Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1 - Александр Дюма

На рассвете следующего дня Савари вместе с Никола и жандармами направились к скалам. Вся земля покрылась снегом, ветер с силой дул в сторону моря, а воздух заполнился снежными хлопьями, так что в десяти шагах уже ничего не было видно. И тут Савари показалось, что долгожданный момент наступил: с тропинки, проложенной по ложбине и ведущей прямо к скалам, донеслись голоса. Трош тронул Савари за рукав и сказал:

— Это наши, я слышу голос Пажо де Поли.

Пажо де Поли — ровесник Никола Троша — служил в его отсутствие проводником контрабандистам. Савари послал жандармов перекрыть тропинку со стороны суши, а сам вместе с Трошем и двумя полицейскими пошел туда, откуда слышались голоса.

Четверо мужчин, внезапно появившихся на краю ложбины, и резкий окрик «Стой!» напугали путников, но Пажо, узнав Троша, воскликнул:

— Не бойтесь, это Трош!

Пажо и его спутники возвращались с обрыва, где напрасно ждали высадки контрабандистов. Те уже три раза пытались на шлюпке подойти к берегу, но бурные волны мешали им причалить, и они возвращались на борт. Затем корабль снова уходил в открытое море, лавировал там весь день, а вечером снова приближался к берегу. После последней попытки, которую они предприняли рано утром, ветер донес до берега слова: «До завтра!», и крестьяне поняли, что дальше ждать бесполезно.

Всю следующую ночь Савари провел в засаде, а на следующее утро обнаружил, что бриг на всех парусах уходит в сторону Англии.

Савари остался еще на день в надежде, что бриг вернется.

Он внимательно изучил трос, по которому контрабандисты взбирались на скалы. И хотя адъютант Бонапарта был не робкого десятка, он решительно заявил, что лучше десять раз оказаться на поле боя, чем один раз лезть по этому кое-как закрепленному тросу, да еще когда вокруг буря, сверху темнота, а под ногами море.

Каждый день он докладывал Бонапарту, как идут дела. И через месяц по телеграфу получил приказ возвращаться в Париж. Некоторые события убедили Бонапарта, что пресловутого принца, без которого, как утверждал Кадудаль, он и шагу не ступит, на борту английского брига не было. А без него Жорж был не более как рядовой заговорщик, так как только герцог Беррийский или граф д'Артуа превращали его в союзника законного претендента на трон.

Бонапарт вызвал Карно и Фуше.

Вот что он написал об этой встрече в рукописи, доставленной со Святой Елены на паруснике «Эрон»[107]:

«Чем дальше я шел, тем опаснее становились якобинцы, не простившие мне гибели своих единомышленников. Понимая, что ситуация крайне обострилась, я вызвал Карно[108] и Фуше.

— Господа, — сказал им я, — смею надеяться, вы согласитесь со мной, что в ходе революции и долгих бурь, последовавших за ней, и несмотря на смену режимов, Франция так и не достигла гармонии. Ни одна из форм правления не учитывала особенностей ее географического положения, численности ее населения и характера ее народа. И каким бы спокойным ни казалось сегодня наше государство, оно все еще находится на вулкане: лава кипит, и надо любой ценой предотвратить извержение. Я, как и многие честные люди, думаю, что спасти Францию и навсегда сохранить завоеванные народом свободы можно только одним путем — поставить ее под защиту конституционной монархии с передачей престола по наследству.

Карно и Фуше ничуть не удивились, услышав мои слова, они давно ждали чего-то подобного. Карно прямо, без обиняков заявил, что я стремлюсь занять трон.

— И что вы скажете, — ответил я, — когда в результате Франция познает славу и покой?

— Что вы в один день разрушили дело целого народа и что народ заставит вас раскаяться в этом.

Я понял, что с Карно мне никогда не договориться, и закончил разговор, решив, что позднее продолжу его наедине с Фуше. Карно не стал хранить нашу беседу в тайне, впрочем, о моих намерениях и так уже поговаривали. Я не просил его молчать, а потому не сердился на него, в конце концов, в моих интересах было узнать, какое впечатление производят мои планы.

Подготовило ли французов все, что я сделал, находясь у власти, к тому, что в один прекрасный день я возьму в свои руки скипетр, и верили ли они, что это приведет страну к счастью и покою? Не знаю, но мне кажется, что они отнеслись бы к этому благожелательно, не вмешайся дьявольский гений Фуше. Если он искренне верил в распространенный им слух, то его можно простить, если же он породил его намеренно, чтобы воспрепятствовать мне, то он — чудовище.

Едва узнав о моих намерениях, Фуше с помощью своих агентов, но так, чтобы никто не заподозрил его причастность, пустил среди главных якобинцев слух, будто я хочу возродить королевство с единственной целью — отдать корону ее законному наследнику. Да еще добавлялось, что по тайному договору в этом деле мне окажут поддержку все иностранные державы.

Дьявольское измышление, отвращающее от меня всех, кому реставрация Бурбонов угрожала потерей жизни или благополучия.

Поскольку в то время я еще недостаточно знал Фуше, я, само собой, не подозревал такого коварства. Это правда, и подтверждением служит то, что именно ему я поручил изучить настроения в обществе. Ему не составило никакого труда представить мне отчет о слухах, ибо он сам был их автором.

— Якобинцы, — сказал он, — будут биться до последнего, лишь бы преградить вам дорогу к трону. Им не страшен монарх как таковой, думаю, даже они понимают, что это способ покончить со всеми проблемами, но Бурбонов они боятся, как огня.

Такие слова не могли меня не обескуражить, поскольку уж я-то ни секунды не думал о Бурбонах. Я напомнил об этом Фуше и спросил, как сделать так, чтобы перекрыть дорогу ложным слухам и убедить якобинцев, что я стараюсь исключительно ради самого себя. Он попросил два дня, чтобы дать мне ответ».

Через два дня, как и обещал, Фуше снова пришел к Бонапарту.

— Английский бриг, о котором нам докладывал полковник Савари, ушел на одиннадцатый день. Причина в том, что на его борту были только второстепенные агенты, и капитан вернулся в Британию, чтобы позднее они переправились во Францию другим путем. Вы слишком хорошо знаете принцев дома Бурбонов, графа д'Артуа и герцога Беррийского, чтобы поверить, будто они способны явиться в Париж и вступить с вами в борьбу. Они не поднялись даже тогда, когда Вандея звала их на борьбу с республиканцами. Господин граф д'Артуа — фат до мозга костей, он слишком занят любовными романами с английскими красавицами всех возрастов. Что до герцога Беррийского, то, как вам тоже известно, он ни разу не воспользовался случаем, чтобы доказать на дуэли или в бою свое личное мужество. Хотя, как особе королевской крови, ему не пристало такие случаи упускать. Но есть на свете, точнее, на берегах Рейна, а еще точнее, в шести-семи лье от Франции, человек мужественный и отважный, двадцать раз воевавший против республиканцев, — это сын принца Конде, герцог Энгиенский.