Кадын - Ирина Богатырева

Это был самый большой отряд степских, который до сих пор я видела: не меньше полусотни человек. Их кормовые кони, не вставшие в закуте, храпели в темноте рядом с лагерем. Я стала думать, как мне теперь поступить, как дать знать в царский стан об этом отряде, чтобы не упустить его. Как вдруг раздались голоса, все повскакивали на ноги, встречая двух соратников. Те спрыгнули с коней и швырнули к огню мешок. Он тут же зашевелился, оттуда послышалось рычание, шипение, злой кашель. Возбужденные воины заговорили, казалось, все сразу, а кто-то бросился к шатру. Но из него уже выходил сам Атсур, и все тут же примолкли.

Он был хмур и, казалось, давно не спал. Я вглядывалась в него со странным новым чувством: вот враг, чье лицо мне знакомо, чье лицо я могу читать, и это было так непривычно. И хотя он изменился, я узнавала его так, словно что-то до сих пор нас соединяло. Он отпустил длинные усы, которых не было зимой. Вся разнеженность, притворная услужливость покинули его. Это был хмурый, недобрый царь, знающий свою силу, держащий в страхе людей, хитрый и жестокий.

Он приблизился – все расступились. Он что-то коротко рыкнул – ему указали на мешок. Он сделал шаг и слегка поддел сверток своим загнутым сапогом. Тот прыгнул и громко заурчал. Тогда Атсур сказал что-то, трое воинов вытянули из-за поясов веревки, схватили извивающийся мешок, разрезали его, и под лунным светом оказался полувзрослый котенок барса. Люди Атсура стали скручивать его веревками, хотя он и так был опутан сетью, которой его поймали. Котенок яростно рычал и кусал врагов. Люди выли, громко ругались. Атсур смотрел на это спокойно и хмуро.

Наконец связанного зверя положили к его ногам. Атсур глухо и коротко что-то сказал. Воины, доставившие котенка, принялись отвечать быстро, наперебой, и руками показывали что-то – как я поняла, длину и высоту зверя. Я догадалась, что они оправдываются, что не смогли добыть его мать-царицу. Атсур молчал, воины говорили все сбивчивее. Тогда он сказал только одно слово. Оба воина бросились к котенку, склонились над ним, а когда поднялись с колен, зверь уже не рычал и не двигался – он был задушен. Атсур кивнул, снял кольцо с пальца и бросил на землю, а сам вернулся в шатер.

Двое принялись ругаться из-за кольца, остальные стали расходиться, кто-то склонился с ножом над мертвым котенком, готовясь его освежевать. А у меня сдавило горло, и от глухой ярости заболело в груди. Мое тело тряслось, мышцы сводила судорога, голова шла кругом, и зрение изменяло. Я перестала чуять себя. Злой, ужасный смех, будто смеюсь не я, а алчные духи, стал вырываться из меня. Мое сознание было уже не в моей власти, и я больше была не я, во мне была вся сила нашего люда, пришедшего из древних времен и далеких земель. Вся сила, потревоженная убийством истинного царя.

Я увидала вдруг, как дева, схожая со мной обликом, поднялась на ноги, схватила камень, бросила его в голову степняка и тут же с криком «Айя!» – прыгнула вниз, вынимая чекан. Другая побежала по крыше закуты с обнаженным кинжалом, сверху обрушилась на врага и перерезала ему горло. Третья, четвертая, пятая – множество моих чолов с оружием в руках, с боевым кличем стали кидаться на врагов, и я сама уже была с ними. Безумие воина, то, о чем я знала до этого лишь со слов Камки, овладело мной, и мир пустился круговертью напуганных лиц, запахом страха и крови. Мои чолы метали камни и чеканы, убивали кинжалом и стрелами, они прыгали на врагов, они могли кинуть мужчину за пять шагов так, чтобы тот больше не поднялся, они были неуязвимы.

Степские сначала пытались сопротивляться, но скоро меж них пробежало, как искра, одно слово – кшиха, – и ужас овладел ими. Они хватали коней и улетали с криками вниз по склону. Атсур, выскочив из шатра, закричал, пытаясь остановить бегство, но, услышав его голос, все мои чолы обернулись к нему и устремились во всей своей ярости. Лицо у Атсура пропало, когда он увидал это. Я расхохоталась. Я видела, как он прыгнул на бегущего мимо коня, сошвырнул сидящего на нем воина и пустился наутек, поливая лошадь плеткой. «Кшиха! Кшиха!» – слышалось вокруг, и каким-то чутьем я поняла, что это значит: злой дух. Мое существо опять раскололось от смеха, мои чолы стали вскакивать на спины оставшихся степских коньков и преследовать убегавших, посылая стрелы без промаха.

Погоня кончилась слишком рано: в горите не осталось ни одной стрелы. Я выскочила к берегу и остановилась на яру. У самой воды толкались степские, Атсур кричал на них и бил плеткой, один воин, обвязанный веревкой, никак не решался загнать в воду коня. На другом берегу никого не было – либо еще не перебрались, либо кого-то уже унесла река. Мой воинский дух засмеялся и крикнул громко, чтобы перекрыть шум:

– Атсур!

От этого крика даже мертвые, оставшиеся по склону, должны были в страхе забиться под коряги. Воины дрожали, кто-то пустил коня к лесу. Атсур нашел в себе мужество обернуться и посмотреть на меня.

– Атсур! Ты труслив как косуля! Ты совершил преступление! Хватит прятаться по кустам, как заяц. Если в тебе сохранилось мужество хоть на волос, собирай своих людей и выходи на открытую битву. Я хочу увидеть тебя своим противником, а не дичью, слишком мало чести убивать труса. С началом новой луны мои воины будут ждать тебя у Зубцовых гор. Если же мужества в тебе не осталось, уходи в Степь и забудь само имя ачжунов. Но помни: ты жертва барса! Кшиха найдет тебя!

С этим я развернула конька и погнала его вверх по склону, нисколько не заботясь об оставшихся внизу лучниках.

А вернувшись на место, развела большой огонь. Встав на колени, обернулась к Луне. Ее лик ярко висел в зените неба.

– Матерь, – сказала я. – Никогда ни о чем не просила тебя, а нынче – благодарю. Будь же и впредь милосердна ко мне, даруй силы и победу нашему люду. И твой маленький воин найдет дорогу к тебе.

После чего возложила на погребальный огонь котенка. Костер охнул, не понимая такой жертвы, а потом охватил его мохнатое тельце, с треском стал пожирать шкурку.

Я проводила маленького царя с почестями воина и отправилась собирать разбежавшихся степских лошадей. Получилось чуть больше трех десятков седловых и кормовых. Я поставила их в закуте, а сама вернулась к Учкту, и мы схоронились подальше от этого места. Степских я не боялась, но присутствие барса все еще ощущалось в лесу. Атсур убил котенка, но гнал его мать, и теперь она бродила в тайге, напоенной запахом крови, и благоразумно было держаться подальше.

Она привиделась мне во сне – прозрачная хищная тень, луч Луны, царица.