Графские развалины - Виктор Точинов

Казалось, до цели их путешествия рукой подать. Сойти с ведущей не туда тропки – и напрямик, по луговине. Совсем рядом.

Кравцов после слышанных рассказов о Чертовой Плешке предпочел бы не экспериментировать подобным образом. Хотя не очень-то верил в старую легенду. Именно потому, что она была выстроена по характерному для многих подобных историй архетипу, – и Кравцов, как писатель, понимал это хорошо. Но… Но дыма без огня не бывает. Легенды на пустом месте возникают редко. Если Чертовой Плешкой местные жители действительно прозвали одну из пяти загадочных пинегинских точек, то можно ожидать самых поганых сюрпризов.

– Пойдем обратно, – сказал Кравцов, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Где-то дорожка все-таки разветвилась – днем ты могла то место и не замечать. Вернемся на главную тропу и начнем все сначала.

Внутри все сжалось. Сейчас – согласно архетипу легенды – Аделина заспорит о коротком пути, и они расстанутся, и затем появится не то белая машина, не то белая лошадь…

Но, похоже, в легенды верить действительно не стоило: Ада тут же согласилась с предложением. Без споров пошла обратно, крепко взяв Кравцова за руку.

Но далеко уйти не пришлось. Приведшая их сюда тропинка становилась все незаметнее и через несколько десятков шагов исчезла. Стала неразличимой в траве.

Они остановились. Стояли неподвижно, не произнося ни слова, как будто ожидали чего-то…

Потом Кравцов вновь нагнулся, подсветил зажигалкой, пытаясь разглядеть хоть какой-то след. Напрасные старания… Зато он хорошо рассмотрел траву. Очень странную траву – короткую, жесткую, словно бы скошенную. Только вот никто не косит в самом начале июня в здешних широтах. Нечего еще косить …

Именно такую траву описывала Наташа Архипова в своем рассказе о Чертовой Плешке.

А если никуда не идти? – подумал Кравцов. Просто дождаться рассвета на месте? Ночь достаточно теплая…

Но вдруг именно этого кто-то от них и добивается? Неспроста ведь как раз сегодня исчез пентагонон… И вполне возможно, неспроста вчера достигла кульминации всплывшая из старых времен история Сашка и Динамита, Наташки и Козыря… Если все происшествия вчерашнего дня лишь камни в кусты, отвлекающие внимание от главного, тогда… Тогда становится ясно: за кулисами всей здешней бесовщины таится не одна таинственная и могущественная сила. Две как минимум. И если одной из них зачем-то позарез нужно участие писателя Кравцова в грядущем непонятном действе, то другая всеми способами старается убрать его подальше…

Кравцов вздохнул. Согласно канонам жанра, в котором он работал, давно уже должен был явиться посланец от той или другой силы – и толково объяснить диспозицию. Однако жизнь упрямо не желала подчиняться принятым в романах правилам. Игроков в здешней большой игре вполне устраивали пешки, не имеющие понятия о том, что вся их жизнь проходит на огромной шахматной доске.

Попробуем сыграть по-своему…

Он внимательно прислушался. Оставался еще один ориентир – шум проходящих по железной дороге поездов. В безветренную, как сейчас, погоду он долетал до сторожки Кравцова – почти неслышимый, если специально не вслушиваться. Грузовая станция работает круглосуточно – должно доноситься чуханье маневровых паровозов и лязг сцепляемых-расцепляемых вагонов.

Не доносилось ничего. Кравцов с удивлением понял, что не слышит обычных негромких звуков ночи. Не стрекотали кузнечики. Не подавали голос ночные птицы. Не журчали крохотные, сбегающие к Славянке ручейки.

Все-таки она. Чертова Плешка…

Голос Ады, тоже напряженно всматривающейся и вслушивающейся в ночь, прозвучал неожиданно и ликующе:

– Кравцов! Мы вышли! К самой окраине Спасовки! Смотри: сарай какой-то!

Он присмотрелся в указанном направлении. Действительно там виднелся прямоугольный контур, более темный, чем окружающая ночь. Судя по размерам – и вправду сарай или баня.

Уф-ф-ф… А он-то уже собрался поверить в Чертову Плешку… Но теперь – даже если они с Адой ушли изрядно в сторону – не заблудятся.

И они торопливо пошагали к сараю.

Примерно в то же время вызванная звонком анонимного доброхота «скорая помощь» обнаружила на пустыре неподвижно лежащего в луже крови Алекса. К удивлению врача и фельдшера, он еще дышал…

Близилась полночь – хотя большинство граждан, взглянув на циферблаты своих часов, уверились бы, что полночь давно миновала. Причиной такого повального заблуждения служит установленный много десятилетий назад Совнаркомом «декретный час» и относительно недавно введенное «летнее время». В результате полночь истинная, астрономическая, – момент, когда ушедшее за горизонт солнце находится в надире, – наступает летом в Спасовке через два с лишним часа после того, как в Москве пробьют полуночные куранты.

Сашок на часы не смотрел, он давно приучился обходиться без этого прибора. Но чувствовал: полночь приближается. И торопился закончить необходимые приготовления.

Пентагонон лежал на тщательно разровненной земле, в обширном подвале графских развалин. Именно сюда потребовал поместить его голос. Однако – отчего-то не сегодня, но лишь спустя две недели. До тех пор голос требовал укрыть пентагонон в надежном месте, где-нибудь поблизости.

Сашок, метавшийся последние сутки как обложенный загонщиками волк и трижды чудом разминувшийся с охотниками, не верил, что сможет продержаться в окрестностях Спасовки так долго. День-два, самое большее три. И при этом остается незавершенным то главное, к чему он готовился три года после побега из Саблино…

И он решил проигнорировать настойчивые инструкции. Сделать все сегодня – и тут же вплотную заняться Козырем. На недовольный бубнеж голоса попросту не обращал внимания – обнаружив, подобно Алексу, что в присутствии бронзовой штуковины это удается легко и просто.

Бери, что дают, думал Сашок мрачно. Через две недели и того не будет…

Он закончил привязывать к углам пентагонона путы, самолично сплетенные из тонких ремешков. Мешочек со свечами убрал в сторону – расставит потом, когда девчонка, потребовавшаяся голосу, уже не сможет их смахнуть или задуть. Клинки разложил загодя, в строгом порядке: слева два тонких, похожих на стилеты; затем широкий нож с искривленным лезвием. Далее на подстеленную тряпицу легло орудие с двумя лезвиями, расставленными как раз на ширине человеческих глаз. И наконец – жутковатого вида гибрид пилы и кинжала.

Клинки своими руками отковал Сашок в последние три года. И на каждый пришлось потратить по несколько месяцев – голос заставлял переделывать снова и снова. Трудно изготовить вещь, не имея ни образца, ни чертежа, – одни мелькающие в мозгу смутные образы.