Наследие. Трилогия (ЛП) - Нора Кейта Джемисин

— М-мама?..

Нет, это не мое имя. Я бы просто отвернулась от него — какие, мол, глупости, но подумала: а вдруг он обидится? Мне почему-то очень не хотелось его обижать — я сама не знала почему.

Поэтому я просто ответила:

— Нет.

И неожиданно для себя протянула руку и погладила его по голове. Он еще шире раскрыл глаза и вдруг разразился слезами. И отшатнулся, прикрывая лицо ладонями. Я не знала, что значит такое поведение, и потому повернулась к другим.

Справа я видела троих — точнее, двух живых и одного умирающего. Они тоже сияли, но их свет прятался в их телах — слабых и грубых. И конечных. Умирающий испустил дух на моих глазах — слишком много органов было повреждено, и жизнь не удержалась в нем. Я почувствовала, что они не зря смертны, хотя и оплакивала скоротечность их жизни.

— Что это еще такое? — зло спросила одна из них.

Самая молодая, женщина. На ее платье и на руках застывали капли крови ее брата.

Другой смертный — старый и близящийся к кончине — только покачал головой, не отрывая от меня взгляда.

И тут вдруг еще два существа возникли передо мной, и у меня перехватило дыхание. Они были так прекрасны! И оболочки, которые они надели, чтобы взаимодействовать на этом плане реальности, не уступали им в красоте. Они были частью меня, мы были с ними одной крови — и в то же время весьма различались. Я родилась, чтобы быть с ними, чтобы стать мостом между ними и помочь им исполнить свое предназначение. И вот теперь я стояла рядом с ними — и мне хотелось закинуть голову и запеть от радости.

Но что-то в них было не так. Тот, кто ощущался как свет, и покой, и постоянство, — он был цельным, и он внушал восхищение. Но в нем я видела какой-то надлом. Я присмотрелась и разглядела жуткое, страшное одиночество, которое пожирало его сердце подобно червю в яблоке. Это и отрезвило, и смягчило меня, ибо я знала, что такое одиночество.

Та же порча разъедала изнутри второе существо — то, чья природа притягивала все темное и необузданное. Но с ним сделали что-то еще. Что-то ужасное. Его душу сокрушили и растоптали, заковали в режущие оковы — и втиснули в слишком тесный сосуд. Какую боль он испытывал — непрекращающуюся… Он припал на одно колено и смотрел на меня пустыми глазами. На лицо свешивались мокрые от пота волосы, и даже собственное загнанное дыхание причиняло ему страдание.

Мерзость! Какая мерзость! И тут я присмотрелась и увидела, что цепи, обвивавшие его душу, вели ко мне! Мерзость вдвойне! Ко мне же тянулись три других поводка, и один обвивал шею существа, назвавшего меня мамой.

С отвращением я оторвала цепи от своей груди и приказала им рассыпаться в прах.

Три существа слева от меня со всхлипом втянули воздух и перегнулись в поясе — в них ворвалась вернувшаяся к ним сила. А с темным существом и вовсе происходило что-то невообразимое! Сначала он застыл — только глаза округлились. Цепи распались и отвалились.

И тогда он запрокинул голову и пронзительно закричал, и все творение содрогнулось. На этом плане реальности его крик отозвался одним, но чудовищным по мощи толчком и землетрясением. И все краски исчезли из этого мира, и его заполонила тьма столь глубокая, что слабые духом обезумели бы от страха, если бы тьма продлилась долее, чем один удар сердца. Но она исчезла даже быстрее, и на ее месте воцарилось нечто новое.

Равновесие. Я почувствовала его возвращение, словно вправленный вывих. Вселенную создавали Трое. И снова, как в незапамятные времена, Трое вошли в мир и приняли его под свою руку.

И тогда все стихло, и я увидела, что мой темный обрел целостность. Где некогда плескалась беспокойная тень, теперь полыхало небывалое, невозможное сияние черноты, похожее на породивший его Вихрь. А я-то полагала, что он красив в прежнем облике… Ах, сейчас его холодное величие не сковывалось и не затенялось человеческой плотью. В глазах полыхал темно-синий огонь, обещающий тайны равно прекрасные и жуткие. А когда он улыбнулся, весь мир задрожал, и я тоже подпала под его чары.

Но эта улыбка потрясла меня на ином уровне — потому что сквозь меня пробились воспоминания — бледные, словно бы я думала о чем-то полузабытом, но они пытались выплеснуться, они требовали, чтобы их признали истиной, и они мучили меня так, что я пискнула, и затрясла головой, и заколотила руками по воздуху. Они были частью меня, хотя я и понимала, насколько имена эфемерны для таких, как мы. Но эти воспоминания упорно подсказывали имя темного существа — Нахадот.

А имя блистательного — Итемпас.

А мое…

Я нахмурилась, ничего не понимая. Подняла руки к лицу и долго смотрела на них, словно никогда не видела. По правде говоря, так оно и было. Во мне теперь пребывал серый свет, прежде такой ненавистный, но теперь он вернул краски обделенному творению. И сквозь кожу я видела, как эти цвета танцуют в моей крови и моих нервах, они скрыты, но оттого не теряют в силе. Сила — не моя. Но плоть-то моя? Так кто же я?

— Йейнэ, — изумленно прошептал Нахадот.

Я вся задрожала — во мне тоже установилось равновесие. И вдруг я все поняла. Это моя плоть — и сила тоже моя. Я была тем, чем меня сделала жизнь смертной женщины. И тем, чем меня сделала Энефа. Но все это осталось в прошлом. А сейчас я могла быть, кем пожелаю.

— Да, — улыбнулась я ему в ответ. — Это мое имя. Йейнэ.

*

Однако пришло время для других изменений.

Мы с Нахадотом развернулись к Итемпасу. Он смотрел на нас холодными глазами цвета топаза.

— Ну-ну, — процедил он, обращаясь к Нахадоту, хотя вся ненависть в этом золотом взгляде предназначалась мне. — Поздравляю с удачным переворотом. Я-то думал, что достаточно будет убить девчонку. Но нет, ее следовало полностью уничтожить.

— Для этого тебе бы понадобилось больше силы, чем у тебя есть, — отозвалась я.

Он сердито свел брови. Ах, как легко читать в его душе… Интересно, он сам это понимает? Итемпас все еще видит во мне смертную женщину, а смертные для него ничего не значат.

— Ты не Энефа, — презрительно бросил он.

— Нет, я не Энефа, — с улыбкой подтвердила я. — А знаешь, почему душа Энефы так и оставалась здесь все эти годы? Вовсе не из-за Камня.

Чем сильнее он злился, тем мрачнее хмурился. Хм, какое вспыльчивое существо… И что такого Наха в нем увидел? Нет, не буду ревновать. Это опасно. Нельзя, чтобы прошлое повторилось.

— Цикл жизни и смерти берет начало во мне и ко мне возвращается, — проговорила я, дотрагиваясь до груди.

Там что-то — не совсем сердце — часто и ровно билось.

— Даже Энефа не понимала своего могущества. Возможно, ей изначально предстояло умереть, и теперь я — единственная из нас, кто никогда не будет подлинно бессмертной. Но благодаря этому же свойству я никогда не умру. Меня можно уничтожить, но часть меня все равно пребудет в мире. Моя душа, мое тело, возможно, лишь память — и этого будет достаточно, чтобы вернуть меня обратно.