Афган, снова Афган... - Александр Иванович Андогский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раны обработали, перевязали.
— Нужна операция! — сказал доктор. — Канал сквозной раны на предплечье прочищать… И из бока пулю надо извлекать… В наших условиях мы операцию сделать пока не имеем возможности. Надо будет потерпеть… Хорошо?
Я кивнул. В голове снова потихоньку светлело, я приходил в себя.
Сестра повела меня к лифту. Поднялись на третий этаж, прошли по коридору в правое крыло.
— Ну вот! — сказала она, открывая дверь большой, коек на семь, палаты. — Те палаты уже заняты, занимай эту, считай, пустая! Ложись, доктор тебе хорошие уколы сделал, попытайся заснуть…
Она помогла мне лечь на кровать, накрыла одеялом. Я увидел, что у окна лежит еще кто-то. Судя по возрасту и усам, это был один из наших.
— Откуда, старик? — спросил я его.
— Я — с виллы… — ответил парень.
— А где работал? На каком объекте? Сильно тебя зацепило?
— Да нет… — Он запнулся, потом продолжил: — Не довелось мне… Я просто болею…
— Как? — не понял я. Удивительно было, что в такое время люди еще и болеют.
— Корь у меня! — раздраженно ответил парень, встал и вышел из палаты.
А я задремал…
Проспал я часа полтора. Проснулся от шума. Осмотрелся. Палата полна народу. Кто-то втаскивал дополнительные койки. Мне очень хотелось пить. Кое-как я встал, шлепая босыми ногами, пошел в туалет. Снова закружилась голова, но я держался за стеночку и наконец добрался до туалета. Открыл кран с водой. Нагибаться было очень больно, поэтому я подставлял под струю ладонь и с нее пил…
Когда я вернулся в палату, то застал удивительную картину. Один из бойцов группы «А» крутился перед висящим на стене узким зеркалом, стараясь рассмотреть свои раны. Судя по тому, что он рассказывал, его подстрелили откуда-то сверху на подходе к дворцу. Парень снял повязку, и я увидел, что входное пулевое отверстие у него находится под правой ключицей, а выходное — под левой лопаткой!
Смотрю, и Леша Баев здесь. Он тоже размотал свою повязку и рассматривал в зеркало, щупал руками залитые зеленкой и еще кровоточащие дырки на шее. У него тоже сквозное ранение…
Мне стало интересно, что же там у меня. Я развязал повязку, бросил смятые бинты на одеяло, отлепил от раны на боку чуть присохший марлевый тампон и стал перед зеркалом. Дырка как дырка. Округлая. Вспухшие, чуть посиневшие края. Я пощупал пальцами вокруг раны, и мне показалось, что чувствую пулю.
— Леш! — позвал я. — Посмотри, кажется, пуля неглубоко сидит?
Леша наклонился, посмотрел:
— Да, старик, вроде бы тут она, неглубоко! Видишь, как бронежилет помог! А так бы насквозь проткнула! Ух, как тебя изукрасили! — добавил он, посмотрев на мое лицо. — Ничего, старик, все заживет! Главное, что кости целы!
— А ты как, Леш?
— Да пока вроде бы ничего… А там посмотрим!
Мы помогли друг другу забинтовать раны.
Приводили все новых и новых раненых. Койки ставили уже в коридоре.
А в городе, между тем, еще шла стрельба…
Потом я снова задремал, но меня разбудили. Это была медсестра.
— Голубчик, ты как себя чувствуешь? — спросила она. — Ты ведь из этого… как его… из «Зенита»?
— Из «Зенита» он! — услышал я голос Леши Баева. — Я точно знаю!
— Ты ходить можешь?
Я кивнул.
— Пойдем, я тебе помогу встать… Ты всех своих знаешь?
— Да вроде бы всех… — ответил я, ничего спросонья не понимая.
— Пойдем, посмотришь… ваш это или не ваш… А потом я тебе еще один укольчик сделаю, и ты поспишь…
Ведомый под руку медсестрой, я спустился по лестнице вниз. Лифт почему-то не работал. На лестнице нам навстречу вели кого-то из наших бойцов. Он шел, согнувшись, прижав руки к животу. Я обратил внимание, что лицо у него какого-то неестественного, бледно-зеленого цвета. В живот, наверное, ранило. Эх, не повезло парню…
На первом этаже сестра подвела меня к какой-то двери, бренькая ключами, отперла замок и включила свет.
— Вот, посмотри, кто это, может, ты фамилию его знаешь… Нам опознать его надо…
Это была душевая. Потолок, стены, пол — все отделано желтоватым кафелем.
А на полу на брезентовых носилках лежал мертвый Толя Муранов. Один глаз у него закрыт, другой немного приоткрыт. Все лицо в засохшей крови. Коротко остриженные волосы тоже в ссохшейся крови и стояли торчком. Сложенные на груди руки в засохшей и потрескавшейся кроваво-коричневой корке.
— Ты знаешь его? — допытывалась сестра.
Знаю ли я Толю Муранова? Перехватило горло, на глаза навернулись слезы… Эх, Толик! Как же так тебя угораздило? Вот ведь верно сказано: от судьбы не уйдешь… Ведь Бояринов не допустил тебя к первой командировке! Как будто чувствовал что-то…
— Да… Это Муранов… Анатолий… из «Зенита». А сам он из Свердловска… — сказал я.
Пулеметная очередь перебила Толику оба бедра. Из кровавого месива торчали обрывки ткани, что-то белое, осколки кости, что ли.
Я попытался нагнуться, но не смог — сильно болел бок.
— Сестра! — позвал я. — Закрой ему глаза…
— Да, голубчик, сейчас закрою… Отмучился… Прими, Господи, душу раба твоего…
— Сестра, посмотри, нет ли чего у него в карманах… Бумаги… документы…
— Патроны какие-то, а так пусто все, ничего нет!
Она сняла с правой руки Толика обручальное кольцо, а с левой — дешевенькие часы в белом металлическом корпусе на черном ремешке.
— Вот, возьми. Пусть семье отдадут… А то затеряются… Все-таки память…
Я взял кольцо, вдел его в ремешок часов, ремешок застегнул, сжал в ладони и в сопровождении санитарки двинулся наверх.
Между первым и вторым этажом на лестнице столпился народ. В середине стоял тот самый парень, о котором я подумал, что у него рана в живот. Вид у него был уже более или менее нормальный. Лицо горело лихорадочным огнем. Видимо, ему вкололи целую серию антишоковых уколов. В руках он возбужденно вертел согнутый, с отколовшимися щечками рукояти пистолет Макарова.
Оказалось, что этот парень участвовал в штурме какого-то объекта в центре города. Кстати, бой там продолжался до сих пор. Так вот, он лежал в укрытии. Потом приподнялся, чтобы сделать перебежку, и вдруг ощутил сильнейший удар прямо в солнечное сплетение, упал и потерял сознание. Автоматная пуля попала ему прямо в живот, но на пути своем встретила корпус пистолета, засунутого спереди за поясной ремень.
Этот пистолет и спас ему жизнь. Пуля ударила в металл и отскочила. На корпусе пистолета осталась острая вмятина…
Тут же я услышал, что погиб Бояринов… Эх, Григорий Иванович!
Ребята перечисляли
