Благословенный Камень - Барбара Вуд

Венеция поразила Катарину. И хотя они проезжали и более крупные города, даже такую удивительную столицу, как Нюрнберг, но по сравнению с Венецией все они казались заурядными. Город бы на удивление ровным. Ни гор, ни холмов; люди живут вдоль каналов и передвигаются на лодках-гондолах, орудуя смешными изогнутыми веслами; одеваются горожане гораздо роскошнее, чем на севере. Женщины из высшего общества семенили по улицам в башмаках на высокой платформе и не покрывали головы, как это было принято в Германии, а гордо выставляли на всеобщее обозрение свои локоны и косы, украшенные золотыми сетками и лентами. Многие мужчины, особенно молодые, носили длинные волосы и казались Катарине очень женственными. Хотя в тех пылких взглядах, которые они на нее бросали, не было ничего женственного. Волосы Катарины тоже не остались без внимания. В Бадендорфе ее золотые косы не были чем-то необычным. Но, чем дальше они продвигались на юг, тем удивительней они казались. Ей встречались женщины и со светлыми волосами, но обычно они были крашеные и явно искусственные.

Доктор Махмуд и Катарина направлялись в гавань в обширной прибрежной лагуне. Пробираясь по узким улочкам вдоль каналов, они случайно набрели на свадебный пир в одном из особняков. Торжество было в самом разгаре. Жених с невестой, смеясь, бросали с балкона еду в стоявшую внизу толпу: Катарина видела, как на головы веселящихся прохожих дождем сыпались зажаренные фазаны, золотистые лепешки, засахаренные фрукты и миндаль. После недолгих размышлений доктор Махмуд и Катарина присоединились к толпе и успели поймать небольшой круг сыра и кисть красного винограда, которыми и полакомились, пока шли в гавань. Потом им объяснили, что это здешняя традиция — так люди показывают свое богатство и щедрость. Столь же чрезмерным доктору Махмуду и Катарине показалось венецианское чувство справедливости: завернув за угол, они наткнулись на разъяренную толпу, терзавшую двоих мужчин. Жертвам буквально разорвали грудь и пригвоздили еще теплые сердца к дверям маленькой церкви. Оказалось, что эти двое неделю назад убили главу одной из влиятельнейших семей Венеции.

Наконец они достигли гавани, где перед ними предстало еще более поразительное зрелище. Сквозь целый лес парусов и мачт Катарина увидела каравеллы, каракки, галеры, торговые корабли, военные суда, каноэ, шлюпки, баркасы, плоты и даже пару потрепанных китайских джонок с красными парусами. Причалы были битком забиты паломниками — как христианами, так и мусульманами, — отправлявшимися в святые места и прибывавшими из них. Там были моряки из всех портов мира, торговцы, ученые, офицеры и портовые грузчики, тащившие на борт тюки, бочки, животных и всевозможные товары. В воздухе стоял гул голосов, звучала речь на сотне разных языков, как в древнем Вавилоне. Катарина заметила что-то вроде книжной лавки. Она видела печатные книги и раньше — бадендорфская церковь гордилась тем, что ее Библия была сделана на печатном станке — но никогда еще не видела столько, сколько было в этой лавке: более четырехсот самых разных книг!

Катарина никогда не мечтала о странствиях и приключениях, а теперь они буквально свалились на нее. В ее душе странным образом уживались печаль и радость, потому что, хоть она и горевала по матери, тосковала по Бадендорфу и по Гансу, в то же время ее вдохновляла мысль о том, что она встретится со своими настоящими, кровными, родственниками. Катарина всегда считала, что человек не может одновременно смотреть вперед и оглядываться назад, но именно так сейчас и поступала.

Они нашли корабельную контору. Но, к их огорчению, все им отказывали: то капитан не хотел брать на борт мусульманина, то не хотел брать на борт женщину, то вообще не хотел брать пассажиров. Суеверия были вторым самым большим страхом моряков: если корабль не потопит язычник, значит, это сделает женщина.

День шел на убыль, и вместе с ним убывали их надежды. Доктор Махмуд предложил устроиться куда-нибудь на ночлег, а утром предпринять еще одну попытку.

Именно тогда Катарина и увидела незнакомца. Он как-то выделялся из толпы на пристани, хотя она и не смогла бы точно объяснить, чем. По его белому камзолу, голубым бриджам и голубым чулкам можно было сказать, что он дворянин. На нем была странная мантия, что было довольно старомодно, потому что мужчины в то время уже не носили такую одежду. Мантия была белая, с вышитым на спине восьмиконечным голубым крестом, наводившим на мысль, что ее владелец принадлежит к некоему религиозному ордену. Незнакомец был высок и подтянут, с коротко подстриженными каштановыми волосами и коротко подстриженной бородой над белым жабо. С пояса на левое бедро свисал изящный меч. Он был явно богат. Но было что-то особенное в том, как он смотрел на море; в нем чувствовалась какая-то тайна или какая-то страстная мечта, и это весьма заинтересовало Катарину. Он вдруг обернулся, говоря что-то одному из грузчиков, и Катарина заметила в его взгляде тень печали. «Он переживает какую-то драму», — подумала она и сама себе удивилась. Чужаки, забредавшие в Бадендорф, редко когда привлекали ее внимание и уж тем более не будоражили ее воображение. Но этот человек сразу же завладел ее воображением, она не могла понять почему.

Она едва успела повернуться к доктору Махмуду, как откуда ни возьмись на них налетели грабители и, сильно толкнув, выхватили из рук старика и девушки узлы и побежали прочь. Катарина закричала, успев подхватить доктора, который чуть было не упал.

Увидев, что произошло, незнакомец в мантии бросился в погоню.

— А ну, стоять, мерзавцы! — крикнул он, догнав их и схватив за воротники двоих последних. Воры побросали добычу, вырвались и исчезли в толпе.

— Вас не покалечили? — спросил незнакомец Катарину на латыни, международном языке путешествующих христиан.

— Все в порядке, благодарю вас, господин, — ответила Катарина, взволнованная более близостью незнакомца, чем внезапным нападением.

— Я дон Адриано из Арагона, рыцарь Братства Марии. А он — турок? — И он махнул головой в сторону доктора Махмуда.

Катарина, не отрываясь, смотрела на незнакомца. Вблизи он производил еще более сильное впечатление. Черты его лица были не столько красивы, сколько необычны. А страстная тоска и одиночество были еще заметней.

— Доктор Махмуд из Испании, господин, как и вы.

Но это, судя по всему, мало его заинтересовало.

— Куда вы отправляетесь?

— Сперва — в Хайфу, а оттуда в Иерусалим.

Он вновь внимательно посмотрел на нее. Девушка с волосами цвета золотой пряжи и наивная, как младенец. Что она делает в обществе старого араба, зачем едет в Иерусалим? Он бы не стал задавать себе эти вопросы, если бы она не была христианкой, направлявшейся в Святую Землю, потому что он дал обет помогать паломникам, держащим путь в Иерусалим.