Пушкин и компания. Новые беседы любителей русского слова - Борис Михайлович Парамонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И. Т.: Вы хотите сказать, что это лучшее ее произведение?
Б. П.: По крайней мере, самое известное. И самое тиражное. Ведь Одоевцева в 1988 году вернулась из эмиграции на родину, в родной свой Петербург, и еще три года прожила в квартире на Невском проспекте. Родина встретила ее царским подарком – эти ее мемуары были напечатаны громадным тиражом; первый том – 125 тысяч экземпляров, второй – полмиллиона. В эмиграции такие тиражи и не снились.
И. Т.: Последние судороги советской издательской практики, сейчас такие тиражные пиршества невозможны.
Б. П.: Известно, что сейчас готовится научное издание мемуаров Одоевцевой, Олег Лекманов работает над ним. Жалуется в фейсбуке: 900 страниц корректуры со всем научным аппаратом.
И. Т.: Кстати, Лекманов в некоторых своих публикациях коснулся этого вопроса: почему Ахматова считала мемуары Одоевцевой лживыми и так ли это.
Б. П.: Я видел эту публикацию. Лекманов посчитал все высказывания Ахматовой, приведенные Одоевцевой. Их двадцать три, а неверным счел он только одно.
Но давайте все-таки о стихах Одоевцевой поговорим. Она еще в России в 1921 году успела выпустить сборник под названием «Двор чудес» со всеми ее балладами. «Толченое стекло» полностью читать не стоит, очень оно длинное. Вкратце: солдат продавал соль, подмешав к ней мелко истолченное стекло, и как все это плохо кончилось. Но вот концовку разве:
Семь кляч дощатых семь гробов
Везут по мостовой,
Поет хор бабьих голосов
Слезливо: «Упокой».
– Кого хоронишь, Константин?
– Да Машу вот, сестру —
В четверг вернулась с именин
И померла к утру.
У Николая умер тесть,
Клим помер и Фома,
А что такое за болесть —
Не приложу ума.
Ущербная взошла луна,
Солдат ложится спать,
Как гроб тверда и холодна
Двуспальная кровать!
И вдруг – иль это только сон? —
Идет вороний поп,
За ним огромных семь ворон
Несут стеклянный гроб.
Вошли и встали по стенам,
Сгустилась сразу мгла,
«Брысь, нечисть! В жизни не продам
Толченого стекла».
Но поздно, замер стон у губ,
Семь раз прокаркал поп.
И семь ворон подняли труп
И положили в гроб.
И отнесли его туда,
Где семь кривых осин
Питает мертвая вода
Чернеющих трясин.
И. Т.: Макабрическое сочинение!
Б. П.: Давайте еще одну балладу – она и покороче и вроде как повеселее. «Баллада об извозчике»:
К дому по Бассейной, шестьдесят,
Подъезжает извозчик каждый день,
Чтоб везти комиссара в комиссариат —
Комиссару ходить лень.
Извозчик заснул, извозчик ждет,
И лошадь спит и жует,
И оба ждут, и оба спят:
Пора комиссару в комиссариат.
На подъезд выходит комиссар Зон,
К извозчику быстро подходит он,
Уже не молод, еще не стар,
На лице отвага, в глазах пожар —
Вот каков собой комиссар.
Он извозчика в бок и лошадь в бок
И сразу в пролетку скок.
Извозчик дернет возжей,
Лошадь дернет ногой,
Извозчик крикнет: «Ну!»
Лошадь поднимет ногу одну,
Поставит на земь опять,
Пролетка покатится вспять,
Извозчик щелкнет кнутом
И двинется в путь с трудом.
В пять часов извозчик едет домой,
Лошадь трусит усталой рысцой,
Сейчас он в чайной чаю попьет,
Лошадь сена пока пожует.
На дверях чайной – засов
И надпись: «Закрыто по случаю дров».
Извозчик вздохнул: «Ух, чертов стул!»
Почесал затылок и снова вздохнул.
Голодный извозчик едет домой,
Лошадь снова трусит усталой рысцой.
Наутро подъехал он в пасмурный день
К дому по Бассейной, шестьдесят,
Чтоб вести комиссара в комиссариат —
Комиссару ходить лень.
Извозчик уснул, извозчик ждет,
И лошадь спит и жует,
И оба ждут, и оба спят:
Пора комиссару в комиссариат.
На подъезд выходит комиссар Зон,
К извозчику быстро подходит он,
Извозчика в бок и лошадь в бок
И сразу в пролетку скок.
Но извозчик не дернул возжей,
Не дернула лошадь ногой.
Извозчик не крикнул: «Ну!»
Не подняла лошадь ногу одну,
Извозчик не щелкнул кнутом,
Не двинулись в путь с трудом.
Комиссар вскричал: «Что за черт!
Лошадь мертва, извозчик мертв!
Теперь пешком мне придется бежать,
На площадь Урицкого, пять».
Небесной дорогой голубой
Идет извозчик и лошадь ведет за собой.
Подходят они к райским дверям:
«Апостол Петр, отворите нам!»
Раздался голос святого Петра:
«А много вы сделали в жизни добра?»
– «Мы возили комиссара в комиссариат
Каждый день туда и назад,
Голодали мы тысячу триста пять дней,
Сжальтесь над лошадью бедной моей!
Хорошо и спокойно у вас в раю,
Впустите меня и лошадь мою!»
Апостол Петр отпер дверь,
На лошадь взглянул: «Ишь, тощий зверь!
Ну, так и быть, полезай!»
И вошли они в Божий рай.
Ну, вот такие баллады писала Одоевцева. Считается, что это от нее пошла в ранней советской поэзии мода на баллады, подхватил эту моду Николай Тихонов, потом Багрицкий подключился.
И. Т.: А в других поэтических жанрах она себя пробовала?
Б. П.: Не без этого. Но получалась разбавленная Ахматова. У Одоевцевой помимо баллад есть только одно запомнившееся стихотворение, очень коротенькое:
Нет, я не буду знаменита.
Меня не увенчает слава.
Я – как на сан архимандрита
На это не имею права.
Ни Гумилев, ни злая пресса
