Путинбург - Дмитрий Николаевич Запольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот тянет меня глядеть на любые производства. Мальчишеское любопытство. Завораживают всякие технологические линии, восхищают технические решения. Особенно люблю смотреть, как работают профессионалы. Меня восхищают ловкие движения рук. Мне симпатичны мастера. Общаясь постоянно с людьми, чьим основным инструментом являются их голосовые связки, я просто наслаждаюсь даже мимолетным разговором с рабочими. И поездка в цех всегда как праздник. Даже в автомастерскую.
Приезжаем в Гатчинский район[629]. Какой-то заброшенный совхоз, весь в запустении: разваливающиеся свинарники, коровники, грязь по колено, пустые бараки, металлолом, свалки — трендец полный. У старого здания котельной стоят грузовики. Что-то там функционирует. Это консервный цех. Здесь стоит линия по выпуску томатной пасты. Машина выплевывает пустые банки, в них выдавливается из резервуара томатное пюре. И дальше лента укатывает банки в другую машину, где приштамповывается крышка. Рядом четыре узбечки ловко приклеивают этикетки и собирают банки в ящики. На этикетках известный бренд и что-то типа «приготовлено из отборных томатов».
Экспедитор проверяет и контролирует погрузку. Мастер-наладчик наблюдает. Все чисто. В углу стоят синие пластиковые бочки. Что там? Откуда? Оказывается, это концентрат томатной пасты. Красно-бурая каша. Ее смешивают с водой в чане, это и есть готовая продукция. Откуда бочки? Из Ирана. Идут по морю. Примерно два месяца. Внутри бочек полиэтиленовые мешки, чтобы не пачкалась тара. Себестоимость продукта — десять центов кило. Банка идет в торговую сеть за два доллара. Неплохо. Очень неплохо. И объемы немаленькие. Спрашиваю технолога:
— А что, вся томатная паста так делается в России?
— Ну естественно: зачем мучиться? Есть иранский концентрат, есть индийский, есть китайский. Но цена чуть выше, потому что Иран типа под санкциями и они демпингуют. Китайские есть еще дешевле, но они туда кирпичную муку добавляют для веса.
— Какую муку?
— Ну кирпичную. Пыль. Перемалывают битые кирпичи и тудысь суют. По вкусу незаметно, для организма безвредно почти, а вес увеличивается в два раза.
Ох… Едем в следующий цех, тоже под Гатчиной. Там консервированные помидоры. Тоже из бочек. Но их предварительно вымачивают в проточной воде, чтобы запах пластика ушел. Потом кладут в стеклянные банки, на дно лавровый листик, пару перчинок, чесночный порошок, гвоздичку. И наливают уксуса двадцать граммов. Сверху доливают водичкой и руками же закручивают крышки. Затем все эти банки ставят в здоровенную клетку, тельфером[630] эту клетку в чан автоклава опускают, завинчивают огромные болты-барашки, и там все это дело нагревается под давлением два часа. А потом часов шесть остывает. Когда температура падает, автоклав открывают, достают клетку, протирают банки ветошью и клеят этикетки «Помидорчики маринованные», производство Россия, Краснодарский край. Качественный отечественный продукт. ГОСТ такой-то. Подхожу к бочкам, смотрю этикетки: Китай. Ну-ну. Славься, отечество, наше прекрасное!
Едем в другой район. Ижорский завод. Какие-то военные цеха. Пропуска, паспорта, проверка машины, рамки металлоискателей — ну как в аэропорту. Спрашиваю проводника:
— На фига в таком месте производственные площади арендовали? Гемор же! Неужели что попроще было не найти?
Мужик загадочно улыбается. Его зовут Равиль, он татарин и работает начальником производства в «Русской идее».
— Сейчас поймешь. Нам нужна проточная вода. Много. А здесь вода бесплатно. У них системы охлаждения водяные.
— Блин, но у них же технологическая[631] вода, наверное, они же атомные реакторы делают!
— Ну не, радиации нет никакой. Они же проверяют. Если фон поднимается, нас предупреждают. Мы сразу проточку останавливаем, а потом еще один цикл проточки прогоняем. Они сами, — он махнул на пруды прямо на территории завода, от которых поднимался пар, — вот рыбу разводят. Карасей. Сын или племянник директора банкует[632]. Круглый год вода одной температуры. Все удобно!
Прошли еще два КПП и въехали прямо на машине в цех. Это какие-то гидротехнические прибамбасы. Технологическая вода идет по бетонным желобам в какие-то фильтры, возвращается, попадает в какие-то насосы — короче, круговорот воды в заводе. В углу стоит с десяток бетонных емкостей. Тонн на десять каждая. По желобам в них попадает вода, снизу через трубы вытекает в арык.
— Вот наше производство, — говорит Равиль. — Промывочный цех.
— А что вы здесь промываете-то?
— Как что? Грибы, огурчики.
— То есть?
— Ну, вот в этом чане у нас типа опята, в этом типа грузди. Ну а в этих огурчики разных сортов: малосольные, соленые, маринованные.
— А зачем их промывать-то?
Равиль щурится хитрыми татарскими глазенками:
— Так ведь надо. От запаха избавиться, от цвета. Неделя минимум проточной воды. Изнутри чаны покрыты латексом.
— Зачем?
— Да раньше в них кислота какая-то была, привкус у воды.
Но с покрытием правильно все сделали, почти не заметно.
Оказывается, опята и грузди — это шиитаке из Вьетнама. Есть на берегу моря деревни. И возле них сточные пруды, в которые стекает канализация. Социалистические кооперативы выращивают на этих полях грибы. Засыпают всяким мусором, гниющими водорослями, которые море выбрасывает после сильных дождей. Получается питательный субстрат. Грибы растут быстро и обильно. Но слегка пованивают говнецом. Их собирают в синие пластиковые бочки. Типовые, оказывается, они, двухсотлитровые. Заливают морской водой и отправляют в порт. Там ими забивают контейнеры, и по морю-океану — в Россию.
Брокеры растаможивают, транспортники везут на Ижорский завод. В цеху их вываливают в чаны и промывают. Десять дней в проточной воде. Через полторы недели получается абсолютно безвкусный продукт. Только с запахом латекса. Опять в банки кладут пряности, плещут уксус, сахара добавляют чуток и консервантов. И закатывают в банки. Затем автоклав, все как положено, и этикетка «Русский лес». Опята отборные. Грузди элитные… Маринованные, соленые. Все, что душа пожелает! ГОСТы-фигосты, медали за качество, знаки выставок, санитарные сертификаты.
