Король былого и грядущего - Теренс Хэнбери Уайт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пока он успел заполнить лишь двадцать девять сидений, – рассказывал Мерлин. – Двадцать одно осталось незанятым. Свободных мест полно. И на них золотом начертаны имена рыцарей.
Последовала пауза, никто не знал, что сказать. Затем Ланселот откашлялся.
– Когда я был в Англии, – сказал он, – там был один мальчик. Его звали Гавейн. Он тоже стал рыцарем Стола?
Мерлин с виноватым видом кивнул:
– Его посвятили в день свадьбы Артура.
– Понятно.
Последовала еще одна долгая пауза.
– А эту даму, – сказал Мерлин, чувствуя, что паузу следует чем-то заполнить, – зовут Нимуя. Я влюбился в нее. У нас что-то вроде свадебного путешествия, только волшебного, и теперь нам самое время отправиться в Корнуолл. Простите, что не смогу погостить у вас подольше.
– Но, Мерлин, дорогой, – воскликнула Королева, – вы ведь останетесь на ночь?
– Нет-нет. Спасибо. Огромное вам спасибо. Именно сейчас мы страшно спешим.
– Но, может быть, хоть выпьете стаканчик чего-нибудь на дорожку?
– Спасибо, нет. Вы очень добры, но, право же, нам пора. Мы должны заняться в Корнуолле кое-каким волшебством.
– Вы так ненадолго заглянули… – начала Королева.
Мерлин прервал ее, поднявшись и взяв Нимую за руку.
– Ну, до свидания, – решительно вымолвил он, и оба, пару раз крутанувшись, исчезли.
Исчезли тела, но голос волшебника еще помедлил в воздухе.
– Что ж, вот и дело с концом, – произнес он с облегчением. – А теперь, ангел мой, как насчет того местечка в Корнуолле, про которое я тебе рассказывал, помнишь, с волшебной пещерой?
Медленно Ланселот вернулся в Оружейную к дядюшке Скоку. Он встал прямо перед ним и закусил губу.
– Я уезжаю в Англию, – сообщил он.
Дядюшка Скок изумленно взглянул на него, но ничего не сказал.
– Уезжаю сегодня.
– Как-то ты неожиданно, – сказал дядюшка Скок. – Твоя матушка обыкновенно не принимает решений с такой быстротой.
– Она ничего об этом не знает.
– Ты что, намерен сбежать?
– Если я скажу матери и отцу, ничего, кроме шума, не получится, – пояснил Ланселот. – Я не собираюсь убегать. Я вернусь. Но я должен попасть в Англию как можно скорее.
– И ты рассчитываешь, что я ничего не сообщу твоей матери?
– Да, рассчитываю.
Дядюшка Скок подергал себя за усы и скрестил руки.
– Если они проведают, что я мог тебе помешать, – заметил он, – Бан мне голову снимет.
– Не проведают, – безразлично сказал мальчик и пошел собираться в дорогу.
Спустя неделю Ланселот с дядюшкой Скоком на странном корабле пересекали Ла-Манш. На носу и на корме судна размещались некие подобия крепостей. Еще одна крепость находилась посередке единственной мачты, придавая ей сходство с голубятней. Из нее во все стороны торчали флаги.
Нарядный парус нес изображение Святого Креста, а с верхушки мачты свисал громадных размеров вымпел. Судно было о восьми веслах. Обоих пассажиров тошнило.
4
С горестным чувством скакал в Камелот пылкий поклонник Артура. В восемнадцать лет отдать Королю всю свою жизнь, и лишь для того, чтобы тебя забыли, – тяжко; тяжко провести столь многие часы в пыли и унынии Оружейной, размахивая тяжелым мечом, – лишь для того, чтобы узнать, что Гавейна посвятили в рыцари первым; а тяжелее всего – день за днем ломать свое тело ради идеала, исповедуемого человеком, который превосходит тебя годами, и, почти достигнув идеала, обнаружить, что под самый конец откуда ни возьмись появилась какая-то ветреница и без особых усилий отняла у тебя любовь этого человека. Ланселот ревновал к Гвиневере и сам стыдился того.
Дядюшка Скок молча трусил следом за горестным молодым человеком. Ему было ведомо нечто, о чем этот зеленый юнец еще не догадывался по молодости лет, – он знал, что его ученик – лучший рыцарь Европы. Дядюшка Скок, трепеща, поспевал за своим вундеркиндом, напоминая синицу, воспитавшую кукушонка. На своем скакуне он вез боевые доспехи, стянутые ремнями в аккуратный тюк, – в согласии с его хитроумными соображениями, ибо отныне он был оруженосцем Ланселота.
Они выехали на лесную прогалину с небольшим потоком посередине. Тут находился брод, и поток бежал, позванивая, по чистым камням, лежавшим на глубине всего в несколько дюймов. Солнце заливало прогалину, ворковали сонные вяхири, а по другую сторону певучего тока возвышался огромный рыцарь в черных доспехах и низко надвинутом турнирном шлеме. Щит его обтягивала парусина, он неподвижно восседал на черном коне. Прочитать его герб никакой возможности не было. Неподвижный, осанистый в своей железной оболочке, с огромным слепым шлемом на голове, лишавшим его лица, он выглядел очень грозно. Невозможно было понять, о чем он думает и что собирается предпринять. Он казался воплощенной опасностью.
Ланселот остановился, дядюшка Скок тоже. Конь черного рыцаря перешел неглубокую воду, и рыцарь, оказавшись перед путниками, натянул поводья. Он поднял в приветственном жесте копье и ткнул им куда-то за спину Ланселота. Он то ли требовал, чтобы тот воротился домой, то ли указывал удобное место, с которого они могли бы атаковать друг друга. Как бы там ни было, Ланселот отсалютовал ему рукой в латной рукавице и развернулся, чтобы занять исходную позицию. Он взял у дядюшки Скока одно из копий, натянул на голову висевший за спиной на цепочке шлем, поднял стальное забрало и закрепил его. Теперь и он стал человеком без лица.
Двое рыцарей взирали один на другого с противоположных концов небольшой поляны. Затем, хотя ни один из них так и не произнес до сих пор ни слова, они уперли копья в седельные упоры, пришпорили коней и двинулись друг на друга. Дядюшка Скок, выбравший безопасное место за одним из ближних деревьев, едва сдерживал охвативший его восторг. Он знал, что сейчас случится с черным рыцарем (хоть сам Ланселот не ведал того), и уже начал прищелкивать пальцами.
Когда делаешь нечто впервые, оно, как правило, очень волнует. Скажем, в первый раз самостоятельно управляя аэропланом, буквально не можешь дышать от волнения. Ланселот никогда до того не бился в настоящем поединке, и, хоть он сотни раз атаковал кольца и чучела, всерьез рисковать своей жизнью ему еще не приходилось. В первый миг он подумал: «Ну вот, дошло и до дела. Теперь мне никто не поможет». Во второй – его действия стали автоматическими, словно перед ним было все то же чучело или кольцо.
Острие копья ударило черного рыцаря под обод оплечья, точно в нужное место. Конь Ланселота шел полным галопом, к которому конь черного рыцаря еще только готовился. Черного рыцаря вместе с конем резко развернуло справа налево, они взлетели в
