Алоха из ада - Ричард Кадри

— Я должен выйти и стать богом, детка. — Элис глядит на меня. Я поправляю Мейсона, чтобы его кровь стекала по моим доспехам. — Их здесь и так хватает, одним больше, одним меньше, неважно.

Я собираюсь пройти сквозь тень, но натыкаюсь на твёрдую стену. Ой. Забыл, что теперь у меня нет ключа. Аллегра сможет вернуть его обратно, когда снова склеит нас. Забавное ощущение, когда внутри нет никого, заглядывающего мне через плечо.

В лифте я достаю Сингулярность из кармана Мейсона и кладу в свой. В вестибюле я выхожу на широкую лужайку отеля.

Адские легионы, только что закончившие истреблять Кисси, растянулись во все стороны. Солдаты показывают друг другу свежие шкуры и крылья Кисси. Несмотря на всё, что здесь построили падшие ангелы, в глубине души они по-прежнему кучка идиотов, отрывающих крылья мухам. Кто-то должен над этим поработать. Может, я смогу организовать для ангела таймшер[283]. Он может спуститься и научить их манерам поведения за столом, а я смогу заняться делами наверху. Однако, прямо сейчас я нахожусь в стране волчьей стаи, и этот миллион или около того убийц задаются вопросом, кто здесь альфа-самец.

Я забираюсь на крышу «Унимога» Семиазы и поднимаю тело Мейсона, чтобы все могли его видеть. Раздаются крики одобрения. Довольно приличные, но не как «Степпенвулфу»[284], исполняющему «Рождённый быть диким» на радость аншлаговой публике. Я являю гладиус и высоко поднимаю его. И делаю им мах вниз. Тело Мейсона падает, и я пинком сбрасываю его с грузовика. Я поднимаю высоко голову Мейсона, и вот когда раздаётся рёв Слава-Богу-Брюс-наконец-исполняет «Рождённый бежать»[285]. Когда я насаживаю голову на закреплённую на грузовике группу длинных рогов, крики становятся ещё громче. Я стаю там в доспехах Люцифера с пылающим гладиусом, сияя, как кровавая звезда.

Группа генералов пересекает парковку. Я продолжаю держать гладиус пылающим, но опускаю его к боку. Если они хотят провернуть мартовские иды, у меня нет никаких проблем с тем, чтобы сбежать.

Генерал Семиаза впереди, Бафомет и Шакс следом за ним. Остальные офицеры рассредоточились вокруг них. На полпути к грузовику они останавливаются. Время сваливать. Нужно было придержать голову Мейсона. Я мог бы с её помощью оглушить парочку их, прежде чем она развалится на части. Офицеры не нападают, но у меня всё ещё сильное желание убежать. Семиаза опускается на колено, и остальные офицеры один за другим опускаются на одно колено.

— Да здравствуют ужасы! Да здравствует Адский мир! Да здравствует Люцифер! — кричит он.

Воздух наполняется громогласным: «Да здравствует Люцифер». Дерьмо. Неудивительно, что рок-звёзды сходят с ума. Толпа вроде этой может в мгновение ока полюбить тебя или разорвать на куски. А у меня нет тур-менеджера, который говорил бы мне, что делать дальше. Время для новой брехни.

Я поднимаю руки, и толпа стихает.

— Сегодня вечером была великая победа над великим врагом. В ближайшие недели и месяцы вы увидите здесь кое-какие перемены. Однако сегодня вечером забудьте о войне и крови и будьте счастливы, что мы всё ещё там, где должны быть, и Небеса всё ещё там, где они должны быть. Оба могли бы сейчас исчезнуть, но этого не случилось, и всё благодаря вашему бесстрашию. Так что сегодня вечером Люцифер кланяется вам.

Я так и делаю. Подобно Семиазе опускаюсь на одно колено. Толпа просто неистовствует. Я встаю под их крики. Всегда оставляй свою аудиторию желать большего. Мои кишки завязались узлом, но меня до сих пор ещё никто не пристрелил. Когда я поднимаюсь наверх, там Люцифер непринуждённо болтает с Элис и ангелом, словно они выбирают, что взять в прокате: «Бэмби» или «На пляже». Люцифер смотрит в мою сторону и хлопает в ладоши.

— Замечательная речь. Я сам не мог бы сказать лучше. Ну, на самом деле, я мог бы сказать гораздо лучше, но для начала неплохо. Какие изменения ты планируешь?

— Не знаю. Просто нужно было что-то сказать. Первое, что я собираюсь сделать, это притащить из пустыни тот разломанный «Бамбуковый дом кукол» и восстановить его здесь. Может, время от времени я буду заглядывать сюда и работать барменом. Я позабочусь о том, чтобы кто-нибудь вернул крышу на Тартар и велю Семиазе швырнуть туда душу Мейсона. Тот может получить в своё распоряжение всё это место.

Люцифер прищуривает глаза.

— Ты разрушил печь.

— Передай Руаху, что, если он захочет прислать сантехника, мы с распростёртыми объятиями примем его, или её, или кто там у вас ещё есть.

— В конце концов, из тебя может получиться не такой уж ужасный Люцифер.

— Как кровотечение?

Бог во время их войны ударом молнии сбросил Люцифера с Небес, и его раны так и не зажили. Как долго он скрывал от остальных адовцев открытую кровоточащую рану? Тысячи лет? Миллион? Когда Люцифер расстёгивает рубашку, льняные бинты всё ещё там, но насквозь просочились лишь несколько капель крови.

— Заживает хорошо. Климат на севере благоприятен для здоровья. Тебе стоит как-нибудь навестить меня.

— Не устраивайся там слишком уютно. Я был более чем счастлив похоронить Мейсона, но я уже говорил, что я здесь лишь временно. Концерт окончен. Ад твой.

Люцифер берёт меня под мою руку Кисси и ведёт к окну.

— Ты всё ещё не понимаешь ситуацию. Я больше не Люцифер. Я Самаэль, а Самаэль — создание Небес, точно так же, как Люцифер — владыка ада. С сегодняшнего вечера ты — новый Люцифер.

— Да ну на хуй, — говорю я, пятясь. — Я увольняюсь. Отрекаюсь. Объявляю себе импичмент. Ни за что не останусь здесь ни на секунду дольше, чем требуется.

— На самом деле, думаю, ты уже остался, и я здесь ни при чём, — говорит Самаэль.

Он смотрит на Элис.

— Моя дорогая, готова отправиться домой?

— Нет, — отвечает она, — если Джим остаётся, то и я остаюсь.

— Ага, только я не остаюсь. Ясно?

— Боюсь, остаёшься, — говорит ангел. — Ключ у меня на сохранении. При всём должном уважении, тебе его доверить нельзя.

— Мы оба должны вернуться, чтобы Аллегра могла снова собрать нас вместе.

— Я возвращаюсь один. Ты приступай к переменам здесь. Я собираюсь внести кое-какие перемены наверху.

— Ты, бля, бросаешь меня?

Ангел направляется к тени на стене.

— Я мог бы назвать тебе миллион причин, но простая истина заключается в том, что меня тошнит от тебя, твоего настроения, твоего гнева и твоих похмелий. И того, как ты держал меня на цепи на заднем дворе, как плохую собаку. Я возвращаюсь на землю и продолжу с того, на чём ты остановился.