Наследие. Трилогия (ЛП) - Нора Кейта Джемисин

— Полагаю, что исполнение этого условия займет приличное время.

Итемпас молчал — он не мог говорить. Слова Нахадота вцепились в него, и наша сила превратила слова в цепи, которые смертный не мог ни увидеть, ни разрубить. Итемпас сопротивлялся и даже сумел один раз ударить силой — отчаянным, яростным высверком. Но какое там… Один из Трех не мог противостоять мощи двоих. Итемпас прекрасно знал это и пользовался этим достаточно долго, чтобы теперь проявить благоразумие.

Но я не могла оставить его в таком бедственном виде. Ибо подлинное наказание служит не только делу мщения, но и ведет к исправлению преступника.

— Срок твоего заключения закончится раньше, — сказала я, и мои слова свились в кольцо и туго охватили его, — если ты познаешь настоящую любовь.

Итемпас одарил меня злобным взглядом. Вес нашей мощи не бросил его на колени, но он еле держался на ногах. И он стоял — согнувшись и весь дрожал, пламенная аура его исчезла, а на лице выступила совершенно человеческая испарина.

— Я… никогда… не стану любить тебя… — проговорил он сквозь зубы.

Я изумленно сморгнула:

— На что мне твоя любовь? Ты — чудовище, Итемпас, ты уничтожаешь все, что тебе дорого. Я вижу в тебе одиночество, и страдание я вижу — но все это дело твоих собственных рук.

Он скривился и широко раскрыл глаза. Я вздохнула, покачала головой и подошла ближе. И погладила его по щеке. От моего прикосновения он скривился еще больше, но я гладила его до тех пор, пока он не успокоился.

— Ты ведь любишь не только меня, — прошептала я. — Неужели ты не соскучился по брату?

И, как я и ожидала, Итемпас посмотрел на Нахадота. Какой тоской полнились его глаза! Питай я хоть какую-нибудь надежду, я бы попросила Нахадота присоединиться к беседе. Одно доброе слово ускорило бы исцеление Итемпаса. Но пройдут столетия, прежде чем раны Нахадота закроются и он станет способен на подобное.

Я вздохнула. Ну что ж, ничего не поделаешь. Я приложу все усилия, чтобы облегчить их боль, и попытаюсь помирить их, когда время уврачует раны обоих. В конце концов, я дала обещание.

— Когда ты будешь готов присоединиться к нам, — прошептала я Итемпасу, — я, по крайней мере, буду рада твоему возвращению.

И я поцеловала его и вложила в этот поцелуй надежду и обещание спасения. Однако изумление наше стало обоюдным — хоть лицо его и оставалось твердым, губы оказались мягкими и податливыми. И я почувствовала вкус специй и океанского бриза, и рот мой наполнился слюной, а тело — желанием. Неудивительно, что Нахадот любил его. Кстати, когда мои губы оторвались от его, он застыл с раскрытым ртом — и я поняла, что он почувствовал то же самое.

Я поглядела на Нахадота, который вздохнул с человеческой усталостью:

— Он не меняется, Йейнэ. Не может.

— Сможет, если захочет, — твердо сказала я.

— Какая же ты все-таки наивная.

Да. Наверное. Но я все равно права.

Я не отрывала взгляда от Итемпаса — хотя подошла к Нахе и взяла его за руку. А Итемпас смотрел на нас, как умирающий от жажды человек вблизи водопада. Его ждут нелегкие времена, но он сильный. Он один из нас. Когда-нибудь он снова будет с нами.

Вокруг Итемпаса сомкнулась сила — прямо как лепестки гигантского цветка. Задрожало марево переливающихся энергий. А когда оно истаяло, он выглядел как человек: волосы больше не сияли, а глаза стали просто карими. Красивый — но не совершенный. Просто человек. Он ссыпался на пол, потеряв сознание.

Дело сделано.

— Нет, — мрачно сказал Нахадот.

— Дай ему шанс, — проговорила я.

— Я уже пообещал освободить его!

— Да. Ты пообещал ему смерть. Но я могу дать ему большее.

И я погладила щеку Нахадота. Под моими пальцами она замерцала. Его лицо менялось ежеминутно — и оставалось прекрасным во всех обликах, хотя смертные бы так не сказали, некоторые лица не были человеческими. Да и я более не была человеком. Я сама могла бы принять любой из его обликов, и у него не было нужды в каком-то одном.

Он вздохнул и прикрыл глаза, когда я его коснулась. Это обрадовало и встревожило меня. Он долго пробыл в одиночестве. А мне надо быть осторожнее и не пользоваться этой его слабостью — в дальнейшем он меня не простит.

И все же у меня оставалось важное дело. Я сказала:

— Он в той же мере, что и ты, заслуживает свободы.

Нахадот снова тяжело вздохнул — и выдохнул крохотные черные звезды. Они сверкали и умножались в числе, а потом сгустились в фигуру человека. Оборотный призрак бога стоял передо мной. Я пожелала, чтобы он ожил, и он стал человеком. Мужчиной. Дневным двойником Нахадота. Он осмотрелся, а потом увидел сияющее существо, которое так долго было его второй половиной. За все это время они ни разу не встретились, но его глаза округлились, когда он понял, кто перед ним.

— Боги мои, — выдохнул он.

Он был слишком напуган, чтобы понять, как комично это звучит.

— Йейнэ…

Я обернулась и увидела Сиэя — он принял свой обычный облик ребенка. Он стоял — напряженный, вытянутый в струнку — и пристально вглядывался в мое лицо.

— Йейнэ?..

Я потянулась было к нему, а потом засомневалась. Все-таки он не мой — несмотря на все мои собственнические чувства.

Он потянулся ко мне — тоже нерешительно — и осторожно ощупал лицо и руки:

— А ты… ты и вправду не она?

— Нет. Я просто Йейнэ.

Я опустила голову. Пусть выбирает. Я приму его решение, если он отвергнет меня. Но…

— Ты же хотел, чтобы я стала ею?

— Хотел?

Выражение его лица растопило бы лед самого холодного сердца. Он бросился ко мне и обнял, а я привлекла его к себе и долго не отпускала.

— Ах, Йейнэ, ты все-таки еще совсем человек… — прошептал он, прижимаясь к моей груди.

Я чувствовала, как он дрожит.

Поверх головы Сиэя я оглядела других своих детей. Точнее, приемных детей. Да, так лучше их называть. Чжаккарн почтительно склонила голову — ни дать ни взять, воин, приветствующий нового полководца. Она будет повиноваться — я бы хотела другого, конечно, но пока и это сойдет.

А вот Курруэ… Тут требовались иные меры.

Мягко отстранив от себя Сиэя, я двинулась к ней. Курруэ немедленно опустилась на одно колено и склонила голову.

— Я не буду умолять тебя о прощении, — сказала она.

Однако голос выдавал ее страх. Обычно она говорила ровным, звонким голосом.

— Я поступила так, как считала правильным.

— Конечно, ты поступила именно таким образом, — проговорила я. — Ты поступила мудро.

И я протянула руку и погладила ее по волосам — как только что гладила Сиэя. В этом облике они были длинными и серебристыми, с жесткими металлическими завитками. Очень красивыми.

Я пропускала их сквозь пальцы, пока Курруэ падала на пол. Мертвая.