Гай Мэннеринг, или Астролог - Вальтер Скотт

Войдя, Глоссин низко поклонился сэру Роберту Хейзлпуду. Сэр Роберт, который начал уже было подозревать, что сосед его, плебей, вздумал загребать жар чужими руками, кивнул ему слегка головой, понюхал табаку и стал смотреть в другую сторону.

- Честь имею кланяться, мистер Корсэнд, - сказал Глоссин, обращаясь к другому судье.

- Честь имею кланяться, мистер Глоссин, - сухо отвечал Корсэнд, придав своей физиономии выражение regis ad exemplar, [t99] то есть по образу и подобию баронета.

- Добрый день, мистер Мак-Морлан, - продолжал Глоссин, - вы неизменно за делом, друг мой!

- Гм! - отвечал наш добрый Мак-Морлан, не обращая особенного внимания на его любезные приветствия.

- Господин полковник (тут он низко поклонился, но Мэннеринг еле кивнул в ответ головой), мистер Плейдел (он поклонился еще раз), я не смел надеяться, что вы явитесь на помощь нам, бедным провинциалам, теперь, когда у вас там идут заседания суда.

Плейдел понюхал табаку и взглянул на него одновременно и строго и язвительно.

- Будет он у меня знать, - сказал он тихо Мэннерингу, - что значит старое правило: ne accesseris in con-silium antequam voceris [t100].

- Но, может быть, я пришел не вовремя, господа, - продолжал Глоссм, который не мог не заметить, как холодно его приняли. - Это что, открытое заседание?

- Что касается меня, - сказал Плейдел, - я далек от мысли, что вы можете нам помешать. Уверяю вас, мистер Глоссин, я никогда еще не был так рад вас видеть, тем более что вы мне, во всяком случае, еще понадобитесь сегодня в течение дня.

- Ну, в таком случае, господа, - сказал Глоссин, придвинув стул и начав перелистывать бумаги, - скажите, много ли вы успели сделать? Где показания?

- Передайте мне сейчас же все бумаги, - сказал Плейдел, обращаясь к писцу. - Знаете, мистер Глоссин, у меня все документы разложены в особом порядке, и, если кто-нибудь другой их будет трогать, я потом ничего не найду. Но мы сегодня еще обратимся к вашей помощи.

Глоссин в своем вынужденном бездействии взглянул украдкой на Хаттерайка, но ничего не мог прочесть на его мрачном лице, кроме злобы и ненависти ко всему, что его окружало.

- Только справедливо ли это, господа, - сказал Глоссин, - что бедняга закован в такие тяжелые цепи; ведь он вызван только для допроса.

Этими словами он хотел дать арестованному почувствовать свое расположение.

- Он уже один раз бежал, - сухо сказал Мак-Морлан, и Глоссин был вынужден замолчать.

Меж тем ввели Бертрама, и Глоссин, к своей досаде, увидел, что все очень дружественно с ним поздоровались, в том числе даже сэр Роберт Хейзлвуд. Бертрам рассказал о своих детских воспоминаниях так просто и скромно, что в искренности его нельзя было сомневаться.

- Это, кажется, больше похоже на гражданское, а не на уголовное дело, сказал Глоссин, вставая, - а так как вы, господа, очевидно, знаете, что мнимое родство этого человека с Бертрамом затрагивает и меня лично, я попрошу вашего позволения удалиться.

- Нет, сэр, - сказал Плейдел, - без вас нам никак не обойтись. Но почему вы называете права этого молодого человека мнимыми? Я не хочу касаться ваших оснований, если они есть, но...

- Мистер Плейдел, - ответил Глоссин, - я всегда любил действовать в открытую и, по-моему, смогу объяснить вам все дело сразу. Этот молодой человек, которого я считаю незаконнорожденным сыном покойного Элленгауэна, уже несколько недель странствует тут под разными именами, заводит какие-то дела с полоумной старухой, которую, насколько я знаю, недавно застрелили во время схватки, и с другими жестянщиками, цыганами и тому подобным сбродом, да еще с этим грубияном фермером из Лидсдейла, а тот настраивает всех арендаторов против лэрдов, как сэр Роберт Хейзлвуд из Хейзлвуда знает...

- Извините меня, мистер Глоссин, - сказал Плейдел, - а кто же, по-вашему, этот молодой человек?

- Я вполне уверен, да и он может подтвердить (тут он взглянул на Хаттерайка), что это не кто иной, как незаконнорожденный сын покойного Элленгауэна и Дженнет Лайтохил; она потом вышла замуж за корабельного мастера Хьюита, живущего близ Эннена. Зовут его Годфри Бертрам Хьюит, и под этим именем он и был записан в матросы на королевскую таможенную яхту "Каролина".

- Вот как? - заинтересовался Плейдел. - Это звучит очень правдоподобно! Но не будем больше терять времени на разговоры о глазах, телосложении и прочем. Допрошу вас, подойдите сюда, - сказал он.

К столу подошел молодой моряк.

- Вот настоящий Саймон Пьюр [253], вот Годфри Бертрам Хьюит собственной персоной; он вчера вечером прибыл с острова Антигуа via [t101] Ливерпуль. Он помощник капитана Вест-Индской компании, и, хоть он и не совсем законно появился на свет, он сумел на этом свете пробить себе дорогу.

В то время как другие судьи о чем-то заговорили с моряком, Плейдел вытащил из кучи лежавших на столе бумаг старый бумажник Хаттерайка. Контрабандист вдруг переменился в лице, и наш зоркий адвокат сразу же сообразил, что там должно находиться что-то интересное. Он положил бумажник на стол и начал просматривать вынутые оттуда документы. Тут он заметил, что арестант как будто успокоился.

"Должно быть, там есть еще что-то", - подумал Плейдел и снова стал тщательно разглядывать бумажник, пока наконец не нашел узенькой прорези в переплете и не вытащил оттуда три маленькие бумажки. Повернувшись к Глосспну, Плейдел попросил его рассказать им, не ездил ли он сам искать Кеннеди и сына своего патрона в тот день, когда они оба исчезли.

- Нет, не ездил.., то есть.., да, ездил, - отвечал Глоссин, которого начинала мучить совесть.

- Странно, однако, - заметил адвокат, - вы были так близки с семейством Элленгауэна, а я не помню, чтобы я вас допрашивал или даже чтобы вы являлись ко мне в то время, когда я производил следствие.

- Меня вызвали в Лондон, - отвечал Глоссин, - по очень важному делу как раз на следующее утро после этого печального события.

- Господин секретарь, - сказал Плейдел, - занесите его ответ в протокол. И это важное дело заключалось, насколько я понимаю, в том, чтобы дисконтировать три векселя, полученные вами от господ Ванбеста и Ванбрюггена и акцептованные неким Дирком Хаттерайком в самый день убийства. С чем и поздравляю вас; насколько я могу судить, они были оплачены сполна. Я этого и предполагать не мог.

Глоссин побледнел.

- Это вещественное доказательство, - продолжал Плейдел, - подтверждает все, что рассказал нам о вашем поведении некий Габриель Фаа, который сейчас находится под стражей; он был очевидцем сделки, которую вы заключили тогда с нашим уважаемым подследственным. Вы хотите что-нибудь сказать в свое оправдание?

- Мистер Плейдел, - очень спокойно сказал Глоссин, - я думаю, что, если бы вы были моим адвокатом, вы не посоветовали бы мне сразу отвечать на обвинение, которое самый презренный из людей готов подтвердить ложной клятвой.

- Мой совет, - ответил Плейдел, - зависел бы от моего убеждения в том, виновны вы или нет. В вашем положении вы, вероятно, изберете лучший путь; но, вы понимаете, мы должны вас арестовать.

- Арестовать? Как? За что? - воскликнул Глоссин. - По обвинению в убийстве?

- Нет, только за содействие и соучастие в похищении ребенка.

- Это преступление допускает поруку.

- Извините, - ответил Плейдел, - это plagium, [t102] a plagium - это уголовное дело.

- Вы ошибаетесь, мистер Плейдел, тому имеется всего лишь один прецедент, это случай с Торренсом и Уолди. Как вы помните, там речь шла о двух женщинах, похитительницах трупов, которые обещали украсть трупик ребенка для неких молодых врачей. Чтобы сдержать свое слово и не сорвать вечернюю лекцию по анатомии, они украли живого ребенка, убили и продали труп за три шиллинга и шесть пенсов. Их действительно повесили, но за убийство, а не за plagium. Вы чересчур увлеклись гражданским кодексом.

- Но все-таки, если только этот молодой человек подтвердит все, что мы узнали, мистеру Мак-Морлану придется препроводить вас в тюрьму. Стража, уведите Глоссина и Хаттерайка, только содержите их в разных помещениях.

Ввели цыгана Габриеля. Он подробно рассказал, как он бежал с судна капитана Притчарда и присоединился к контрабандистам во время схватки, в точности сообщил, как Дирк Хаттерайк поджег свой люгер, когда тот выбыл из строя, как под прикрытием дымовой завесы он бежал оттуда со своей шайкой, как он спрятался в пещере, куда втащил все товары, которые сумел спасти, собираясь пробыть там до наступления темноты. Потом Хаттерайк, его помощник Ванбест Браун и еще трое контрабандистов, в числе которых был и сам Габриель, отправились в ближайшие леса, чтобы повидать там кое-кого из своих сообщников. С Кеннеди они повстречались случайно, и вот Хаттерайк и Браун, зная, что он виновник всех их несчастий, решили его убить. Цыган рассказал, что видел, как они схватили его и потащили лесом, но сам он в стычке не участвовал и не знал, к чему она привела. Потом он вернулся в пещеру уже другой дорогой и снова встретил Хаттерайка и его сообщников. Хаттерайк сказал, что они своротили сверху огромный камень и что Кеннеди уже лежит и стонет на берегу. Вдруг среди них появился Глоссин. Габриель Фаа оказался свидетелем того, какою ценой Хаттерайк купил его молчание. Цыган мог сообщить все подробности о жизни молодого Бертрама до той поры, когда тот попал в Индию, после чего он потерял его из виду, пока неожиданно не встретился с ним в Лидсдейле. Габриель сказал, что немедленно известил об этом свою тетку Мег Меррилиз, а также Хаттерайка, который был тогда как раз на берегу. Старуха была разгневана тем, что Хаттерайк все узнал. В заключение Габриель сказал, что Мег Меррилиз сразу же обещала сделать все возможное для того, чтобы помочь молодому Элленгауэну вернуть свои права, даже если ей придется ради этого выдать Хаттерайка, и что ей содействовали и другие цыгане, считавшие, что все это ей ведено свыше какой-то таинственной силой. Должно быть, именно поэтому она и отдала Бертраму принадлежавшие табору ценности, которые у нее хранились. По приказанию той же Мег Меррилиз в ночь, когда было произведено нападение на таможню, трое или четверо цыган вмешались в толпу, с тем чтобы освободить Бертрама, и поручение это выполнил сам Габриель. Он сказал, что, исполняя приказания Мег, они не задумывались над тем, права она или нет; безграничное уважение, которым старая цыганка пользовалась у себя в таборе, исключало всякие колебания по этому поводу. Допрос был продолжен, и свидетель добавил еще, что тетка его всегда говорила, что Гарри Бертрам носит на шее какое-то доказательство своего происхождения. Она утверждала, что это талисман, изготовленный для него одним ученым человеком из Оксфорда, и вселила в контрабандистов уверенность, что стоит только отнять у него этот предмет, как судно их погибнет.