Рылеев - Виктор Афанасьев

Барабаны били мерную дробь.

В молчании стояли солдаты.

Верхом па лошадях наблюдали за экзекуцией генерал-губернатор Голенищев-Кутузов, генерал-адъютанты Чернышев и Бенкендорф. Были тут также обер-полицеймейстер Княжнин, флигель-адъютант Дурново, несколько военных и полицейских офицеров.

На берегу — у стен крепости — толпились петербургские жители. Много народу собралось и на Троицком мосту — там были барон Дельвиг, Николай Греч, родственники многих декабристов. Оттуда хорошо была видна огромная виселица. Не было в толпе равнодушного лица — все плакали.

Веревки оказались разной толщины и плохого качества.

Когда палач нажал на рычаг, скамьи и помост провалились в яму. Пестель и Каховский повисли, а три веревки оборвались — Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин и Рылеев с грохотом (они ведь были в кандалах) обрушились в ту же яму — вслед за досками и скамьями. Бестужев-Рюмин от удара о доски потерял сознание. Рылеев расшиб себе голову — кровь заливала ему лицо.

Кто-то из солдат заметил: «Знать, бог не хочет их смерти».

Да и обычай был на всем свете, исстари: сорвался висельник — его счастье, — и дважды не вешали.

— Вешать, вешать их скорее! — бешено заорал Голенищев-Кутузов. Палачи выволокли из ямы несчастных.

Рылеев поднялся на ноги, посмотрел в глаза Кутузову. В полной тишине раздались его медленные слова:

— Вы, генерал, вероятно, приехали посмотреть, как мы умираем. Обрадуйте вашего государя, что его желание исполняется: вы видите — мы умираем в мучениях.

— Вешайте их скорее снова! — крикнул Кутузов. Даже Бенкендорф не выдержал — пал ничком на шею своей лошади и в таком положении оставался до конца этой расправы.

— Подлый опричник тирана! — крикнул в ответ Рылеев. — Дай же палачу твои аксельбанты, чтоб нам не умирать в третий раз!

— Проклятая земля, где не умеют ни составить заговора, ни судить, ни вешать, — сказал Сергей Муравьев-Апостол.

Бестужев-Рюмин не мог держаться на ногах, — на помост во второй раз его подняли палачи. На них снова накинули петли…

— Прощаю и разрешаю! — закричал Мысловский, подняв крест, но тут же зашатался и упал без чувств. Когда он очнулся — все было кончено.

3

Супруга Николая I, Александра Федоровна, записала в понедельник 13 июля: «Что это была за ночь! Мне все время мерещились мертвецы… В 7 часов Николая разбудили. Двумя письмами Кутузов и Дибич доносили, что все прошло без каких-либо беспорядков… Мой бедный Николай так много перестрадал за эти дни!»

В донесении Голенищева-Кутузова было сказано: «Экзекуция кончилась с должною тишиною и порядком как со стороны бывших в строю войск, так и со стороны зрителей, которых было немного. По неопытности наших палачей и неумению устраивать виселицы при первом разе трое и именно: Рылеев, Каховский и Муравьев (Каховский здесь ошибочно назван вместо Бестужева-Рюмина. — В.А.) сорвались, но вскоре опять были повешены и получили заслуженную смерть».

«Благодарю бога, — писал Николай Дибичу, — что все окончилось благополучно… Прошу вас, любезный друг, быть сегодня как можно осторожнее и прошу передать Бенкендорфу, чтобы он удвоил свою бдительность и внимание; тот же приказ следует отдать и по войскам».

В тот же день был составлен и отпечатан царский манифест, в котором говорилось, что «преступники восприяли достойную их казнь; Отечество очищено от следствий заразы» и что «не в свойствах, не в нравах российских был сей умысел», который-де составлен был «горстию извергов». «Все состояния да соединятся в доверии к правительству», — взывал Николай I.

В то время как происходила казнь, в 14-м номере Кронверкской куртины, где провел свои последние часы Рылеев, находился декабрист Розен, приговоренный к лишению чинов и дворянства и к десяти годам каторжных работ.

«Я вступил туда, — пишет Розен о 14-м номере, — как в место освященное; молился за него, за жену его, за дочь Настеньку: тут писал он последнее, всем известное письмо… Из оловянной кружки пил я не допитую им воду».

Спустя две недели Наталья Михайловна Рылеева получила следующее уведомление от коменданта Петропавловской крепости: «Во исполнение — сообщенного мне князем Александром Николаевичем Голицыным высочайшего повеления, препровождая при сем к вам оставшиеся после Кондратья Федоровича Рылеева деньги пятьсот тридцать пять рублей ассигнациями, имею честь быть с истинным почтением, милостивая государыня, ваш покорный слуга А. Сукин».

Где похоронен Рылеев — неизвестно. Где-то на острове Голодае, что теперь остров Декабристов. В сквере, рядом с улицей Каховского, поставлен памятный камень, на котором выбиты имена пятерых мучеников за свободу России.

Один из ближайших соратников Рылеева поэт В.К. Кюхельбекер в первую годовщину его гибели написал стихотворение, где вкладывает в уста «тени Рылеева» такие знаменательные слова:

…Блажен и славен мой удел:Свободу русскому народуМогучим гласом я воспел,Воспел и умер за свободу!

…В.И. Ленин, разделив освободительное движение в России на три этапа, соответствовавших трем главным классам общества (дворяне, разночинцы, пролетарии), отметил, что «самыми выдающимися деятелями дворянского периода были декабристы и Герцен»[11].

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

«Рылеев был поэтом общественной жизни своего времени. Хотя он и сказал о себе: «Я не Поэт, а Гражданин», — но нельзя не признать в нем столько же поэта, как и гражданина. Страстно бросившись на политическое поприще, с незапятнанной чистотой сердца, мысли и деятельности, он стремился высказать в своих поэтических произведениях чувства правды, права, чести, свободы, любви к родине и народу, святой ненависти ко всякому насилию. В этом отличительная черта его направления… Его влияние на тогдашнюю литературу было огромно. Юношество читало его нарасхват. Его стихи оно знало наизусть… Петля задушила это дарование» (Н. П. Огарев).

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА К.Ф. РЫЛЕЕВА

1795, 18 сентября — Родился в семье подполковника Федора Андреевича Рылеева и его жены Анастасии Матвеевны, урожд. Эссен.

1800 — Анастасия Матвеевна Рылеева порывает с мужем и поселяется в приобретенном ею имении Батово Петербургской губернии Софийского уезда. Сын Кондратий живет с ней.

1801, 12 января — Зачислен в приготовительный класс Первого кадетского корпуса в Петербурге.