Распутин-1917 (СИ) - Васильев Сергей Александрович

— Орудие к бою! — крикнул он издалека Ставскому, а подбежав почти вплотную, добавил, задыхаясь и блестя глазами, — наводи на трибуну!…Фугасом!

—-------------------

(*) Внешность Троцкого — из книги В.Б.Лопухина. Записки бывшего директора департамента министерства иностранных дел. СПб

(**) Курцио Малапарте утверждает, что собственная боевая группа Троцкого состояла из 2000 лично преданных ему человек, прекрасно подготовленных и сыгравших ключевую роль в Октябрьской революции.

(***) Троцкий — из обращения к конституционным демократам (кадетам), декабрь 1917 года.

Глава 44. Развязка.

Первыми опасность почувствовали “абреки и кунаки” товарища Троцкого, стоящие лицом к толпе и заметившие подозрительные манёвры пушечки. Лев Давыдович замолчал и удивленно посмотрел на хобот трехдюймовки, медленно поворачивающейся в его сторону. Он привстал на цыпочки и вытянул шею, словно хотел заглянуть в черную дырочку на кончике ствола и полюбопытствовать, вылетит ли оттуда птичка.

Пронзительный, кашляющий лай орудия, похожий на краткое нецензурное ругательство, хриплый взрыв там, где только что стоял оратор, а через секунды в разные стороны полетели доски, мусор, всё это произвело на митингующих неизгладимое впечатление. Ни у кого, включая революционных боевиков, не появилось ни малейшего желания немедленно бежать и обезвреживать источник опасности. К тому же, никто не понял причины странного поведения артиллеристов. Умысел? Несчастный случай? Косорукость и алкоголизм? Пока все эти вопросы оставались без ответа, обнаружилась острая потребность лежать и не отсвечивать, а ещё лучше — при возможности включить пятую передачу и отбыть на безопасное расстояние от взбесившейся пушки.

Тридцать секунд, необходимых, чтобы прийти в себя и попытаться оказать сопротивление, Распутин использовал для преодоления дистанции от орудия до залёгших, но не готовых к бою опричников Троцкого. “Как удачно! Они сегодня нацепили на рукава аж по две повязки, чтобы быстрее различать своих в толпе! Прекрасно! Не придется выискивать среди зевак. Хотя в такое время суток случайных немного. В основном собрались идейные. Одни пришли громить и убивать, другие — поживиться на руинах…”

— Руки за голову! Лицом вниз!..

Маузер в руке злобно лает, выплёвывая огонь в сторону непонятливого и суетливого, потянувшегося в карман за пистолетом. Визг, оханье, но народ, оценив серьёзность намерений и не понимая, сколько нападающих покусились на их демократические права, послушно утыкается носом в снег.

— Оружие на землю! Доставать двумя пальцами! Остальным — не шевелиться!

Ещё один беспокойный резко вскочил на одно колено и успел выхватить револьвер. “Нет, не в этот раз! С дыркой во лбу много не постреляешь.”

— Да как вы смеете?

Ещё один выстрел. Не до дискуссий…

— У кого еще есть вопросы?

Боевики, лишенные привычной системы координат, переведенные из вертикали в горизонталь, упёршись лицом в проезжую часть, превратились из монолитного революционного ядра, из хозяев уличного протеста в разрозненные индивидуальности, пытающиеся несинхронно и неубедительно огрызнуться. Потеряв при взрыве снаряда и последующей стремительной атаке половину личного состава, не выдержали и поплыли.

— Всем с нарукавными повязками встать! Руки за голову!

Дальше — проще. Шапку натянуть на глаза, верхнюю одежду приспустить с плеч на локти, ремни, пуговицы, подтяжки штанов — долой. Руки должны быть заняты. Усадить в кружок плотнее. Остальные митингующие тихо расползаются — ну и Бог с ними.

— Михаил Илларионович, вот с этих шестерых — глаз не спускать!

Место разрыва трехдюймового снаряда на белом снеге выделялось черным пятном с опалинами. Телохранители Троцкого полегли там же, где стояли. Никого не подпускали к своему боссу, поэтому случайных жертв удалось избежать. Только человека, в которого целились Распутин и Ставский, на месте не оказалось.

— Да где же он? Куда подевался Лев Давыдович? Его что, на молекулы разметало? — с досадой произнёс Григорий, обшаривая глазами пятачок, где совсем недавно громоздилась самодельная трибуна. Он ещё раз внимательно ощупал взглядом обломки тары и огрызки тряпья, поднял глаза на усадьбу, превратившуюся для него в жильё и штаб. На фоне светлеющего неба хорошо выделялась декоративная башенка, возвышающаяся над всем остальным строением, и на ней еле различимые фигурки, отчаянно машущие руками. От Елагинского дворца показалась длинная кавалькада повозок и машин — с ночных киносеансов возвращались основные силы отряда…

— Ну наконец-то, успели! — облегченно выдохнул Распутин, тяжело опустился на стопку шпал, непонятно как попавших на улицу с полным отсутствием трамваев, на мгновенье прикрыв глаза. Только сейчас он понял, как устал от всей этой неподъёмной и неблагодарной работы — из болота тащить бегемота. Соотечественники начала ХХ века относились к чужой, да и к своей жизни настолько просто и воздушно, что спасать их становилось как-то даже неуместно и стыдно. “Что с человеком ни делай — он упорно ползёт на кладбище,”- вспомнилась цитата известного одесского юмориста. Однако хватит раскисать. Пора!

Григорий резко поднялся, с удовольствием потянулся, предвкушая несколько часов в теплой постели, не качающейся на стыках рельсов, еще раз взглянул на Елагин остров и замер, затаив дыхание. Черная керосинка, пыхтя несовершенным двигателем, подбиралась к усадьбе со стороны реки, и направление движения не оставляло сомнений — еще несколько “па” вокруг сугробов, и она упрется в ту часть забора, за которым в нескольких шагах высится та самая башенка.

“Ехали медведи на велосипеде, а за ними кот задом наперед,”- шептал он за каким-то бесом пришедший на память стишок Чуковского, забыв всё на свете и с надеждой глядя на отрядную колонну, неторопливо приближающуюся к базе… “А за ними раки на хромой собаке. Волки на кобыле. Львы в автомобиле…” — продолжал Григорий считалочку, заметив кузявый автомобильчик, отчаянно борющийся со скользкой дорогой. Машинка пустила в небо сизую струю дыма, и Распутин перешёл с быстрой ходьбы на бег, понимая, что доберётся до усадьбы, когда авто благополучно протаранит забор… “На что они рассчитывают? В салон влезет 4 человека. Маловато для штурмовой группы…” Думал, а ноги несли всё быстрее и быстрее. Что-то зловещее чудилось в облике неуклюжего автотаракана, какая-то непонятная угроза… “Вдруг из подворотни страшный великан, рыжий и усатый Та-ра-кан!”

С последними слова стишка, автомобиль с треском проломил дощатый забор и со звуком пробки, вылетевшей из бутылки с шампанским, впечатался в стену дома. С минуту ничего не происходило, и Распутин, преодолевший половину Невки, понадеялся, что красная лампочка тревоги, мигающая перед его внутренним оком, на этот раз работает вхолостую. Вдруг из машины как куль вывалился растрепанный, окровавленный паренек в студенческой шинели, неловко вскочил на ноги и бросился прочь от дома — прямо к Распутину.

Они бежали навстречу друг другу, и по мере движения Григорий догадался, почему так торопится этот студент, и что должно произойти в ближайшие секунды.

— Не-е-е-ет! — закричал он изо всех сил, прибавляя ходу и молясь, чтобы предчувствие его обмануло. И словно отзываясь на его крик, автомобильчик на глазах начал превращаться в мультяшный трансформер. Сначала он поднялся на дыбы, распахнул двери и раскрыл капот-клюв, превращаясь в железную птицу, затем из всех щелочек полился нестерпимо яркий свет, и лёд под Григорием содрогнулся так, будто начался весенний паводок.

Белый дым, перевитый нитями недогоревшей взрывчатки, взметнулся в небо, поглотил всё здание целиком. Распутин не видел, как заваливается набок и рушится декоративный донжон, а весь дом проседает, хрустя сочленениями и стряхивая черепицу. Григорий орал так, что не слышал грохот взрыва, зато видел, как из стремительно набегающего сумрачного облака, обгоняя дым, вылетают автомобильные колёса, и одно из них, отскакивая ото льда, настигает студента, подкидывая бегущего в воздух, разворачивает, закручивает по часовой стрелке, не меняя направление, пролетает над головой Распутина, разбрызгивая ошмётки резины.