Сонька. Конец легенды - Виктор Мережко

— Полагаю, вполне заслуженно. Свидетельством тому являются увечья, полученные на фронте…

— Увечья — не всегда геройство.

— Согласен, ваше высокопревосходительство. Но что может быть страшнее увечья душевного? Стыд, боль, обида — вот что живет в моем сердце.

Генерал-губернатор вздохнул, перевел взгляд на Таббу.

— Ваша семья испытывает нужду?

— Да, крайнюю, — кивнула та. — У нас пятеро детей.

— Зачем же нужно столько рожать?

— Простите, не поняла.

— Не имея средств к существованию, нужно думать не только о себе, сударыня, но и о детях. Вы-то помрете, а им жить. Вопрос — как?

От такого вопроса Табба напряглась, едва слышно спросила:

— Вы полагаете, у наших детей нет будущего?

— Будущего, сударыня, нет ни у кого. Даже у вашего покорного слуги. Потому как страна ничего более болезненного и несчастного еще не переживала… Просящие здесь — капля в море. Вся Россия в просящих! И каждому необходимо помочь, каждого утешить, с каждым побеседовать.

— Нам уйти, ваше высокопревосходительство?

— Ну зачем же? Просто я обязан, господа, объяснить сложность жизни в отечестве, и чтобы не только мы вам помогали, но и вы нам. Как, прапорщик, вас по имени-отчеству?

— Роман Сергеевич Акулов.

Генерал повернул голову к ординарцу:

— Распорядись, любезный, чтоб поискали в картотеке Акулова Романа… Сергеевича… И поживее!

Офицер исчез. Его высокопревосходительство снова вздохнул, обратился к Таббе:

— Думать надо, сударыня, не только о себе, но и об отечестве. Меньше воровать, меньше зловредничать, меньше нарушать Господом установленные законы, меньше богохульствовать.

— Это вы мне говорите?

— И вам, и себе, и подчиненным, и даже государю.

— Государь также, по-вашему, ворует?

От такого вопроса генерал даже перекрестился.

— Не приведи господь!.. Император как раз подает нам всем пример пристойности, чести и добропорядочности. Были бы все, как их величество, может, и порядка в стране было бы больше.

Табба резко поднялась, вынула из сумочки револьвер, направила на городского голову.

— Будьте вы прокляты! — и несколько раз нажала на курок.

Генерал ткнулся лицом в стол и затих. На выстрелы тут же из двери выскочил растерянный ординарец. Глазков навел на него оружие, выстрелил, и офицер упал на паркет, так и не успев выхватить револьвер.

Табба и Илья, сунув оружие под одежду, двинулись к выходу. Бессмертная крепко держала под руку прапорщика, стараясь, чтоб он шел быстрее и увереннее.

Резаный, увидев их, выходящих из двери без сопровождения ординарца, сразу все понял. Дал знак напарнику, оба приготовились к отступлению.

Табба и Илья почти дошли до середины зала, когда из двери приемной выбежали сразу несколько офицеров, один из них отчаянно закричал:

— Его высокопревосходительство убили! Вот убийцы!.. Держите их!

Не дожидаясь, когда офицеры начнут стрелять, Резаный открыл огонь первым. От его выстрела упал один из них, остальные бросились врассыпную, извлекая оружие и стреляя.

Бессмертная, увлекая за собой хромающего Глазкова, лавируя между орущими, визжащими посетителями, почти достигла выхода, как вдруг Илья, намеревающийся выстрелить, откинулся назад, уронил револьвер и сполз вниз.

— Бежим! — орал Резаный. — Скорее на выход!

Табба лихорадочно попыталась поднять прапорщика, он взглянул на нее блуждающими глазами, пробормотал:

— Я вас люблю… Спасайтесь.

Девушка под прикрытием отстреливающихся воров ринулась к выходу, слетела по ступенькам в вестибюль, заметила краем глаза, как рухнул напарник Резаного, умудрилась выстрелить в бегущего за нею офицера и, похоже, попала — тот медленно осел.

Резаный, стреляя вверх, заставил двух караульных полицейских распластаться на полу, посетители от выстрелов, беготни, грохота либо замирали в столбняке, либо прижимались, с криками, к стенам.

Табба вдруг почувствовала резкую боль в плече, бросила взгляд на блузку — она была красная.

— Уходим, сударыня! — кричал Резаный. — Уходим!

Антон, увидев суету возле дома, тут же стеганул по лошади и рванул к главному подъезду.

Земляк-полицейский с вытаращенными от страха и недоумения глазами, размахивал револьвером:

— Разбежались!.. Разошлись, господа! — Увидел несущуюся навстречу пролетку Антона, замахал руками: — Стоять!.. Назад! Назад, сказал! Куда прешь!

Извозчик краем глаза заметил выбежавшую из главной двери мадемуазель, перед ним раскорячился перегородивший дорогу полицейский. Антон выхватил из-за пазухи револьвер, разрядил в земляка, ловко подкатил к подъезду, рванул вожжи на себя.

Лошадь вздыбилась, остановившись. В пролетку метнулась Табба, следом за ней ввалился Резаный.

— Гони!

— Пошла, милая! — Антон привстал на козлах, пролетка опрометью понеслась прочь от дома.

В тот же момент с противоположной стороны улицы к дому подстраховочно помчалась вторая пролетка с ворами.

Из парадной выбежало не менее десятка полицейских, которые стали без разбора стрелять в уносящуюся пролетку Антона.

Воры в подстраховочной тут же подключились к пальбе, отчего некоторые полицейские рассыпались вдоль стены, другие бросились к своим пролеткам.

Резаный высунулся из-под навеса, стал отстреливаться от преследователей.

Табба вновь коснулась раненого плеча — на ладони отпечаталась кровь.

Резаный вдруг вскинулся, будто натолкнулся на что-то, уронил руки и стал вываливаться из пролетки.

Бессмертная вцепилась в него, но при бешеной тряске удержать было невозможно — вор рухнул на мостовую.

Антон стоял на козлах, хлестал лошадь, умудряясь время от времени отстреливаться. Они докатились уже почти до Обводного канала. Кучер оглянулся, оскалился.

— Все путем, госпожа! — Но охнул, перевел изумленный взгляд на стреляющих полицейских и сполз прямо под колеса пролетки.

Никем не управляемая, испуганная лошадь понеслась вразнос.

Табба, цепляясь за дугу, стараясь не свалиться, с трудом перебралась на козлы, поймала вожжи, потянула их на себя, нащупала под ногами кнут и хлестко щелкнула по вспотевшему крупу.

На Обводном оглянулась на преследователей, возле низкой арки остановила пролетку, спрыгнула на мостовую и бросилась бежать в ближайший двор.

Бежала стремительно, отчаянно, не видя никого перед собой, не замечая преград. Нырнула в какую-то парадную, из нее выскочила в мрачный и круглый, как колодец, двор, пересекла его, вызвав удивление сидящих здесь пожилых дам, скрылась за дверью.

Придерживая рукой раненое плечо, спрыгнула со второго этажа, не удержалась на ногах, но все-таки поднялась, отряхнула платье и не спеша, едва ли не с достоинством направилась в сторону арки, выходящей на улицу.

Извозчик подкатил быстро, словно в нем срочно нуждались.

— Куда, сударыня?

— Скажу, только побыстрее. — Бессмертная забралась в пролетку, уселась поудобнее, и под колесами застучала мостовая.

Где-то далеко сзади слышались стрельба и свистки полицейских.

Катенька плакала, осторожно бинтуя плечо Таббы, приговаривала:

— Что же это такое, госпожа?.. Разве можно так? Может, все-таки доктора пригласить?

— Меньше слов, больше дела, — огрызнулась та, морщась от боли.

— А братец где? — спросила Дуня, также вытирая слезы. — Не случилась ли с ним беда какая?

— Живой твой братец. Через час-другой явится.

— Выходит, стреляли? Полиция, что ль?

— Все стреляли.

— А сами ведь убежали, а Антона бросили… Так, что ли, получается?

Бессмертная зло оглянулась на нее:

— Получается так, как получилось. А будешь распускать нюни, или пойдешь жалоститься по соседям, саму пристрелю!

Дуня испуганно замолчала и тихо скрылась во второй комнате. Катенька несмело спросила:

— Антошу убили, что ль?

— Убили.

Девушка захлебнулась слезами от услышанного, закрыла лицо руками, отошла в сторонку, присела на низкую скамеечку, уткнулась лбом в подол, продолжая плакать и тихо завывать.

К вечеру того же дня по улицам города ошалело носились продавцы газет, сообщая невероятную последнюю новость.

УБИТ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР САНКТ-ПЕТЕРБУРГА!

ЖЕНЩИНЕ-ТЕРРОРИСТКЕ УДАЛОСЬ УЙТИ!

УБИТЫ ПЯТЕРО НАПАДАВШИХ, ДАМЕ В ЧЕРНОМ УДАЛОСЬ СКРЫТЬСЯ!

КТО СТОИТ ЗА УБИЙСТВОМ ГУБЕРНАТОРА СТОЛИЦЫ?

…Обер-полицмейстер стоял возле окна, глядя на мальчишек-газетчиков и раскупающий свежую новость народ, молчал.

В кабинете находилось четверо — полицмейстер Берестов Владимир Николаевич, а также следователи Потапов, Мирон Яковлевич Миронов и старший следователь жандармского управления Дымов Иван Иванович.

— Действительно, кто стоит за убийством господина губернатора? — повернулся к сидящим Крутов.