Божественные "кошмары", или живая легенда (СИ) - Фирсанова Юлия Алексеевна

Предательский удар под дых настиг мужчину, когда он, будучи в добром расположении духа, приблизился к покоям предмета своих воздыханий и обнаружил у дверей какого-то задохлика. Опершись спиной о правую створку, тот сидел, подтянув ноги в пыльных штанах к груди, свесив на них патлатую голову, и мирно посапывал. Всем своим видом, даже проглядывающими в дырках на мягких башмаках большими пальцами ног, мерзавец излучал самодовольную, полную безмятежность, будто не торчал незванным и нежданным под дверьми Богини Любви, а валялся дома на диване. Неужто очередной счастливый соперник из пригреваемых Элией поганых менестрелишек?

'Да как он смеет!' — пелена ненависти застлала янтарный взор принца.

Ненависти даже не к этому конкретному бродяге, а ко всем певцам, поэтам и прочим шарлатанам, вечно вьющимся вокруг Элии, отнимающим время, которое могло бы достаться ему. К слащавым ублюдкам, получающим благосклонные улыбки, взоры, слова.

Шкатулка глухо, как молоток по крышке гроба, бухнула на столик у дверей. Рука Нрэна метнулась и схватила тощего гостя за шиворот, подняла над землей и основательно встряхнула. Сузив глаза, бог процедил, отчаянно борясь со всепоглощающим желанием открутить мерзавцу голову без суда и следствия:

— Что тебе здесь нужно?

— Я пришел к своей госпоже, к Элии, — светло и радостно, будто не душил его ворот рубашки, объяснил жалкий человечишка, болтаясь, как макаронина на ветру. Особенно взъярило Нрэна, что у ничтожества не возникло ни капли страха, когда выветрилась сонная хмарь.

— А кто тебя звал!? — рыкнул бог, еще раз тряхнув человека.

— Нрэн, ты что творишь? Поставь его на место! — воскликнул Джей, на счастье гостя спешивший по коридору с пачкой каких-то бумаг в руках.

— Именно этим я и занимаюсь, — печатая слова, объяснил Нрэн, отворачиваясь от кузена, как от брехливой дворняжки.

— Оставь пацана! Он избранный, служитель Элии! Оставь, не то придушишь, убивец! Мне что, сестру вызывать?! — в сердцах завопил Бог Воров, наблюдая, как с методичной яростью кончают Шилка, и отчетливо понимая, драться с Богом Войны, коль он не внемлет гласу рассудка, бесполезно.

Слова 'избранный и служитель' произвели поистине магическое действие. Рука Нрэна дернулась вниз, аккуратно, как тонкостенную антикварную вазу, поставила Шилка на пол и разжалась. Напасть на служителя Богини Любви, ожидавшего госпожу — ничего худшего, пожалуй, бог просто не мог придумать. Особенно сейчас, когда так нужна была ему милость Элии и ее расположение. Теперь, когда волна страха прогнала слепую ярость, принц и сам разглядел на человеке метку богини.

— Я не знал, — глухо с обреченной тоской промолвил воин, предчувствуя гонения и немилость, громы и молнии, готовые обрушиться на его несчастную голову.

— Эй, Шилк, ты как, живой? — уточнил Джей, опознавший хилого пророка и тем, несомненно, спасший его шкуру.

— Все хорошо. Теперь у меня всегда все будет хорошо, — с прежней безмятежностью отозвался тот, не выказывая ни капли запоздалого страха перед расправой.

— Он что, головой повредится? — встревожился Нрэн, мысленно вдвое увеличивая срок возможной немилости богини.

— Нет, он вообще чудной, мозги набекрень. Кажется, ты ему ничего не стряс, — констатировал вор, обойдя вокруг Шилка, будто проверял, не откусил ли воинственный кузен в приступе ярости берсерка кусок-другой от блажного пророка.

— Ты ей расскажешь? — с обреченной мрачностью скорее констатировал, чем спросил Нрэн, не рассчитывая на великодушие мстительного и весьма болтливого брата. Чего ради ему замалчивать такой поступок, если, есть возможность надолго отвадить соперника за внимание сестры?

— Нет, сами разбирайтесь, а у меня другие делишки есть. Вот лучше у Шилка проси, чтоб смолчал, — неожиданно ответил принц и, перехватив бумаги поудобнее, умчался прочь.

Показалось Нрэну или нет, но, кажется, в злой веселой голубизне глаз Джея мелькнуло что-то похожее на сочувствие вперемешку с жалостью и толика зависти.

— Я ничего не буду говорить, — тихо промолвил человек, тронув бога за рукав парадной рубашки тонкими пальцами с серой каемкой пыли под ногтями. В его голосе была все та же счастливая безмятежность придурка. Но теперь уже принц не мог считать Шилка таковым. Слишком четко он среагировал на разговор богов и слишком разумно ответил:

— Ты — страж моей госпожи, я не должен вставать между вами!

Нрэн вздрогнул, будто обухом ударило его по голове сознание высшей истины в слове 'страж'. Коротко мотнув головой, бог выдавил из себя осколки извинений для смертного пророка:

— Я был не прав.

— Мы все ошибаемся порой, — согласился Шилк и снова прикорнул у двери, как преданный пес, ожидающий хозяйку не потому что голоден или хочет гулять, а просто потому, что не ждать не может.

— Вот он, Элия! — выпалил Дарис с облегченным вздохом, едва удержавшись от того, чтоб не отереть малость вспотевший лоб. — Ты чего удрал из приемного покоя, чудик?! А если бы заблудился в замке? Где б мы твои кости искали?

— Я не мог заблудиться, я ведь шел к госпоже, — спокойно и увещевающе, будто говорит с неразумным дитятей или объяснял совершенно элементарные вещи, ответил Шилк и замер, увидев Элию. Более никто и ничто для него во Вселенной не имело значения. Колени подогнулись, простерлись вперед в мольбе и беспомощно опали вдоль тела руки. Пророк ждал, пока Богиня Любви шествовала к нему, и слезы радости катились из глаз бывшего сумасшедшего скульптора по метапласту с Симгана.

— Шилк, — позвала Элия, и звук ее голоса музыкой отозвался во всем существе пророка.

— Я пришел, моя госпожа, ты ведь знала, что я приду? — улыбаясь сквозь слезы, шепнул тот.

В сознании Шилка, широко распахнутом для владычицы, замелькали образы выворачивающей наизнанку боли перемещения меж мирами и величественного Храма Любви. Его целительный свет унял боль человека, очнувшегося на алтаре. Нескольких дней, проведенных в розовом саду у белых стен святилища, хватило чтобы пророк смог адаптироваться к магическим мирам. От Храма скульптора-провидца повела дорога в Лоуленд, вмещавшая сны, зов силы богини и расплывчатые, будто сны, образы реальных попутчиков, опекавших блаженного.

— Знала, — подтвердила принцесса, мимолетно коснувшись спутанных волос человека, чтобы перенести его в свои покои, подальше от чужих глаз и ушей.

— Как мне служить тебе, госпожа? — пылко спросил Шилк.

— Скажи, тебе по-прежнему являются образы во снах? — осторожно спросила принцесса, прохаживаясь по гостиной. Словно между прочим она затронула нити заклятья и включила защиту от наблюдения.

— Да, — торопливо подтвердил парень и виновато прибавил, упираясь рукой в мягкий ворс золотого ковра: — Только теперь они не такие четкие, наверное, потому, что приходят не только во сне, но и наяву. Мне приходится вглядываться, чтобы различить…

— Так и должно быть. Здесь все иначе, чем в твоем прежнем мире, — согласилась Элия не без облегчения.

Будь ее пророк выдающимся ясновидящим, для которого все тайны Мироздания открытая книга, недолго бы она смогла использовать его силу для своих нужд. Таких субъектов весьма быстро вылавливали либо Силы, изымая для личного применения, либо амбициозные боги с более высоких Уровней с теми же целями. Чаще просто устраняли типы, недовольные предсказаниями, либо блюдущие целостность вуали тайн над будущим. Шилк, вероятно из-за того, что рос в закрытом урбо-мире, по структуре души и таланта мало походил на обычного ясновидящего, а значит, богиня могла надеяться сохранить его дар в тайне от окружающих. Что касается Лейма и Джея, женщина была уверена в молчании родичей. Снова погладив Шилка по голове, словно щенка, она продолжила:

— Я отправлю тебя в прекрасный мир, где часто бываю сама. Ты будешь творить для меня, показывать то, что видишь в туманах видений.

— Ни о чем ином я не мечтаю, госпожа, — воскликнул мужчина и робко уточнил только одно: — А там будет метапласт?

— Сколько угодно, — переливчато рассмеялась богиня, уже успевшая убедиться в сохранении рабочих свойств метапласта на Лельтисе. Во всяком случае, эльфийские мастера были в восторге от подарка богини. Элия знала, они с радостью согласятся приглядывать за Шилком, а слуги замка не дадут умереть с голоду рассеянному скульптору.