки, и, протянув руку, я обвела ладонью его живот, поднимаясь выше, к твердой груди и ключицам. Меня все еще удивляло, как атлетично Коул был сложен, невзирая на внешнюю худобу. Если бы я знала, что без одежды он выглядит так привлекательно, то сняла бы ее с него уже давно.
– Ты в курсе, что сказала это вслух? – ухмыльнулся он, на что я только пожала плечами. Когда мы уже сели завтракать в уютной тишине, поджарив на сухой сковороде тосты с ветчиной, он спросил: – Это нормально?
– Что именно? – поинтересовалась я в ответ, вытянув босые ноги на его коленях.
– Что я хочу тебя еще раз.
Я отхлебнула лимонный чай и отставила чашку. Коул сидел перед тарелкой уже десять минут, но так и не притронулся к ней. Сегодняшний Коул был совсем не похож на вчерашнего. Еще никогда я не видела его таким… умиротворенным. Уверенность лилась из него рекой. Возможно, если бы я знала раньше, что метка атташе так повлияет на него, то позволила бы ему связать нас еще давно.
Опустив глаза на его руку, лежащую в заманчивой близости от моей, я обвела взглядом черную полосу выше запястья.
– Двух раз посреди ночи тебе было мало? Ну… Мы можем заниматься этим хоть все выходные, – ответила я с улыбкой, и от услышанного дыхание Коула сделалось учащенным.
– Да, только сначала надо починить крышу, – напомнил он и, залпом допив свой кофе с корицей, ткнул пальцем вверх. Я запрокинула голову, прислушиваясь к ритмичному стуку, что доносился с чердака: за ночь дождь затопил весь желоб и черепицу, а теперь пробрался и внутрь, сквозь подгнившие доски. – Не хочу, чтобы следующие постояльцы плавали здесь, как в бассейне.
Я понимающе кивнула и вгрызлась в ржаной хлеб, слизывая с кончиков
