Там, где меняют законы - Юлия Латынина

Потом из внедорожника выскочил Пырей и тоже стал выволакивать за собой девушку. Пырей был видимо пьян, он поскользнулся и свалился в снег, а девушка захохотала и села на него верхом. По двору бил луч мощного прожектора, и в этом луче Елена хорошо видела фигуру Малюты: он стоял в легкой кожаной куртке, опершись на капот «БМВ», и был как будто совершенно безучастен к балагану вокруг. На мгновение Елене показалось, что темная и одинокая фигура во дворе ищет взглядом ее окно, но потом одна из девочек, бегавших вокруг «БМВ», с визгом обвернулась вокруг Малюты, и Малюта тоже расхохотался, поднял девочку легко, как пушинку, и потащил ее в дом. Ничего человеческого не было в его хохоте: так визжит кот перед случкой.

Елена забилась под одеяло и попыталась уснуть. Но это было невозможно: в доме тяжко забухала музыка, он наполнился топотом ног и запахом снеди. К музыке снова примешался женский визг и звон разбитой тарелки: судя по всему, кого-то заставили танцевать на столе.

Елена вспомнила, как утром Миша-кимоно говорил что-то насчет дня рождения одного из коммерсантов Малюты, — мол, надо бы заехать на праздник. Видимо, заехали, поздравили, и решили продолжить в узком кругу. Елена представила, что творилось бы в доме, будь это день рождения самого Сергея, и закусила губу. Малюта не имел права держать ее здесь и сам развлекаться с девками.

Елена ворочалась с боку на бок, представляя высокую фигуру Малюты и повисшую у него на руках девицу, и почему-то думала о том, что ее Малюта еще ни разу не носил на руках. Она встала и, не зажигая света, принялась разглядывать свое отражение в зеркале. Ее темные волнистые волосы, ожившие за последний месяц, падали ниже плеч, и плечи казались ослепительно белыми под шелком ночнушки. Перед тем, как снова лечь, Елена, повинуясь безотчетному инстинкту, продела в бронзовые ручки двери перевернутый вверх ножками стул.

Елена забылась уже под утро, часа в четыре, чтобы проснуться от мощного удара. Кто-то шмякнулся о дверь всем телом, дернул за ручку, а потом гулко и пьяно ухнул:

— Ленка, открывай!

Елена вскочила в постели: прожекторы во дворе давно погасли, но комната была полна лунного света, и Елена сразу заметила, что человек, который ломится в дверь, забыл, в какую сторону она открывается. Дверь распахивалась внутрь комнаты, а человек с той стороны дергал ее на себя. Потом человек сообразил, в чем дело, пихнулся, как следует, и ножка стула, продетая в ручку двери, жалобно хрустнула. Стул с грохотом повалился на пол, за ним отлетела ручка, и в комнату ввалилась абсолютно голая и грузная фигура. Елена, к своему изумлению, узнала Пырьева.

Елена завизжала. Пьяный Пырьев мгновенно очутился возле ее постели, опрокинул ее на простыни и тут же сам оказался сверху.

— Пусти, шлюха, — сказал Пырьев. — Пусти. Пускала Семина, пустишь и меня…

Левая его рука полезла сдергивать одеяло, а правой он держал Елену за волосы. Одеяло сдергивалось плохо — Пырьев мешал этому своей тяжестью. Елена примерилась и вцепилась Пырьеву зубами чуть повыше запястья. Пырьев зашипел, вырвал руку и хряснул Елене по лицу.

— Я тебя хочу, сучка, — сказал Пырей, — Малюта мне разрешил.

Елена стала визжать и царапаться. Пырей упал с кровати на пол, потом снова поднялся, сдернул с нее одеяло и упал сверху. Елена попыталась садануть его коленом в пах, но у нее ничего не получилось. Руки Пырея вцепились ей в горло, и она увидела в лунном свете вблизи его лицо — пьяное, перекошенное, с безумными глазами.

А потом где-то близко раздались голоса, Пырей обмяк и свалился с нее на пол, как валится с дерева созревшее яблоко. Елена открыла глаза. Дверь в комнату была распахнута настежь, в ярко освещенном коридоре виднелись два охранника, а рядом с постелью стоял Малюта. Охранники были одетые. Малюта был совершенно голый, и в правой его руке был пистолет. Рукоятью этого пистолета он и приложил, судя по всему, Пырея. Охранники тронуть коммерсанта не осмелились.

Пырей тяжко вздохнул и завозился на полу, и Малюта расчетливо ударил его ногой в висок. Малюта был не пьян. Он пристально — очень пристально — посмотрел на Елену. Не в лицо, а туда, где чуть ниже края задранной ночнушки белели ее бедра. Елена лежала неподвижно несколько мгновений, а потом охнула, засуетилась и судорожно стала натягивать на себя одеяло. Малюта что-то сказал вполголоса, охранники вошли в комнату, зацепили Пырея и поволокли его вон. Елена на мгновенье закрыла глаза. Когда она открыла их, Малюта уже исчез.

На следующее утро Елена нашла Малюту в кабинете. Тот, противу обыкновения, не занимался с утра со штангой, а ходил по паркету, из угла в угол, не останавливаясь, как маятник, и глядя перед собой довольно отсутствующим взором. Он даже не сразу заметил Елену, а заметив, продолжал смотреть куда-то вбок. Елена впервые обратила внимание на его взгляд — стеклянистый и какой-то замороженный, как у мертвого карася.

— А где Пырьев? — спросила Елена.

— Что? А, уехал.

— Куда?

Малюта пожал плечами.

— Мне какое дело? Протрезвел и уехал. Еще ночью.

— Вы не поссорились?

— Из-за чего? — Малюта искренне удивился.

— Из-за меня.

Малюта расхохотался.

— Бог с тобой, детка, — сказал он, — чтобы я с Пыреем да из-за бабы поссорился? Ты что, Нарымский ликеро-водочный, что ли?

Елене стало ужасно обидно.

Через два дня Пырея убили.

По телевизору сказали, что Пырей в последнее время чего-то опасался и ездил с многочисленной охраной, но охрана не помогла: его стрельнули вечером, когда он вышел в кухню попить чай и его нечеткий силуэт обрисовался на фоне колышущихся штор.

В тот день Малюта вернулся домой около часу ночи. Машина и джип сопровождения, не снижая скорости, пролетели ворота и нырнули в гараж, и через несколько мгновений Елена услышала стук ведущей из гаража двери и шаги поднимающегося по лестнице человека.

Она выскочила из спальни, накинув халатик, и столкнулась с Малютой на площадке второго этажа.

— Пырея застрелили! — закричала она.

— Знаю, — сказал Малюта. Он был абсолютно невозмутим, совсем не так, как позавчера в кабинете, когда он ходил из угла в угол.

— Это из-за меня? — спросила Елена.

— Я его предупреждал, что так нельзя, — ответил Малюта. — Он не послушался. Ну что я мог поделать?

У Елены потемнело в глазах, а Малюта спокойно отодвинул ее, как шахматную фигурку, от перил, и прошел наверх.

На следующее утро, когда Елена задумчиво болтала ложечкой в чашке чая и смотрела во двор, к ней подсел Миша-кимоно. Елена смутно помнила, что Миша Корытов тогда тоже был среди приехавших с девицами гостей. Кажется, с ним было даже две девицы.

— Ну что ты такая грустная? — с усмешкой спросил Миша-кимоно.

Елена поежилась.

— Скажи… Пырьев — его убили из-за меня?

Миша-кимоно помолчал.

— Понимаешь, Лена, у Пырея давно была куча проблем. И долги, и кидалово…

— Но с Малютой у него проблем не было?

Корытов сочувствующе улыбался. Корытов нравился Елене. Он был, казалось, единственным нормальным человеком среди всех на этой даче.

— У него были проблемы с Малютой. У них была фирма, которая получала доходы от ликеро-водочного, и этой фирмой они владели сообща. А деньги пятый месяц забирал себе Малюта.

Елена почувствовала горькое даже какое-то разочарование. Смешно было хоть на мгновение вообразить себя дамой, из-за которой современные рыцари ну пусть не убивают… пусть заказывают друг друга.

— А почему Сергей Павлович сказал мне, что это из-за меня?

Корытов заулыбался, и Елена вдруг сообразила, что если приказ об убийстве исходил от Малюты, то практической стороной вопроса должен был заниматься Миша-кимоно.

— Да это же Малюта, — сказал Корытов, — он всегда так разводит, чтоб человек себя виноватым считал. Ты не бери в голову, девочка.

После этой истории Елена надолго забилась к себе в комнату и два дня оттуда не вылезала. Малюта внушал ей ужас. Она вспоминала его снова и снова, упорно ходящего по кабинету и со стеклянными глазами, и она понимала, что он ходил и решал: быть Пырею или не быть? И решил, что нет, лучше все-таки — не быть.

Ночью Елена заснула, и ей приснилась все та же высокая худощавая фигура, ходящая, как маятник, из угла в угол. Фигура увидела Елену, улыбнулась, сняла рубашку и принялась раздеваться дальше. Елена проснулась в поту и с какой-то странной дрожью.

Малюта не любил ее, так же как и Семин. Он не мог любить вообще. Он мог только принимать решения, быть или не быть. Было странно, что человек столь могущественный, как он, продолжает пользоваться методами уголовника.

Елена не понимала, как можно принимать такие решения. Она вообще не умела выбирать. Ничего. Раньше она умела выбирать, розовым или желтым должен быть кафель в ванной, а теперь она даже не умела отличать розовое от желтого. А когда требовалось решить, у той фирмы или у этой закупать кафель, она не могла этого решить. Ей требовался для этого финансовый директор.