Через горизонт - Сергей Дмитренко

— Как…? Уже… Куда…?— Ничего большего в эту минуту я спросить не мог, настолько я был поражен, потрясен.

Он не ответил.

— Куда вы уходите и почему? — Опять тупо повторил я. Рядом безмолвно застыл Лео. — Это невозможно.

— Возможно, возможно, все возможно, даже такие, казалось бы, нереальные наши встречи с тобой. Помнишь, один ваш мудрец носил украшение со словами «Все пройдет», в этом есть смысл, все проходит, все меняется, но никогда не исчезает бесследно. — Он опять не ответил на вопрос и вдобавок еще и поменял тему разговора. — Ты не задумывался, почему тебя называют Олфином, а многие еще и Хранителем? А спрашивал ли ты себя что и кого ты должен Хранить, почему таким уважением во всем звездном мире пропитано это понятие? Почему все, кого ты встречал на своем пути, даже враги, с таким уважением относятся к тебе?

— Просто одни благодарны мне за то, что я для них сделал, а другие боятся.

— Ну, это очень уж простое объяснение, так сказать, верхний слой, обыкновенная наносная мишура, главное ведь не в этом, ты знаешь, я в этом уверен. Недаром я столько возился с тобой, мальчишка.

Здесь передо мной мгновенно пронеслась вереница образов: Флейтист, Лидинг, друзья, враги, целые вереницы событий, и в конце сверкающая корона ОП.

Ошеломленный всем услышанным и увиденным, я молчал.

Мгновенье молчал и он, а потом словно все взорвалось и выплеснулось наружу. И я охватил своим взором весь мир, все мирозданье, проник в каждую пылинку, в каждую клетку, в каждое существо, стал одновременно бесконечно малым и невообразимо огромным. Я был везде, я был всем и каждым. Где-то далеко-далеко, на самом краю своего сознания я ощущал присутствие Лео и Хеоса, даже здесь мы были рядом.

— Ты видишь? — Опять ворвался в мое сознание его голос. — Это жизнь, везде жизнь! Разная: живая и неживая, белковая, кремниевая, полевая…, всякая, многообразная. Если присмотреться внимательно, то все формы связаны между собой крепкой нитью, хотя на первый взгляд это кажется невозможным. Ты должен уметь видеть эту связь, и восстанавливать ее там, где она порвалась, и укрепить, где истончилась.

— Ну а дальше, в чем же конечная цель всего этого?

— Не так быстро. — Он помолчал, потом опять продолжил. — Мне одновременно и жалко тебя и завидно тебе, как много у тебя будет дел, иногда интересных, иногда тяжелых и даже страшных, но чаще всего самых обыкновенных для тебя.

— Ну а дальше, дальше что? — жадно продолжал настаивать я.

Я понимал — это его прощальная речь, еще одно неуловимое мгновенье, другое — и он исчезнет, его не станет. Он уйдет, растворится в необъятном, а я останусь один, сам, посередине этой кромешной тьмы с огромной кучей проблем и загадок, без всякой поддержки за своими плечами. Я почувствовал себя таким маленьким и беззащитным…

— Ну не все так мрачно, не забывай, что ты не один. Оглянись, у тебя много друзей, все они рядом с тобой и готовы всегда прийти к тебе на помощь, если будет надо.

Я оглянулся и увидел горящую во тьме огромную золотистую стрелу Транспортника, нашептывал мне слова утешения Хеос, рядом был теплый мохнатый бок Лео, где-то невообразимо далеко и все же рядом пока находились Лидинг и Флейтист, и еще многих, очень многих смог вспомнить я в это мгновенье.

— Да и сам ты уже кое-чего стоишь. Ты окреп и закалился, но при этом не утратил своего живого сердца. Мы не ошиблись в тебе. А теперь прощай.

— Но как же...? — Я уже не успел спросить его, просто почувствовал, что Тот Кто Принимает Решения ушел, рядом со мной никого нет. Только черный мрак космоса. Мы остались одни, совсем одни…

…И где-то далеко-далеко, в самой гуще мрака, там, куда не попадает ни один луч света, в царстве абсолютного холода и мрака, нескончаемого, неисчерпаемого все осталось как прежде: тишина и спокойствие на сотни миллионов световых лет. Все было также, как и прежде, да только вот кого-то все же не стало. Кто-то исчез бесследно, навсегда. Может быть, перенесся в иные миры, другую вселенную, может быть, просто устал, вздохнул и исчез. Кто знает? Был и ушел, да и был ли вообще? Может, приснилось все это.

Только что он был здесь, а теперь его не стало. Стало грустно и одиноко.

Я помолчал, вздохнул и обреченно спросил:

— Что будем теперь делать, а Лео?

— А что, все как обычно, разве мы раньше оглядывались на кого-то, когда принимали решения?

— Нет, но я всегда был уверен, что в трудную минуту ко мне придут на помощь.

— А ты хоть раз позвал его?

— Нет, но…

— Вот видишь, мы всегда действовали самостоятельно. Он нас к этому и приучал. Так теперь и будем продолжать действовать.

— Но я столько еще хотел спросить у него.

— А почему ты думаешь, что он исчез бесследно? Он что, сказал тебе об этом?

— Нет, но я так понял, что он ушел навсегда…, — несколько растерялся я от такого неожиданного предположения.

— А я вот так не думаю. Просто тебе оставили свободное поле деятельности, и в этом твоя оценка: тебя проверили и… поверили. А с Тем Кто Принимал Решения, как мне кажется, мы еще встретимся, я думаю, что он еще захочет встретиться со своим учеником. И, кстати, позволь тебя поздравить.

— С чем это? — несказанно удивился я.

— Как это с чем? Теперь ты — Тот Кто Принимает Решения.

Я был потрясен этой мыслью.

Мы долго молчали, каждый думая своем. На душе у меня стало немного легче.

— Знаешь, Лео, спасибо тебе за все.

— Не за что, Крис. И мне кажется, что пора отсюда убираться. Хоть я и уважал Мастера, но его привычка жить в таком мраке мне никогда не нравилась.

Я рассмеялся:

— Согласен с тобой во всем. Поехали.

И золотая стрела Транспортника поглотила нас.

И не видели мы, и не знали, как из далекого далека проводил нас в трудную долгую дорогу чей-то теплый, любящий взгляд.

III П О С Т И Ж Е Н И Е

Место: где-то…

Время: когда-то…

ОТОЙДИ ОТ ЗЛА И СОТВОРИ БЛАГО?

И вот я здесь, опять здесь, в который уже раз, но в другом месте и в другом времени. Но что это меняет? Это естественное продолжение моего бесконечного пути.

Я сижу на невысоком бархане песка, оглохший и ослепший от внезапного перехода, рядом как-то неуверенно топчется Лео, а где-то в вышине суматошно летает Хеос. Но я ничего не слышу, в этот момент я весь занят собой. Внутри меня что-то обрывается, дрожит, льются чьи-то, то ли мои, то ли чужие, слезы. Кто-то невидимый нашептывает мне слова утешения. Я весь как нерв, как обнаженное сердце. Ко мне со всего мира продолжают тянуться нити-судьбы, я весь опутан ими. Я по-прежнему связан с каждым, я знаю все, я всемогущ и я… в то же время беспомощен, как ребенок. Мне некого позвать на помощь, не на чьи плечи нельзя теперь опереться, и у меня нет выхода, мне некуда уйти от всего этого, как невозможно уйти от судьбы и как невозможно уйти от самого себя.

…Неожиданно ко мне возвращаются зрение и слух. Я ощущаю себя дома, почти как на Земле. Я сижу на теплом, нагретом за день, песке, низко над горизонтом висит оранжевый край заходящего солнца. Я почти раздет.

Взгляд мой опускается вниз, и я вижу у самых свих ног на песке грубый, отполированный временем и чьими-то руками, посох. Я непроизвольно улыбаюсь — бесценный прощальный подарок. Я знаю того, чьи руки касались его. Я поднимаю посох, он удобно лежит в моей руке. Мне приятно такое внимание ко мне. Рядом я ощущаю теплый бок моего верного друга — это Лео. Остальные мои друзья тоже рядом, я их не вижу, а просто знаю это. Уверенность постепенно возвращается ко мне.

Неожиданно слышатся трели какой-то пустынной птицы, я отвожу руку в сторону, и почти в то же мгновенье цепкие коготки ухватываются за нее — на моей руке сидит невзрачного вида серая птица с небольшим зеленым хохолком. Я осторожно глажу ее, а потом подбрасываю в воздух, она взлетает, делает над нами несколько кругов, а потом улетает. Я оглядываюсь вокруг и с удовольствием вдыхаю полной грудью теплый воздух этой планеты.

Мне не было раньше здесь места. Но теперь я здесь, и предстоит мне долгий-долгий путь, и предстоит мне трудный-трудный выбор. Что обрету я здесь и что покинул там, кто знает? Кто сможет ответить на все мои выстраданные вопросы?

Кто-то давным-давно, я его вспоминаю, бессознательно поглаживая теплое дерево посоха, уже шел этим путем. Поднимался и падал, снова поднимался и опять падал, и опять вставал и упрямо карабкался вверх, неся на плечах своих тяжелую ношу. Еле передвигая израненные ноги, он упрямо двигался вверх, туда, где ждало его бессмертие. Но ему от этого не было легко, и тяжелая ноша от этого не становилась легче. Неизмерима была тяжесть, непомерна была цена, которую приходилось платить. Стоило ли все того? Наверно, стоило. Он пытался все изменить, все исправить, да только пришел он не в свое время и был слишком добр ко всем. Я с горечью думаю — слишком рано, слишком рано. Но что было бы, если это произошло сейчас, разве от этого что-либо изменилась, разве стала от этого его ноша легче, а путь короче? У него не было доспехов, а только слабое измученное человеческое тело, покрытое ранами. И болела его израненная душа, и кровоточили раны. И хотел он все изменить, сделать лучше, и готов был заплатить за это самую высокую цену. И так он был близок к этому, как никто другой…