Лучше подавать холодным - Джо Аберкромби

— Ладно. Согласен. — Коска опустил меч. — И этот позор меня грызёт. Я сдаюсь.

Тот кто слева ни на секунду не внял происходящему. Тот, кто справа выглядел озадаченно, но всё же на миг опустил свой меч. И именно в него Коска метнул нож.

Он завертелся в воздухе и воткнулся в бок юноши, складывая того пополам. Коска тут же напал, целясь в грудь. Возможно парень отклонился вперёд, либо Коска не смог сдержать свою своенравную меткость, но клинок встретил на пути шею офицера и, в захватывающем дух искуплении всего былого затачивания, начисто снёс тому голову. Она отлетела прочь, раскидывая кровавые брызги, с гулким звуком удара и треском холста отскочила от картины. Тело опрокинулось вперёд, из срезанной шеи хлынула кровь и длинными струями расползлась по полу.

Как только Коска заорал от неожиданного успеха, другой офицер уже напал на него, хлеща наотмашь, как человек, выбивающий половик. Коска пригнулся, взмахнул, парировал, беззащитно отскочил назад от свирепого удара, споткнулся о безголовый труп и растянулся в луже его крови.

Офицер взвизгнув бросился доканчивать дело. Молотящая рука Коски ухватилась за первый попавшийся предмет, стиснула его и запустила. Отрубленная голова. Она попала юноше в лицо, тот споткнулся. Коска добарахтался до меча, схватил его, перевернулся, рука, меч, лицо, одежда — всё пропиталось красным. Удивительно подходяще, для человека прожившего его жизнь.

Офицер уже был здесь вместе со шквалом неистовых ударов. Коска отступил так быстро, как только мог отойти не опрокинувшись, свесив меч, притворяясь полностью измождённым — особо притворяться то и не пришлось. Он столкнулся со столом, едва не упал, шаря впереди себя свободной рукой нащупал край разукрашенного кувшина. Офицер ринулся вперёд, занося меч с триумфальным воплем. Который обернулся потрясённым клёкотом, когда тот увидел летящий в него кувшин. Он сумел сбить его в полёте навершием меча, с одного бока приняв на себя взрыв глиняных осколков, но при этом на мгновение широко отвёл оружие. Коска проделал последний отчаянный выпад, почувствовал мягкое сопротивление, когда клинок пробил щёку офицера и вышел из его затылка, чётко, как по учебнику.

— Ох. — Офицер слегка пошатнулся, когда Коска выдернул меч и резко отскочил назад. — Это… — его взгляд выражал сплошь обалделое удивление, как у человека, проснувшегося пьяным и обнаружившим себя ограбленным, голым и привязанным к столбу. Коска уже и не вспомнил бы, в Этрисани или в Вестпорте такое с ним произошло. Все те года смешались для него воедино.

— Штослчилаа? — Офицер крайне медленно взмахнул мечом и Коска просто отошёл с дороги, позволив тому, широко крутанувшись вокруг своей оси, завалиться набок. Он вымученно перекатился, приподнялся, кровь неторопливо сочилась из аккуратной маленькой щёлочки возле его носа. Теперь над ней задёргался глаз и лицо с той стороны обмякло как старая кожа.

— Вырхтыхнахмохмохрр, — пролепетал он.

— Прошу прощения? — переспросил Коска.

— Вырггххх! — И офицер поднял свой колеблющийся меч и атаковал. Стену. Он врезался в картину с девушкой, застигнутой врасплох во время купания, бессмысленными взмахами меча прорезал в ней огромную дыру и, падая, обрушил на себя это великое полотно. Из-под позолоченой рамы остался торчать лишь сапог. Больше он не двигался.

— Везунчик, — прошептал Коска. Умереть под голой бабой. Он всегда хотел уйти таким способом.

Рана на плече у Монзы пылала. Пробитая левая рука пылала куда сильнее. Её кисть, её пальцы — липкие от крови. Она наврядли смогла бы сложить их в кулак, не говоря о том, чтобы держать оружие. Значит выбора нет. Она зубами стащила перчатку с правой руки, потянулась и положила руку на эфес меча Кальвеса. Ощутила, как смещаются скрюченные косточки, когда пальцы сомкнулись на рукояти. Кроме торчащего прямо мизинца.

— Ага. Правой? — Ганмарк закрутил в воздухе свой меч и поймал его собственной правой рукой, невозмутимо, как цирковой фокусник. — Я всегда отдавал должное твоей решимости, хоть и не целям, ради которых ты её в себе развивала. Даёшь месть, да?

— Месть, — рявкнула она.

— Месть. Если даже ты её добьёшься, что хорошего тебе она даст? Вся твоя непомерная трата сил, боли, золота, крови — за что? Хоть кому-нибудь станет лучше? — Его грустные глаза наблюдали, как она медленно вставала. — Уж не отмщённым покойникам, точно. Они, безотносительно, всё также будут гнить. И конечно не тем, кому отмстили. Сплошь трупам. Ну а как же те, кто мстил, с ними-то что? Как ты считаешь, им будет легче спать, после того как они нагромоздят убийства на убийства? Посеют кровавые семена сотен других распрей? — Она обходила кругом, пытаясь придумать некий трюк, чтобы убить его. — Все те мертвецы в банке, в Вестпорте, я полагаю, твой святой долг? А резня у Кардотти — справедливый и адекватный ответ?

— То, что должно было быть сделано!

— Ах, то, что должно было быть сделано. Любимое оправданье уходящего от ответа зла проходит эхом сквозь века и вот твой кособокий рот распускает всё те же нюни. — Он сплясал перед ней, мечи скрестились, зазвенели, раз и два. Он колол, она парировала и колола в ответ. Любой контакт отдавался в руке резкой болью. Она скрипнула зубами, силой удержала на лице злобную гримасу, но всё это не настолько маскировало, как причиняло страдания и делало её неповоротливой. Если у неё было маловато шансов с левой рукой, то с правой не было вовсе, и он уже это знал.

— Отчего Судьбам было угодно спасти тебя, я никогда не узнаю, но тебе стоило бы искренне поблагодарить их и кануть в безвестность. Давай не притворяться, что ты со своим братцем не получила в точности то, что заслужила.

— Пошёл на хуй! Такого я не заслужила! — Но хоть она так и сказала, ей пришлось призадуматься. — Брат не заслужил!

Ганмарк фыркнул. — Никто не склонен быстрее меня прощать красавчиков, но твой братан был каратель и трус. Обаятельный, жадный, жестокий, бесхребетный паразит. Подлейшая душа из тех, что можно представить. Единственной вещью, что возносила его над кромешной никчёмностью и кромешным идиотизмом, была ты. — Он подскочил к ней с убийственной скоростью и она метнулась прочь. С хрюканьем наткнулась на вишнёвое дерево и свалилась на четвереньки назад. Он запросто мог насадить её на меч, но вместо этого стоял, замерев как статуя, вытянув в стойке клинок, и лишь тонко улыбался, глядя как она, шатаясь, выбирается обратно.

— Давайте рассмотрим факты, генерал Муркатто. Вы, со всеми вашими признанными умениями, едва ли являетесь вместилищем добродетели. Полно! Да целая сотня тысяч людей имела веские причины скинуть твою ненавистную тушу с той террасы!