Шантаж - Семен Малков

Вера Петровна долго лежала с открытыми глазами, печально размышляя над своей неудачной, несмотря на все внешнее благополучие, личной жизнью. Она совершенно по-новому смотрела на спящего Григорьева: вот лежит рядом, мерно дыша и похрапывая во сне, абсолютно чужой, незнакомый человек...

Глава 20

МАТЬ-ОДИНОЧКА

С развитием беременности Светлана наряду с физическими метаморфозами организма ощутила и изменения психологические. Ее по-прежнему часто одолевала тревога за Мишу, беспокоило отсутствие писем, но она стала спокойнее, уравновешеннее. Постепенно все ее помыслы переключились на поселившееся в ней еще неведомое существо, С первого же дня, когда почувствовала, как ребенок шевелится, внимание ее было поглощено новыми ощущениями, а сознание – возрастающей ответственностью за благополучное появление маленького человечка на свет.

Теперь она старалась меньше волноваться, избегать резких и опасных движений, правильно питаться. Ребенок рос не по дням, а по часам, и живот становился все заметнее.

– У нее что, уже три месяца? – обеспокоился Иван Кузьмич, когда они с женой вместе обедали.

Светлана отдыхала у себя в комнате: питалась она по собственной программе, руководствуясь советами врачей из женской консультации и медицинскими журналами.

– Ошибаешься, больше четырех, – ответила Вера Петровна, подавая второе. – А что ты, собственно?..

– Да так... Надеялся на ваше благоразумие, – недовольно проворчал он, нахмурив брови. – Напрасно аборт не сделала. Ребенок здорово руки свяжет. Ведь у Светы голос хороший, лучше бы ей карьерой заняться. Успеет еще нарожать детей, когда замуж выйдет! – Сердито замолчал и принялся за еду.

– А ты не расстраивайся, время еще есть. Но что аборт безопасен – напрасно так уверен. Знаешь ведь, сколько женщин, особенно после первого, остаются бесплодными на всю жизнь.

– Чепуха! Это зависит от врачей и от условий! – убежденно возразил Григорьев. – В нашем медицинском центре все – лучшее в стране. Прыгать будут вокруг моей дочери!

Больше он ничего не сказал, просмотрел сидя за столом свежие газеты и только потом отправился в комнату дочери.

– Светочка, к тебе на прием можно? – пошутил он, приоткрыв дверь и убедившись, что она не спит. Вошел, присел рядом с ней на кровать. – Как твое самочувствие, дочка? От Миши есть что-нибудь?

Светлана приподнялась на кровати, взбив повыше подушки.

– В консультации говорят – все у меня идет как надо. Самочувствие вполне приличное, а аппетит – прямо гигантский. Ем за двоих, а может, за троих! – пошутила она, делая испуганные глаза; но тут же приуныла – От Миши давно никаких вестей... В последнем письме к матери, месяц назад, сообщил, что выезжает с товарищами на задание; с тех пор – ни строчки!

– Думаю, Светочка, волноваться не следует, – постарался он ее успокоить. – Обстановка там сложная; боевые действия идут по всей стране. Письма могут проваляться в блокированном районе, а то и совсем пропасть. – Помолчал, подумал; потом спросил осторожно: – А как твои музыкальные планы? Совсем забросила? С распределением-то прояснилось? Уж не решила ли бросить пение в связи с родами?

– Меня, папа, стажером направили, в труппу Театра музыкальной комедии. Да ты знаешь, я говорила. Но пока мне полагается законный отпуск, а там посмотрим. – И, видя его недовольное, озабоченное лицо, добавила: – Не беспокойся, я свой талант в землю зарывать не собираюсь. Вот увидишь – буду знаменитостью. Я и псевдоним уже придумала – Светлана Светланова. Как тебе, а?

– Вот эта ты дело говоришь, доченька! – Григорьев решил, что настал благоприятный момент. – Нельзя, конечно, бросать дело, к которому чувствуешь призвание, столько лет готовилась... – Посмотрел на нее испытующим взглядом и с преувеличенной тревогой поинтересовался: – Как же ты в театре будешь работать, когда родишь ребенка? Он же свяжет тебя по рукам и ногам. Да и вообще, зачем вам с Мишей торопиться? Вы совсем молодые, вам для себя пожить бы. А ему, как вернется, еще сколько работать, чтобы встать на ноги и содержать семью.

– А что ты предлагаешь? – насторожилась Светлана, и лицо ее потемнело. – Избавиться от ребенка?

– Ну зачем же так резко? – Иван Кузьмич немного смутился от прямоты поставленного вопроса, но решил не отступать. – Хотя, в общем-то, я счел бы правильным воздержаться от шага, который осложнит жизнь вашей молодой и неокрепшей семьи. И тебе и Мише нужно реализовывать себя как личностям, а ребенок... он не даст.

– Хватит меня агитировать, папа! – Светлана начинала сердиться. – Я твою позицию знаю и не разделяю. Мне мой ребенок дороже всего на свете – любой карьеры! Понял ты меня? Между прочим, твой внук. Неужели не хочешь стать дедушкой? – Она как будто смягчилась от своих слов.

– На этот счет возражений, конечно, нет. Но для меня главное – это ты, доченька, твоя судьба! А внуки – дело второстепенное, – не сдавался Григорьев. – Я тебя люблю больше... всего остального.

– Что-то сомневаться в этом начинаю, – покачала головой Светлана. – Если я тебе дорога, зачем же толкаешь меня на аборт? Не боишься за мое здоровье? Думаешь, это не опасно?

– Вы что же, сговорились с матерью?! – взорвался Иван Кузьмич – обычное самообладание оставило его: видно, с возрастом нервы сдают. – У вас обеих... дефект какой-то в голове! Какая опасность – это в блестящих-то условиях Кремлевки? Всего бояться – так и жить не стоит! – И, ругая себя за несдержанность, опасаясь в раздражении сказать дочери еще что-нибудь лишнее, поднялся и вышел.

«И это говорит мне родной отец? Не дорожит мной, не хочет иметь внука! А если аборт кончится плохо? Не похоже, что его это беспокоит, а ведь он такой предусмотрительный. Странно все это! – недоумевала Светлана, поневоле вспоминая признание Нади. – Неужели это правда, и отец... мне не родной? Что-то не почувствовала в нем сейчас голоса крови, – удрученно думала она. Но тут же отбросила печальные мысли. – Нельзя мне волноваться! Для маленького моего вредно!»

Иван Кузьмич об аборте больше не заикался, но Светлана, как ни старалась, не могла избавиться от неприятного осадка, – он остался из-за его настойчивости и возродил ее сомнения. Как-то, завтракая с матерью на кухне после его ухода на работу, она не удержалась:

– Мамулечка! Давно вот собираюсь тебя спросить... – издалека начала она, глядя на нее невинными глазами. – А почему у вас с папой, кроме меня, нет детей? Ведь я теперь взрослая, скоро рожу сама, и ты можешь откровенно все мне сказать. Или это секрет?

– Да какие уж тут секреты? Особенно от тебя. – Вера Петровна не почуяла подвоха. – Роды у меня были непростые, с осложнениями, вот и не получилось у нас больше никого. А ты что, недовольна?