Хоровод воды - Сергей Кузнецов

Когда Никита сказал, что у него появилась молодая любовница, я за него порадовался. Сначала одна, потом другая – все по правилам. Но месяц шел за месяцем, любовница не менялась, еще одна не появлялась, а потом Никита познакомил меня со своей Дашей, и я понял: кранты, приплыли.

Я уже говорил: любовницы должны быть молодые глупые красавицы. Потому что когда у девушки совершенное тело, мужчина относится к ней как к дорогому аксессуару – с радостью и с готовностью поменять на другую, когда надоест или выйдет из моды. Если девушка не слишком красива, начинаешь относиться к ней как к живому человеку – и тут рукой подать до любви, развода и прочих катастроф.

Даша оказалась далеко не красавицей. Толстовата, ноги полные, плечи слишком широкие. Из всех достоинств – большие сиськи, обычная вещь у полных женщин. Я еще пошутил: это даже не бес в ребро, а бес-знает-что в ребро. Не вслух, конечно, – на эту тему есть отдельное правило «не шути вслух над подругами друзей». И когда Никита спросил: Как она тебе, Костя? – я ответил, что она необычная, выдает в нем оригинального и своеобразного человека, который даже любовницу завел такую, чтобы никто не подумал, будто Никита новый русский и у него кризис середины жизни.

Он посмеялся, а я понял, что через месяц он будет рыдать у меня на плече пьяными слезами, рассказывая, как он любит свою Дашу. Так оно и вышло, конечно.

Кстати, о кризисе середины жизни. Недавно я догадался, в чем его настоящая причина, – я как раз думал, почему меня в мои сорок без малого подмывает не завести новую любовницу, а в нарушение правил разогнать всех старых и обходиться без любовниц вовсе.

Традиционно принято считать, что ближе к сорока – сорока пяти мужчины с удвоенной силой клеят (если получается – ебут) молодняк, только чтобы доказать: у них все по-прежнему, член стоит, а смерть далеко. Мол, потребляя чужую молодость, они как бы продлевают свою. Может, и так бывает, но вообще-то любому разумному человеку ясно, что молодость чужой пизды в юность своего хуя не превратить, pardon my French, как говорят зарубежные коллеги.

Я думаю, причина совсем другая.

Смотрите сами: все эти успешные сорокалетние люди двадцать пять лет своей жизни говорили себе и другим, что секс – большая ценность. Мол, если есть возможность узнать, что у девушки под платьем, – надо узнавать. Каждый упущенный половой акт – невосполнимая потеря. Проснувшееся возбуждение – достаточный повод тянуть в постель ту, что тебя взбудоражила, даже если подлинная причина – алкоголь или наркотики. А еще для селф-эстима полезно, чтобы девушки нам давали. А еще эротические переживания очень важны для нашей эмоциональной жизни. А еще после ночи любви чувствуешь прилив энергии. Ну и так далее, все формулируют по-разному в силу таланта и образованности.

И вот в районе сорока эти прекрасные люди – ну то есть все мы – вдруг понимают, что это неправда. Что секс – никакая не ценность. Вот любовь – ценность, власть – ценность, даже новые впечатления – ценность, а секс – нет. Секс – надоел. И когда эти подозрения посещают тебя впервые, становится чудовищно обидно. Как же так, выходит, ты потратил полжизни на херню? Так обидно, что не хочется верить. И ты пытаешься доказать сам себе, что ошибся. Нет, говоришь ты, секс – прекрасная вещь, просто девушки не те, или отношения не сложились, или еще что-нибудь.

Тут мужики пускаются во все тяжкие. Трахают малолеток. Раздувают страсти. Затевают оргии. Пробуют переключиться на мальчиков, освоить БДСМ, копрофагию, золотой дождь и прочую, извините, мерзость.

А на выходе то же самое: секс – не ценность, так, безделка, пустячок.

Вот, например, деньги. Они, очевидно, ценность. Потому что их можно обменять много на что. На здоровье. На образование детей. На те же новые впечатления. На благотворительность. Деньги придуманы для того, чтобы их менять. А секс не на что поменять. Как говорится, хуй на хуй менять – только время терять.

Некоторые меняют секс на деньги или деньги на секс. Но мне кажется, это профанация. Деньги и секс не равноценны. Много денег на секс не выменяешь, а за деньги не получишь хорошего секса.

Когда-то одна очень образованная девушка объяснила мне: секс можно поменять только на смерть. Наверное, в пубертате эта мысль заводит, но ближе к сорока – не вдохновляет: смерть, мы понимаем, и так довольно близко.

Вот откуда берется кризис середины жизни с чудовищной безвкусицей, мужской истерикой, дорогими тачками, поездками за свой и казенный счет на далекие острова с привозными и местными блядьми. Похоже на игроманию: ты уже понял, что у казино выиграть нельзя, но жалко потраченных денег, не можешь остановиться, делаешь все новые ставки. А надо просто сказать: я больше не играю – и выйти вон.

То же самое с сексом. Тут надо просто сказать: секс меня больше не интересует – и выйти вон.

Это не значит – больше никогда не трахаться, нет. Осталась еще любовь, старые дружеские связи, простая человеческая привязанность к отдельным существам противоположного пола – разные прекрасные ценные вещи, к которым можно добавлять секс, как приправу к хорошо приготовленным блюдам. Но чистый секс становится так же тошнотворен, как салат из одной соли с перцем.

Иногда, конечно, не удержишься, тряхнешь стариной, трахнешь по старой памяти – и тут post coitum tristia наваливается еще до начала полового акта. Если такое с вами произошло несколько раз кряду, да еще и с разными девушками, мой совет: не врите себе, что в следующий раз будет лучше. Завязывайте. Выходите из игры. Отправляйтесь лучше домой, спросите жену, как прошел день. В конце концов, если жена в отъезде – позвоните родителям, поговорите с ними.

Это, кстати, тоже ценность. Не потому, что они скоро умрут, – хотя это правда, и тут опять-таки лучше себя не обманывать, – а потому, что они уже сейчас там, где ты будешь только через двадцать лет. Они уже старые, а ты только присматриваешься к этому возрасту. Поговори с ними, расспроси ненавязчиво – как там, в старости?

Я думаю, старость – великий уравнитель. За время твоей жизни ценности исчезают одна за другой, и секс – далеко не первая покинувшая нас. Мы просто не заметили, как в небытие отправилось то, что мы любили в детстве и ранней юности, – еще бы заметить, мы ведь были заняты поиском сексуальных партнеров! Теперь можно оглянуться и спросить себя: хочется ли нам мороженого так, как хотелось в первом классе? А «Три мушкетера» – по-прежнему книга, которая должна стоять у нас на полке? А отметки на экзамене – так ли важно, что мы получили на третьей сессии? А выпить портвейна с друзьями в подъезде – кто-нибудь хочет повторить? Я думаю, среди успешных состоявшихся людей претендентов на портвейн, «Трех мушкетеров» и полный ящик мороженого не найдется. То есть ради шутки, за компанию или из ностальгии – да, можно. Но считать это все ценностью – увольте.

Я думаю, в старости так будет со всем, что мы накопили. Власть, деньги, новые впечатления – ближе к девяноста они будут не важней «Трех мушкетеров» или лишнего минета.

Когда все уже случилось, какая разница, что именно случилось?

Мысль о старости – сильная мысль. Если вы огорчились – сделка сорвалась, сотрудник уволился, нефть подешевела или, напротив, серебро подорожало, – представьте себя через сорок-пятьдесят лет и задумайтесь: будет ли это волновать тогда? И заодно сделайте ревизию своему прошлому – что вас в нем не устраивает? Вы не сказали покойной бабушке всех слов, которые хотели? А если бы и сказали – где будут через пятьдесят лет эти слова, бабушка и вы сами? Это не значит, что не надо говорить хороших слов любимым, но если чего-то не успели, нет смысла убиваться. В каком-то возрасте все равно будет неважно, что было в вашей жизни, а что – нет. Время, как мы знаем, стирает все.

Только насчет любви у меня есть сомнения: если я похож на своего отца, то до самой смерти буду любить жену, детей и друзей – и живых, и мертвых.

Так и нужно понимать битловское All you need is love – одной любви достаточно, чтобы оставаться живым. Потому что если и любовь перестала быть ценностью, тебя тут больше ничто не держит, можешь спокойно умереть. Зачем жить, если не осталось ничего ценного?

Конечно, многие умирают раньше, так сказать, не растеряв весь багаж. Хорошо бы, конечно, сохранить только любовь – я верю, что и по ту сторону есть кого любить. Глупо умереть, считая ценностью деньги, – очевидно, что после смерти денег тебе не видать, и потому загробная жизнь будет довольно мучительной. Примерно как юность без секса.

Хочется прийти к смерти, избавившись от всех ценностей, – и те правила, о которых я говорю, тут хорошо помогают. Если делать все правильно, в старости будешь с любимой женой жить в маленьком домике на берегу моря.

А если правила нарушать, будешь сидеть в хорошем ресторане напротив своего друга и битый час спрашивать его, уйти тебе к любовнице или остаться с женой. На мой вкус, вопрос совершенно лишен смысла – только время терять, – поэтому через час я меняю тему.