Путинбург - Дмитрий Николаевич Запольский

Прошли девяностые, наступил новый век. Володина база еще расширилась: построили гостевые коттеджи плотники — тоже волонтеры. Приедет такой из города, посмотрит, скажет: как же у вас тут классно, мужики! А если задержаться? Могу топором махать, могу пилой работать. Возьмете? Хоть за еду! А Вовка ему: так нет проблем, вот чертеж. Финны подарили. Вот цемента сто мешков, вот арматура, вот проволока. Лопаты в сарае. Копай, вяжи, опалубку поможем сделать, бетономешалка есть. И через месяц — новый коттеджик одноэтажный. В нулевые годы Володина база стала круглогодичной. Еще и лыжные походы организовали.

Когда мне становилось невыносимо в городе, я ехал в Лосево. Звонил Володе прямо с дороги: примешь? Да естественно! Сколько раз мы с женой приезжали туда, брали на базе лыжи и бахилы на ботинки, шли по льду на другой берег через вьюгу, через торосы, часто и в темноте. Надевали балаклавы, чтобы лицо от колючего ветра уберечь, — и вперед, по ледяной целине. Разгребали снег, ставили нашу палатку, костер сооружали таежный — нодья называется. И спали, слушая шепот снегопада. Как же сладко спится в лесу — как младенцу в люльке! А утром, сварив кашу на сгущенке и попив чаю, шли обратно, чтобы сразу в Володину новую баню — горячим паром согреться.

А Володя — святая душа. Никогда денег не брал и наотрез отказывался, когда предлагал. С друзей не берем! Свои люди. Однажды он позвонил мне: можешь встретиться? Конечно, говорю. Подъехал к нему в городской офис. Они еще и подвальчик на Восстания отхватили: маленький, но две минуты от метро.

Кстати, удалось Володе и комнату купить, благо администрация района все-таки оплачивала эти детские инвалидные походы.

— Такое дело, — говорит Вовка, — наехали на меня. На пяти джипах прикатили. Классика. Говорят, убирайся со своего берега. Переоформляй землю на нас, будем здесь коттеджный поселок мутить. У тебя тут лучшая земля в области. А не согласишься — сожжем твою базу на хрен, а тебя утопим, и никто не вспомнит, как звали. Что делать?

Я стал ломать голову. Год был уже 2007-й, вроде как не самое бандитское время.

— Кто эти люди? Телефон оставили? Давай сюда номер! Пробил телефон — какой-то бабе принадлежит. Левак явный, и концов не найти. Но я настолько Вовку любил, что решил рискнуть. Позвонил. Говорю: это моя база, давайте встречаться. А мне из трубки: а ты хоть знаешь, пацан, КАКИЕ люди тут в теме? Ты вообще понял, куда попал? Ну и так далее. Да ладно, отвечаю. Где встретимся? Уж коли в девяностые я вас не боялся, так теперь и подавно. А у самого поджилки затряслись, конечно.

На следующий день стрелку забили в лобби модного отеля на Суворовском[636]. И приехали не братки, а очень важный начальник городской с охраной. Второе лицо города. Единоросс. И охренел, меня увидев: я его каждую неделю в городском парламенте встречал. Блин, вот так встреча! А мы с ним по давности знакомства вообще-то были на «ты», если вокруг народа нет. Говорю:

— Слушай, ты хоть понимаешь, что на святое покушаешься?

А он вообще не в курсе:

— Сказали, красивое место, можно отжать влегкую, построить поселок для друзей.

И я ему рассказал про слепых и дэцэпэшников, про двадцать кунгов, про баньку-вигвам.

— Не трогай их, а? Ну дался тебе этот берег! Пощади людей, они в это жизнь вложили!

И мужик поплыл. Говорит:

— Скажи своему другу, что нам на фиг не надо грех на душу брать. И если кто покусится еще, мы прикроем. И вообще, мало ли красивых мест, пусть детям остается, мы себе всегда найдем еще лучше.

Я вышел из этого отеля, сел в машину и подумал: это то, ради чего я столько общался с ублюдками! Столько сил и времени потратил на мерзкие интервью про депутатник[637] городской! И ведь, оказывается, вот для чего это надо было!

А потом к Володе приехали другие. А может, и те же самые. Предложили пять миллионов долларов. И что вы думаете? Вовка отказался. Так и остался в своем Изумрудном городе главным волшебником. Сегодня на их сайт заглянул — работают. Только детей больше не возят: Роскомнадзор запретил. Неправильные, говорят, санитарные у вас условия…

ДАМА С КАМЕЯМИ

Боря Гринер мог играть Мефистофеля без грима в любом театре. Ну или сатира, если на него надеть копыта. Фактурный он парень. Нос крючком, борода торчком, волосы дыбом, а взгляд! Такие глаза могли быть у Моисея на тридцать девятом году хождения по пустыне. Был Боря другом моего одноклассника Леши Монахова, вместе они отучились в Горном и создали мелкую строительную фирмочку. Ну там плитку мостили, мраморные подоконники ставили, камнем что-то отделывали. Конечно, не сами — мастера у них были, рабочие. В общем, не бедствовали, но и не жировали. Оба они выглядели намного старше своих лет. Ну типа мода такая: старцы. Леша — русский. Здоровенный, борода как у старообрядца, говорит медленно, со значением — правда, всегда что-то странное. Ну а Боря — понятно кто. Такой герой рассказов Бабеля, классический портной из Жмеринки.

Была у Бори дочка. Окончила она с красным дипломом филфак и в аспирантуре влюбилась в красивого юношу Алексея. Он был абхазцем. Поэтом и литературоведом-пушкинистом. Изящный, глаза горящие, высокий и утонченный, как юный князь. Он и был там каким-то княжеским отпрыском, там у них каждый пятый — князь, если не каждый третий. Короче, Боря выдавал дочку замуж. С понтом. Ну как возможности позволяли и обычаи. То есть поллитровка на одиннадцать персон. Но персон было много. Свадьбу играли в санатории на берегу Финского залива. Очень специфическое было мероприятие. Абхазцы держались скромно, а Борина родня — еще скромнее. Как-то без разгуляева: попили, поели, попели, поговорили, разъехались. Но бриллианты невесте подарили. А я свадьбы вообще-то терпеть не могу. Как и любые ритуалы, где встречаются совершенно чужие друг другу люди и после некоего количества спиртного вынимают свои фаллометры и начинают меряться. Поэтому и стараюсь никогда не принимать приглашений. Но тут пришлось. Дело в том, что жених был моим сотрудником. Я взял его на работу в свою программу «Петербургское время» стажером. Было это в 2000 году. Боря очень просил.

— Слушай, ну выручи меня, а? Ну пожалуйста, — ныл Боря и выстреливал из моисеевых глаз струи многотысячелетней скорби. — Ну вот ты пойми! Свадьба, родственники из