Граждане Рима - София Мак-Дугалл

Еще он вспомнил, что, когда думал об убийстве, ему пришло в голову, что, убив, он уже никогда не останется таким, как прежде, и снова посмотрел на Даму, но лица его уже не было видно, он спокойно помогал Уне свернуть на обочину; она вышла и пересела назад, к Сулиену, и взволнованно улыбнулась ему, пока Дама вел машину по предместьям.

Затем Рим проглотил машину, как таблетку. Уна и Сулиен думали, что привыкли к городам, но даже римские предместья, несмотря на их древность, теплым сиянием исходившую от мрамора и медно поблескивающих камней, дышали такой неистовой силой и новизной, какой не было в Лондоне, словно само время отполировало и покрыло лаком здешние древности так, что они сияли.

Они вышли из машины и пошли к центру, перекрытому плотным куполом электрического света, удерживавшим пятнистую тьму так высоко над землей, что люди могли двигаться под ним так же деловито, как если бы этой тьмы не существовало вовсе.

Сулиен был оглушен, как боксер, оказавшийся в нокдауне. Он знал, что Уна теперь постоянно думает, что Марк здесь, здесь. Казалось, они уже настолько хорошо знают Форум по открыткам и дальновизору, что им не верилось в него как в реальное, существующее по законам физики место. Уна огляделась, стараясь догадаться, где стоял Марк. Но Дама стремительно вел их сквозь все эти чудеса, презрение скользнуло по его лицу, когда он заметил, что Уна и Сулиен замедляют шаг, чтобы получше рассмотреть статуи или башни Золотого Дома. Сулиен, понемногу забывая о крестах, думал: неужели все это — кресты и эта красота — части единого целого, и вид Дамы, молча, неумолимо шагающего по направлению к дворцу, словно вопиял — да, каждый камень и каждое оконное стекло здесь виновны. Но все же это было так прекрасно, так вдохновенно и полно такой жизненной силы, что было бы нечестно по крайней мере не признать это. И Сулиен глядел на все глазами Лал, чувствуя, что, хотя Делир жестоко обвинил ее в том, что ей хочется съездить на экскурсию, будет несправедливо, если она никогда не попадет сюда, ей бы действительно понравилось.

Колизей показался меньше, чем на открытках, но все же законченным и величественным.

И снова они пропустили сводку новостей. Уна видела, что, хотя возбуждение, вызванное появлением Марка, все еще присутствует, оно поулеглось, отчасти насытилось, хотя тут и там чувствовались очаги неутоленных подозрений и недовольства. На сей раз она едва успела истолковать их, поскольку они мгновенно бросились к ближайшему дальновизору.

Обычно экран Колизея показывал только рекламу и съемки игр внутренних чемпионатов, а не новости, но сегодня на нем появился текст заявления, на протяжении последних двух часов периодически транслировавшегося на всю империю.

«Никакие обстоятельства не могли умерить радости императора, связанной с пока еще не объяснимым появлением его племянника. Тем не менее здоровье Марка Новия вызывает серьезную озабоченность, и вполне вероятно, что какое-то время ему будет оказываться медицинская помощь. Новые сведения в связи с делом Кая Вария расследуются».

Это было самое пространное заявление, на какое согласился Фаустус.

Все трое уставились на него в некотором замешательстве.

— Его здоровье?.. — нерешительно пробормотала Уна, стараясь приглушить готовую вырваться у нее нотку острой тревоги. — Что они с ним сделали?

Неужели они могли сказать это, если его уже нет в живых, и только потом обнародовать правду?

Почему император допустил такое после того, что Марк сказал на Форуме?

В первый раз Сулиен прочитал заявление с уже знакомым ему смятенным и подавленным чувством — что с Марком, ему плохо? Затем он вчитался в слова на экране более трезво, словно это симптомы какого-то заболевания.

— Они имеют в виду, что он сошел с ума, — сказал он. Дама, нахмурившись, поглядел на текст.

— Откуда ты знаешь? — Сулиен покачал головой. — Именно так они и должны были сказать. Смотри. «Обстоятельства». Это единственное, что они могут сказать, ничего не сказав.

— Он прав, — негромко, рассудительно произнесла Уна. — Что еще это может означать? — Подумав, она повернулась к Сулиену. — Ты бы смог такое проделать? Есть лекарства, которые действуют так?

— Есть, — согласился Сулиен.

Уна кивнула и помолчала. Потом спокойно заметила:

— Он боялся сойти с ума.

— Знаю, — ответил Сулиен.

Уна внимательно перечитала послание, думая о Марке с какой-то даже строгостью, противясь нахлынувшему чувству жалости.

— Хорошо. Не важно, — сурово произнесла она. — Теперь нам остается только найти его.

Но, оторвавшись от дальновизора и Колизея, они увидели Рим, сиявший огнями и враждебно громоздившийся вокруг. Марка могло и не быть здесь.

— А что будет, если это затянется? — прошептала Уна.

Сулиен отвел глаза и ответил уклончиво:

— Не знаю, какой препарат они использовали и какую дозу. Думаю, это вряд ли могло его убить.

— Но мог он измениться настолько, что никогда больше не станет таким, как раньше?

— Я же сказал — не знаю!

При мысли об этом Уна чуть сжала губы, как от боли, но кивнула:

— Что ж, тогда — в Золотой Дом.

И вот они поднялись на Палатинский холм, к украшенному арками фасаду, где, конечно же, была куча вооруженных до зубов преторианцев в форме — перед и за дворцовыми воротами. Сулиен почувствовал нехорошую дрожь только оттого, что они так близко.

И все же они были не единственные, притиснувшиеся так близко к воротам, как позволяли преторианцы, не единственные, кто глядел на Золотой Дом, высившийся позади залитых светом прожекторов пиний. И снова с трудом верилось, что это место реально существует, и еще менее — что кто-то реальный, знакомый может жить там. Сулиен попытался вообразить входящего и выходящего из ворот Марка и не смог. И даже если Марк сейчас там, подумал он, как к нему прорваться сквозь такие заслоны?

Уна беспомощно посмотрела на вызолоченное строение — уж слишком большим оно было, слишком много людей находилось внутри.

— Думаю, он не здесь, — сказала она. Потом изучающе посмотрела на преторианцев. — Как вы думаете, они знают?

Но если только он здесь, подумала она, я обязательно выясню это и проберусь внутрь, никто меня не остановит.

— А ведь он один мог занимать целый этаж, — с отвращением пробормотал Дама, — вы только посмотрите!

И они почти сразу же отошли от дворца, так, словно им было куда идти. Но идти было некуда. Они спустились к Форуму, но здесь, на плоской поверхности, среди множества людей почувствовали себя без прикрытия, уязвимыми. Они прошли чуть дальше, Уна и Сулиен не знали куда, и ненадолго просто присели в конце длинной изогнутой лестницы. На чью-то помощь рассчитывать не приходилось. Случайно Уна, с чувством пробуждающегося страха, поняла, что на них наверняка смотрят. В самом деле — трое молодых людей сидят, прислонившись к ступенькам лестницы, и не просто сидят, а практически замерли и молчат, тогда как все вокруг движется и шумит. Вид у них был как в самый разгар ссоры: Уна и Сулиен сидели рядышком, не глядя друг на друга, Уна обхватила голову руками, а Дама расхаживал перед ними взад-вперед, но все вместе выглядело неестественно, как немая сцена.

— Кое-кто знает, где он, — сказала Уна. — Даже многие. Надо потихоньку подобраться к кому-нибудь поближе.

Наконец Сулиен сказал:

— Где живет Луций Новий? Может, они отвезли его туда?

— Неужели они сообщают, кто где живет? — посмотрела на него Уна.

— Где-то в Келиане, — сказал Дама.

— Сможешь найти?

— Я пел там пару раз, — вспыхнув, сказал Дама, словно это был какой-то неловкий и неприличный поступок, за который он до сих пор должен отчитываться. — То есть не в самом доме, а на вечерах, которые устраивали неподалеку. Помню, люди говорили про него. Думаю, я еще смогу вспомнить, как, по их словам, туда пройти. Это не большой дом, а несколько маленьких вилл.

Сулиен и Уна практически понятия не имели, что это такое — Келиан; Уна даже не знала, что это холм. Идти пришлось недалеко, и все же, когда они оказались на месте, темные общественные сады, казалось, приглушили свет и шум, как лоскут мягкой ткани, и с трудом верилось, что Форум и Колизей так близко. Всего несколько красивых, залитых фонарным светом улиц и тропинки, петлявшие между дубов и кипарисов, — но умиротворенность щедро изливалась из рассыпанных за высокими оградами по холму вилл.

Сначала дыхание Дамы участилось от напряженного отчаяния, в которое он впал, когда ему показалось, что все уютные дорожки в темноте выглядят одинаково. Он стал что-то бормотать себе под нос, стараясь вызвать в сознании образ дома, куда его возили петь. Это оказалось труднее, чем он ожидал, поскольку о той своей жизни он вспоминал без особого удовольствия.

Затем они прошли по подъездной дорожке к небольшой вилле, ворота которой были украшены изваяниями дельфинов и морских раковин. Точно, раковины, подумал Дама, и презрительно рассмеялся в лицо дому: