Другие из нас. Восхождение восточноевропейских евреев Америки - Стивен Бирмингем

титулы, но мало полномочий, и держали их поближе к дому, где они могли быть ограждены от неприятностей, и контролировали каждый их шаг. Сын Сэма и Фрэнсис Голдвин, Сэм-младший, получил титул продюсера в организации Goldwyn, но практически ничем важным не занимался. Хелена Рубинштейн, имевшая в штате не менее десятка родственников — сестер, племянниц, племянников, — никогда не забывала, что все окончательные решения принимала она и только она. В отношении двух своих сыновей, Горация и Роя, она продолжала то горячиться, то остывать, на одном дыхании восхваляя их как гениев, а на другом называя тупицами. В один день мальчикам давали сложные задания, а на следующий день их отбирали. Тем временем, по мере роста ее косметической империи, командным пунктом стала спальня мадам Рубинштейн на нижнем этаже ее трехэтажного дома на Парк-авеню. Здесь, на необычной кровати из люцита, изголовье и изножье которой жутко освещалось скрытыми люминесцентными лампами, маленький пухленький президент нажимала телефонные кнопки, писала неуверенные меморандумы, обедала, вытирая пальцы о покрывало и сморкаясь в атласные простыни, а с возрастом работала над своим завещанием. Этот массивный документ переписывался практически ежедневно, поскольку родственники, которые временно были ей неприятны, выписывались из него, а затем, если им удавалось искупить свою вину, снова вписывались в него. Это было завещание, по которому после ее смерти в 1965 году она станет одной из самых богатых женщин в мире. Ей было то ли девяносто четыре, то ли девяносто девять лет, и ее личное состояние составляло более ста миллионов долларов. Большая его часть досталась не ее сыновьям, а фонду «Женщины и дети».

Предполагалось, что в компании Seagram наследным принцем и наследником будет старший сын г-на Сэма — Эдгар. Но и в этом случае Эдгар Бронфман получил титулы в компании, но практически не пользовался властью, поскольку Сэм продолжал проверять «готовность» своего сына. Физически Эдгар совсем не походил на своего пузатого отца. Высокий, стройный, смуглый, красивый, даже щеголеватый, он был похож на молодого актера Джозефа Коттена. Он также имел репутацию любителя роскошной жизни — ночных клубов, быстрых машин, мотоциклов и компании кинозвезд. Отец часто обвинял его в том, что он «плейбой». Однако в Эдгаре была жесткость, унаследованная от отца, и вспыльчивость, поэтому сотрудники Seagram быстро научились относиться к Эдгару Бронфману с большим уважением. Эдгар был проницателен. Он дождался своего совершеннолетия, что напоминает о временах принудительного призыва русских евреев в армию при царях, чтобы избежать призыва в армию США, и только после этого стал американским гражданином. Затем он вместе с женой приступил к строительству первого за последние несколько поколений полноценного поместья в округе Вестчестер — усадьбы, теннисного корта, конюшен, гаражей, бассейна, бильярда, вертолетной площадки — рядом с семейным комплексом немецко-еврейских родственников его жены, Леманов, Льюисонов и Лоебов.

В 1950-х годах один из авторов старого журнала Holiday назвал новый дом Эдгара «огромной георгианской громадой», и Эдгара это не позабавило. Редактор Holiday Тед Патрик был срочно вызван вместе с автором статьи в офис Эдгара, чтобы извиниться за оскорбление. В случае невыполнения этого требования компания Seagram's отменит всю свою рекламу во всех журналах Curtis. К ним в то время относились не только Holiday, но и Saturday Evening Post. Ультиматум Бронфмана был вручен Теду Патрику, когда тот находился в поезде, следовавшем из Нью-Йорка в Вашингтон. Ответ Патрика гласил: «Передайте мистеру Бронфману, чтобы он сам себя трахал».

Позже Патрик признавался, что принял это решение с некоторым трепетом. Газета Saturday Evening Post и так находилась в шатком финансовом положении, а потеря рекламы Seagram составила бы несколько миллионов долларов в год. Но, в конце концов, предчувствие Патрика оказалось верным. Seagram не отменил бюджет Curtis — по слухам потому, что мистер Сэм вызвал сына в свой кабинет и отчитал его за превышение полномочий, хрипловато пробормотав: «Мы размещаем рекламу в этих журналах, потому что они нам нужны, а не потому, что мы нужны им».

Но хотя этот эпизод закончился как буря в чайнике, он показал, что Эдгар Бронфман был человеком, с которым нужно считаться.

Летом 1957 года двадцативосьмилетний Эдгар Бронфман обратился к своему отцу и заявил, что ему пора стать президентом компании «Joseph E. Seagram and Sons». Мистер Сэм не согласился и высказал мнение, что Эдгару лучше работать в другой сфере, а не в ликеро-водочном бизнесе. Последовала бурная сцена, в конце которой Эдгар встал и сказал: «Если вы говорите, что компания недостаточно хороша для меня, то я не хочу в ней работать». Это прозвучало как очередной ультиматум, и мистер Сэм, посоветовавшись с женой, уступил и дал Эдгару то, что он хотел.

Однако этого могло и не случиться, если бы за несколько лет до этого мистер Сэм не совершил важную маркетинговую ошибку Seagram's — одну из немногих ошибок, если не единственную, которую он признал в своей жизни. Он отказался всерьез воспринимать растущую популярность водки в США. Другие сотрудники компании, в том числе и его сын, неоднократно говорили ему о том, что водка становится все более популярной, и предлагали заняться водочным бизнесом. Но Сэм, убежденный в превосходстве купажированного виски, не хотел мириться с тем, что американцы будут пить напиток, который не имеет ни вкуса, ни аромата, да еще и ассоциируется с Советской Россией. К концу 1950-х годов, когда конкурирующие компании стали наживаться на новом увлечении водкой, г-н Сэм, упорно считая, что это увлечение не продлится долго, нехотя согласился с тем, что его суждение было ошибочным. Его сыну потом было очень приятно сказать своему властному отцу: «Я же тебе говорил».

Многое написано об итало-американских «преступных семьях», в которых сыновья обучались идти по стопам отцов. Но у еврейских преступников, с которыми итальянцы часто имели дело, были другие представления. Хотя, как и итальянцы, они были семейными людьми, у евреев не было династических амбиций по поводу того, что их сыновья станут их преемниками в преступной жизни — так сказать, синдром «крестного отца». Напротив, еврейские гангстеры обычно заботились о том, чтобы их дети получали образование в лучших школах-интернатах и колледжах, а в остальном их направляли в русло традиционной американской респектабельности и гражданской правоты. Их сыновья получали образование врачей, юристов, ученых, а дочери выходили замуж за солидных, добропорядочных молодых людей с расчетными счетами в Brooks Brothers. В большинстве своем семья еврейского гангстера не знала, чем зарабатывает на жизнь кормилец. («Занимается недвижимостью», — говорила жена Мейера Лански, что в определенном смысле было правдой). По словам